Римляне штурмуют германское укрепление. Рим. Колонна Марка Аврелия.
Легионеры, построенные «черепахой», идут на штурм. Сверху германцы забрасывают атакующих каменными глыбами и дротиками. Отряд спешенных римских кавалеристов пробует поджечь укрепление, земляной вал которого усилен бревнами, а бруствер сплетен из ивовых прутьев.
Полвека спустя величайший из римских государственных людей, Гай Юлий Цезарь, был озабочен тем, как оградить от массовых вторжений германских народов страны, лежащие к западу от Рейна. Отчет, оставленный им о переговорах с вождем германцев Ариовистом, состоявшим на службе у секванов, доказывает, что Цезарю приходилось иметь дело с народом, непохожим на полудиких кимвров и тевтонов. В речи Ариовиста чувствуется сознание собственного достоинства, видны определенные стремления, разумное отношение к средствам борьбы и даже знакомство с общим политическим положением. При Везонтии хорошо устроенное германское войско понесло поражение от Цезаря и было отброшено за Рейн. После этого об Ариовисте уже ничего не слышно. Однако вскоре становится известно о новой попытке вторжения германских народов (узипетов и тенктеров) в низовья Рейна, которую римскому проконсулу также удалось отбить, отчасти при помощи коварства, отчасти при помощи кровавой борьбы, и удержать Рейн — границу между римским и германским миром.
Страшными ударами разразилась римская мощь над варварами, осевшими в обширной стране на восток от Рейна. Впечатление этой мощи, а также полного покорения Галлии, происшедшего у них на глазах, было сильно и укоренилось прочно. Влияние римлян на германцев было двойным. С одной стороны — мирное, незаметное, с другой — сильное в частной жизни. Цезарь принял на службу германский конный отряд, оказавший ему при Алезии и Фарсале важные услуги; Август и Тиберий доверяли охрану своей особы телохранителям из германцев. Таким образом, на службе в римских вспомогательных войсках немалое число германцев научилось языку римлян, познакомилось с римской жизнью, с ее потребностями и даже до известной степени с умением эти потребности удовлетворять. Когда подобное сближение произошло в более или менее обширных размерах, то на границах, а потом и значительно далее, развились торговые отношения, преисполненные для римлян опасностями, однако чрезвычайно выгодные. Опорными пунктами этих мирных отношений стали города, которые в период, последовавший за смертью Цезаря, были выстроены на берегах Дуная и Рейна: Виндобона, Августа Раурика, Могонтиак, Бона, Колония Агриппина (Вена, Базель, Майнц, Бонн, Кёльн). Эти города в свою очередь способствовали быстрой романизации областей, лежавших на юг от Дуная и на запад от Рейна. Это были прекрасные стратегические пункты, служившие перевалочными базами возникающей торговли. Теснее всего слияние германского и римского элемента произошло в Колонии (Кёльне) на месте бывшего здесь древнего города убиев (первых действительно умиротворившихся германцев), подобного другим германским поселениям, какие видны в верховьях Рейна еще в доцезаревское время. Впрочем, германцы с правого берега допускались в Колонию, лежавшую на левом берегу, безоружными и во время своего пребывания в городе подвергались тщательному надзору. Такого рода отношения, завязавшиеся между римским и германским миром, хотя и прерывались иногда насилием и войнами, по существу не могли быть окончательно прерваны, их последствия день ото дня проявлялись все яснее и яснее. «Мы уже научили их принимать от нас деньги», — веско замечал Корнелий Тацит, историк, полтораста лет спустя после Цезаря с глубоким интересом изучавший «свободную Германию». Он мог бы сказать, что германцы научились от римлян не только обращению с деньгами, — они научились пить вино, которое еще во времена Цезаря нельзя было ввозить под угрозой строгого взыскания.
Отношения с римлянами пробуждали у германских племен воинственные наклонности. Прежде всего, сравнивая свой быт с бытом римского народа, германцы научились сознательно относиться к своим национальным особенностям. Во времена Цезаря отдельные племена вели независимую жизнь. Среди этих племен или объединений племен, например, среди свевов, в мирное время не было никакой высшей объединяющей власти, общины были вполне самостоятельны. Между тем, они уже близки к тому, чтобы осесть на одном месте. В некоторых местах от общинного владения землей племена начали переходить к распределению земли во владение частных лиц в форме частной собственности. Но главными занятиями этих племен все еще были скотоводство и охота, а не земледелие, способное создать истинную собственность. Плодовых деревьев в стране, заселенной германцами, не было, она состояла почти исключительно из лесов и пастбищ, местами пересекаемых болотами и пустошами — надежными границами, отделявшими одно племя от другого.
