Согласно этому плану, «Елизавете» следовало отправиться в Константинополь, где вокруг нее должен был сформироваться добровольческий польско-французский корпус, готовый начать военные действия против России. В дальнейшем во главе этого корпуса, ей следовало обратиться с воззванием к действующей российской армии и склонить её на свою сторону. В обмен на помощь, она обязывалась восстановить польское королевство в границах, которые то имело во времена саксонской династии и, свергнув с престола Станислава Понятовского, утвердить в качестве польского короля приверженца конфедерации. План этот был в тех условиях вряд ли осуществим, однако «Елизавета» и её окружение считали иначе.
На это путешествие князь отдал своей невесте последние, оставшиеся у него деньги, в обмен на что «княжна Елизавета» пообещала выхлопотать в Вене императорское разрешение на передачу во владение князю Шлезвиг-Гольштейна, присоединение которого к Лимбургскому княжеству было давним желанием её жениха, тот же дал ей письменные полномочия на ведение этого дела.
Михаил Казимир Огинский
13 марта 1774 г. «княжна» покинула Оберштейн в сопровождении жениха, который сопровождал её вплоть до Цвейбрюккена, где дал ещё раз торжественное обещание на ней жениться. В дальнейшем её путь лежал через Аугсбург, где она встретилась с фон Горнштейном и получила от него дополнительную сумму денег на путевые расходы, затем отправилась в Венецию, где её ожидал Радзивилл. Фон Горншейн, безуспешно пытавшийся убедить князя не ввязываться в опасную авантюру, вновь встретился с «Елизаветой» в Зусмаргаузене, и, передав ей от имени князя дополнительную сумму, постарался уговорить не продолжать поездку. Претендентка на престол, действительно усомнившись в успехе своего предприятия, дала ему слово в самом скором времени вернуться, но затем, поддавшись уговорам сопровождавших её поляков, решилась все же продолжать путь.
Оказавшись наконец в Италии, под именем графини Пинненберг, она остановилась в роскошном доме на территории французского посольства, где завела собственный двор, который постоянно посещали французские и польские авантюристы, рассчитывавшие на будущие выгоды от затеянного «княжной» предприятия.
Вновь испытывая денежные затруднения, «Елизавета» постаралась привлечь Михаила Огинского к составлению проекта «русского внешнего займа», однако осторожный посланник предпочел уклониться от этой чести. Окончательно оставшись без средств, самозваная княжна попыталась взять себе кредит у местных банкиров, обещая в качестве залога якобы принадлежавшие ей в Оберштейне агатовые копи, однако сумела получить лишь весьма скудную сумму, в результате чего стала торопить Радзивилла с отъездом в Константинополь.
16 мая 1774 г. вместе с самозванкой он сел на корабль, однако им удалось доплыть лишь до острова Корфу, где плохая погода и ветер, постоянно дувший в неблагоприятном направлении едва ли не вынудил их отказаться от своего намерения. Часть свиты, сопровождавшая «княжну», в частности, сестра Радзивилла княгиня Моравская, предпочла вернуться в Венецию, она же, перейдя на турецкий корабль, все же попыталась достичь Константинополя, но вместо того бурей была выброшена около Рагузы, где и прожила до конца 1774 г.
В это же время Алина распространяла уже новую версию своего происхождения, которая звучала следующим образом. Она родилась в 1753 г. от брака Елизаветы и её морганатического супруга, которого она считала «гетьманом всего казачества» — перепутав таким образом Алексея Разумовского с братом Кириллом, и до десятилетнего возраста жила при матери. После смерти последней Петр, герцог голштинский, которому по уверениям самозванки следовало лишь исполнять обязанности регента вплоть до её совершеннолетия (номинально называясь при том «императором»), был изменнически лишен трона, в то время как новая императрица — Екатерина II полгода спустя после этого события обеспокоилась выслать соперницу на поселение в Сибирь. Некий священник сжалился над узницей и помог ей бежать и добраться до «Казачьей Донской столицы», где принцессу укрыли сторонники отца. Однако Екатерина обнаружила её и здесь и попыталась извести ядом. Эта попытка провалилась, но чтобы не подвергать более опасности жизнь наследницы престола, её вывезли в Персию, шаху Жамасу (никогда не существовавшему — П. Мельников предположил, что она подобным образом пыталась передать имя «Тахмас — Надир-шах», но последний умер гораздо ранее того времени). Шах дал ей блестящее образование, пригласив из Европы учителей языков и различных наук. Когда принцессе исполнилось 17 лет, он наконец раскрыл ей тайну её рождения и предложил выйти за него замуж. Принцесса, однако же, не пожелала изменить вере своих предков и предпочла вместо того переселиться в Европу, в сопровождении перса Гали, командированного шахом специально для этой цели. На прощание шах снабдил её деньгами и драгоценностями, после чего наследница, переодетая в мужское платье, вернулась в Россию и, в сопровождении верного Гали объехав страну из конца в конец, побывав в Петербурге в гостях у «влиятельных отцовских друзей», отправилась в Берлин, где наконец раскрылась Фридриху II. Вскоре после этого её опекун, Гали, умер, а принцесса отправилась в Лондон, затем в Париж и наконец прибыла в Италию.
