Такое печальное положение чувствовалось во всех странах всеми сословиями. Но исправить его было трудно, потому что церковь вытеснила мирских властителей из их законной сферы, этих жизненных и содействующих членов церкви, предъявляя им непомерные претензии. Между тем без помощи этих самых властителей церковная реформа была невозможна. Как учила уиклифская ересь, дело должны были взять в свои руки светские князья. Действительно, немецкий король Вацлав и французский король Карл VI решили водворить в церкви единство, заставив обоих пап отказаться от своего сана. Но те не собирались этого делать. Начатые по этому поводу переговоры велись только для вида. Среди этого вырастала новая, непредвиденная сила, которая находила ответы на то, перед чем немела догматика и существовавшее каноническое право. Эта сила заключалась в свободном знании и университетах, которые стали быстро развиваться со второй половины XIV в. в Праге (1348 г.), Вене (1365 г.), Гейдельберге (1387 г.), Кёльне (1388 г.), Эрфурте (1392 г.), причем наиболее прославившиеся, Парижский и Оксфордский, занимались самыми наболевшими вопросами, в основном церковной реформой «сверху донизу» и созванием вселенского собора для этой цели.
Печать факультета богословия Парижского университета. 1398 г.
Париж. Национальный архив.
Но кто имел право его созвать? Это было очень серьезным вопросом. Однако под давлением общественного мнения кардиналы обеих курий созвали такой съезд в Пизе в марте 1400 г. Два вожака реформенной партии, камбрейский епископ Пьер д'Айи и канцлер Парижского университета Жан Жерсон заняли главенствующее место на этом соборе, который повел дело решительно, объявил обоих пап, Бенедикта и Григория, низложенными, и избрал нового, Петра Филарго, уже немолодого, под именем Александра V. Собрание было торжественным, в нем участвовали 22 кардинала, 3 патриарха, 12 архиепископов, 80 епископов, 87 аббатов. 300 докторов богословия и канонического права были представителями 15 университетов. Решения были резкими, но преобразовательное движение не было еще всесокрушающим, собор еще не опирался на могучую народную силу. Александр V, хороший богослов, не способный, однако, противостоять своим кардиналам, распустил собрание, в то время как оба низложенных схизматика продолжали считать себя законными папами. Таким образом, появилось уже трое наместников святого Петра, причем всей богословской и юридической учености было недостаточно для определения, кто из них был на самом деле настоящим и правомерным.
В это время в Чехии развилось движение, непосредственно примыкавшее к ереси Уиклифа. В Праге, отличавшейся умственным развитием, давно уже высказывались протесты, теперь же к ряду таких реформаторов, как Штитный, Милич, Матвей из Янова, примкнул молодой священник, степенный и высоконравственный искренний проповедник чех Ян Гус, родившийся в 1369 г. в пограничном местечке Гусинце. Он рано занял место при университете и, начиная с 1402 г., привлекал к себе общее внимание, состоя проповедником при Вифлеемской часовне в Праге и духовником королевы Софьи.
Подпись Яна Гуса. «IOHANNES HUS MAGISTER IN ARTIBUS» (Ян Гус, магистр искусств).
Сочинения Уиклифа читались в Праге уже с 1381 г., еще при жизни автора. Университеты сохраняли тогда между собой живую связь, поддерживаемую постоянным наплывом и перекочевкой учащихся. Дух этих сочинений и практическая сторона учения Уиклифа вызывали сочувствие прямодушного Гуса. Он говорил, что хотел бы поравняться с тем уровнем, на котором стояла душа Уиклифа. Особенно повлиял на него доклад Уиклифа «Tractatus de ecclesia», основные положения которого воспроизведены Гусом в его собственном сочинении под тем же названием. Опасных идей о «пресуществлении» Гус, кажется, не усвоил, хотя и его мог привлекать какое-то время спиритуалистический взгляд на таинства. Однако при всей своей христианской прямолинейности он проявлял крайнюю осторожность и совестливость в суждениях о частностях некоторых главных вопросов. Но его друзья, например, рыцарь Иероним Пражский, принимали учение Уиклифа безусловно. Таким образом, в университете, полном приезжими студентами, царило большое возбуждение. К богословско-философскому спору присоединялась и племенная вражда, задевавшая университетский устав. В совете заведения, ведавшем широкими интересами, большинством голосов располагали немцы, что унижало национальные права чехов. Благодаря влиянию своего знаменитого проповедника они смогли добыть королевский декрет, гласивший, что отныне чешская нация должна была иметь в совете три голоса, а иностранцы лишь один. Это привело к разрыву: иностранные профессора и