Римские легионеры уводят в плен германских женщин. Рим. Колонна Марка Аврелия.
Несмотря на это, войны и усобицы между племенами почти не прекращались; нравы их были воинственны и кровожадны, хотя одеждой им служили шкуры зверей, а оружие было самым первобытным. Вооруженными германцы являлись и на совещания, и на пиршества. Война и охота были главными занятиями мужчин, а вся тяжесть домашних и полевых работ лежала на женщинах и рабах. Самым торжественным днем в жизни юноши был тот, когда ему перед лицом всей общины вручалось оружие, и он становился в ряды воинов. С воинственным характером древнегерманской жизни было связано и довольно определенное демократическое направление политической жизни при умеренном влиянии жрецов, не составлявшим, подобно галльским друидам, замкнутого сословия. Поселки были разбросаны, каждый сам выбирал место около своего поля, источника или в небольшом лесочке. Были уже деревни, обнесенные оградой, но не было поселений в виде городов. Вообще, во времена Цезаря у германцев не существовало общего государственного строя.
Совет у германцев. Рим. Колонна Антонина.
Дружинный быт, который многие стараются приукрасить, долгое время препятствовал образованию настоящих государств. Отдельные удальцы или вожди, подобные Ариовисту, прославленные своими подвигами, на свой страх и риск предпринимали военные походы, собирая вольницу из своего племени — и племя не могло этому препятствовать. Эта вольница следовала за своим вождем, его честь становилась ее честью, и наоборот. Наградой им служила общая добыча или же, как в стране секванов, территория, которую наемной дружине удавалось отнять у тех, к кому она нанималась на службу. Постепенно из этого дружинного быта возник аристократический элемент, окрепший в постоянной борьбе подрастающих поколений.
Именно теперь, когда германские племена узнали могущественное единое Римское государство, положение, в котором некогда застал их Цезарь, стало быстро меняться: проснулось честолюбие частных вождей, у народов появилась потребность выйти из разъединения. Насилия, совершенные над римскими купцами, послужили поводом к началу войны, которой Август хотел избежать, но все же начал в 27 г. до н. э.
Серебряная монета Клавдия Нерона Друза (Старшего).
В поле изображен трофей, составленный из германского оружия: вексиллума, щитов, копий и труб.
Приемный сын императора Клавдий Нерон Друз, в 13 г. до н. э. принявший начальство над войсками, стоявшими в верхне- и нижнерейнских провинциях (в «обеих Германиях»), повел эту войну по древнеримскому обычаю, нанося германцам удар за ударом, и в 9 г. до н. э. дошел до берегов Эльбы. Он умер во время этого похода. Его брат и преемник Тиберий, впоследствии император, был противником всяких завоеваний на правом берегу Рейна и тонко и остроумно посоветовал предоставить германские народы их собственным раздорам, которые римская политика должна была только поддерживать. Однако это возобновление войны римлянами оказало важное влияние на независимые германские племена: среди них появились первые попытки образовать более прочный государственный строй. К этому времени относится деятельность вождя племени маркоманнов Маробода, который вместе со своей дружиной нанес мощный удар кельтскому племени бойев и, создав большое и сильное войско, широко раздвинул пределы своих владений. С римлянами он умел ладить, а когда они задумали различными происками ограничить его возрастающее могущество, он поднял против них такое восстание в Паннонии и Далмации, что Тиберий рад был заключить мир с вождем маркоманнов как с равным. И в Северной Германии необходимость обороны привела тамошние племена к попытке установить более тесный, более сплоченный внутренний строй. Могущественнейшим из этих племен были херуски, жившие в постоянных раздорах и усобицах. Была у них и римская партия, во главе которой стоял один из местных вождей Сегест; главой противоположной, национальной партии был Сегимер, пожелавший, чтобы его сыновья Арминий и Флавий поступили в римскую службу. Арминий вскоре вернулся на родину и стал во главе партии, решившей отстоять независимость германской земли от римского преобладания. С тонким коварством варвара, которому приходится вступать в борьбу против превосходящих сил культуры, Арминий сумел обмануть римского наместника Квинтилия Вара, присланного в Германию в 7 г. н. э. и ревностно принявшегося за романизацию страны. Германские князьки польстили римлянину мнимым усердием и готовностью подчиниться его политике. Недаром один из римских историков заметил, что «никто себе и представить не может, как коварен этот германский народ при всей своей дикости». Таким образом, Арминию удалось окончательно отвести глаза римскому наместнику и побудить его к опасному походу внутрь страны, во время которого и обнаружился заговор.