Также самозваная принцесса пыталась убедить всех, кто желал её слушать, будто в России у нее много влиятельных приверженцев, в частности Емельян Пугачёв. В письме верховному визирю она писала, будто на самом деле тот был князем Разумовским, сыном Алексея от первого брака, и ныне прилагал все силы к тому, чтобы возвести на престол «сестру».
Интересно, что для европейцев эта последняя версия звучала несколько иначе — Пугачёв был донским казаком «знатного происхождения», состоявший в свите Разумовского в качестве пажа. Заметив его природный талант и тягу к военному делу, Елизавета якобы отправила «пажа Пугачёва» в Берлин, где тот получил блестящее образование, занимаясь, в частности, математикой, тактикой и военным делом. По смерти Елизаветы, «генерал Пугачев» покинул Берлин, и, пользуясь тем, что искусно умел говорить с простонародьем и легко склонял его на свою сторону, возглавил возмущение в восточных областях империи с единственной целью посадить на престол «законную» наследницу. С тем же был связан и его псевдоним — Пётр III, так как подлинный Пётр должен был состоять опекуном при особе принцессы.
Рагузские власти, встревоженные появлением самозванки, дали знать в Петербург, российскому министру иностранных дел графу Н. И. Панину, который, как полагают по приказу Екатерины, не желавшей привлекать к «авантюрьере» повышенного внимания, не счёл нужным дать делу официальный ход.
Приблизительно в это время «княжна» обзавелась подмётными «завещаниями» Петра I и «матери» Елизаветы Петровны, написанном почему-то на французском языке. В последнем предписывалось короновать наследницу «Елизавету Петровну» по достижении последней совершеннолетия и предоставить ей неограниченную власть над империей. Полагают, что к изготовлению подложных документов приложили руку Радзивилл, бывшие в его свите поляки, и, быть может, иезуиты, также пристально наблюдавшие за развитием авантюры.
В это же время отношения между принцессой и Радзивиллом стали заметно портиться. Причиной тому было и высокомерие последней, в качестве «наследницы российского престола» начавшей относиться к владетельному князю свысока, и, в куда большей мере, неутешительные новости, приходившие из Турции и России. Так сообщалось об окончательном поражении Пугачёва и мирных переговорах между Россией и Портой, что лишало конфедератов последнего шанса на успех. Противники Радзивилла в самой Барской конфедерации воспользовались этим, чтобы начать против него кампанию интриг. Так официальный польский представитель в турецкой столице — Каленский — достаточно успешно хлопотал, чтобы представитель Радзивилла, Калишевский, никоим образом не мог получить для своего господина официальное разрешение на приезд в страну. Сам князь же, поняв наконец, что попал в глупое положение, связавшись с самозванкой, любыми путями пытался покончить с этой историей, сохранив при этом лицо. Так, вместо того, чтобы передать в немецкие и французские газеты написанные ею воззвания, он уничтожил их.
Сама же принцесса, впрочем, не собиралась унывать, уверяя всех вокруг, будто слухи о поражении Пугачева и мире между Россией и Портой не соответствуют действительности, и последняя, недовольная условиями Куйчук-Кайнарджийских переговоров, обязательно развяжет против России новую войну (это последнее сообщение в какой-то мере соответствовало действительности). Более того, «княжна» была совершенно уверена, или, по крайней мере, уверяла присутствующих, что одно её появление во главе турецкой армии немедленно изменит положение в пользу последней. В собственноручном письме султану Ахмету[12] она пыталась его убедить, будто ей содействует шведский король Густав III (при том, что в Европе и в самой России действительно ходили слухи будто он состоит в переписке с Пугачёвым, этим слухам в какой-то мере доверяла и сама Екатерина), что на стороне «законной наследницы» выступит Польша, а также будто ей в самое ближайшее время удастся склонить на свою сторону моряков российской эскадры под командованием Алексея Орлова, находившейся в то время в Ливорно. Копия того же письма должна была быть передана верховному визирю, однако Раздивилл, уже окончательно разочаровавшийся в самозванке, приказал Калишевскому перехватить оба послания, что и было сделано.