студенты покинули Прагу. Переход их в новый Лейпцигский университет вызвал расцвет этого заведения, получившего в том же 1409 г. утверждение папы. Все это было жестоким ударом для немецкого элемента в Чехии, и у магистра Гуса появилось множество врагов. Пражский архиепископ, получив полномочие у папы Александра V, сжег все сочинения Уиклифа и запретил проповедование в частных часовнях. Гус не покорился этому распоряжению, за что был отлучен, но король, дворянство и университет были на его стороне. Король выступил против архиепископа, говоря, что духовенство было довольно, пока Гус обличал мирян. Следовало бы ему остаться довольным, когда тот же Гус принялся и за обличение грехов духовенства. Сам Гус, не обладавший большим научным глубокомыслием, но питавший глубокое убеждение в ответственности перед Богом, как и большинство членов его сословия, укреплялся в мысли, что человек, получивший от Господа назначение проповедовать, должен делать это невзирая ни на какие угрозы и отлучения. Такое убеждение должно было, несомненно, увести его за пределы, установленные существовавшей католической церковью, в чем, по-видимому, он не давал себе полного отчета. Как бы верно ни было то положение, что глубокая внутренняя уверенность благочестивого человека в возложенном на него свыше поручении обязывает его к известным деяниям, без всякого соотношения со взглядами каких бы то ни было земных властей — такое положение все же не католично: католическая церковь больше не знала никаких божеских внушений без посредничества ее властей, с тех пор как превратилась в учреждение церковников и пап. Перед растущим общим сопротивлением архиепископ на время умолк, но вскоре раскол проявился еще резче (1412 г.). Папа отлучил Гуса и запретил ему пребывание в Праге. Отлученный удалился тогда в Гусинец, но продолжал проповедовать и издал подобие манифеста, в котором взывал к Христу о суде между ним и папой.
Это обращение от ложного, внешнего и преходящего проявления католической церкви к ее извечному принципу имело глубокое значение для того пути, по которому развивался вопрос о церковной реформе. С тех пор как ненормальному положению в германском государстве, бывшему в 1410 г. таким же «трехглавым чудовищем», как и церковь, был положен конец и Сигизмунд признан единым, законным королем, движение в пользу церковной реформы и ожидание всеобщего собора, который должен был провести эту желанную реформу «сверху и донизу», получило новое подкрепление. После смерти Александра (1410 г.) папой был избран кардинал, легат в Косе, Бальтазар под именем Иоанна XXIII. По отзывам его противников он считался человеком порочным, во всяком случае, его прошлое, что было, впрочем, обыденным явлением среди высшего духовенства. Сигизмунд встретился с папой во время одной из своих поездок в Верхнюю Италию и предложил ему в качестве необходимой меры созвать собор, что этому искушенному в мирских треволнениях человеку было нетрудно разъяснить другому, стоящему на одном уровне с ним. Они сошлись и относительно места для этого съезда, в результате чего в декабре 1413 г. папа издал буллу, которой собор созывался на 1 ноября 1414 г. в Констанце, на Боденском озере, — следовательно, на германской территории. Этот долгожданный собор действительно открылся 5 ноября 1414 г. при личном присутствии самого Иоанна XXIII.
Въезд папы Иоанна XXIII (1410–1415) в Констанц в 1414 г.
Над балдахином — изображение процессии Святого причастия.
Съезд был блестящим даже с внешней стороны: налицо были 3 патриарха, 29 кардиналов, 33 архиепископа, 150 епископов (треть которых состояла из папских креатур, «бедных итальянских прелатов»), 100 аббатов и 300 докторов. Кроме того, прибыли многие лица из светской знати, привлеченные важностью подлежавших обсуждению дел и удобным случаем. В самые блестящие дни собора число присутствовавших доходило до 80 тысяч. К Рождеству прибыл и король Сигизмунд. Но внешнее великолепие съезда все же уступало его внутреннему значению. Речь шла не только об устранении самых тягостных и вопиющих злоупотреблений, худшим из которых была схизма и незаконное существование трех пап, но и о преобразовании самодержавного правления церковью в конституционное, о ее способности на усовершенствование и постоянный прогресс. При этом такое преобразование, которое в случае успеха могло бы считаться полным обновлением, рождением новой церкви, должно было свершиться мирным, законным путем, с помощью учредительного собрания, в состав которого должны были войти ученейшие мужи различных европейских стран. Общее настроение было благоприятным, перевес — на стороне партии, требовавшей реформ.