Финансово-бюджетную реформу Елюй Чуцай начал с обложения налогом монголов. Начиная с 1231 г., имперский народ должен был платить прямой однопроцентный налог — подушную дань. Может быть удивительнее всего в системе канцлера было более легкое налоговое обложение завоеванного в 30-е годы XIII в. китайского населения. Объяснив великому хану, что слишком тяжелый налоговый пресс побудит население разбежаться и таким образом нанесет ущерб казне, Елюй Чуцай обложил китайцев с огня, с жилища.
Население русских земель также было обложено с жилища, т.е. легче, чем монголы. Подготовкой к введению налоговой системы на Руси стала перепись населения, «число». К этому времени уже были переписаны Китай, Иран. Александр Невский, великий князь, должен был обеспечить беспрепятственную перепись. В Новгороде, подавив сопротивление «числу», он подтвердил неуклонную верность своей политике.
Кроме денежной подати, добавлялась ямская повинность: обеспечение подводами и лошадьми ямской службы — почты, соединявшей воедино гигантскую империи сетью постоялых дворов — ямов. Для сбора дани татары создали военно-политическую организацию. Наместники хана — баскаки — были посланы во все земли, им подчинялись военные отряды, в значительной части из местного населения. Присутствие баскаков обеспечивало своевременную уплату налога. Бунты, вспыхнувшие в крупнейших городах Владимирской Руси — Ростове, Суздале, Владимире, Ярославле — были направлены против мусульманских ростовщиков — «бесерменов», — которым великий хан Хубилай, внук Чингиса, унаследовавший императорский трон, передал на откуп сбор русской дани. Откупщики злоупотребляли силой и нарушили привычные нормы «баскаческой» системы. «Бесермен» превратился в «бусурманин»: слово стало обозначать в русском языке всех неверных, прежде всего — мусульман.
Некоторые историки считают, что убийства ростовщиков — сборщиков дани были организованы по инициативе Александра, воспользовавшегося конфликтом, возникшим между ханом Золотой орды Беркаем и центральным правительством21. Александр поехал в Сарай: сбор дани, «выхода», перешел в руки русских князей. Вскоре — уже после смерти великого князя — было отменено баскачество. В русский язык навсегда вошли финансовые термины татарского происхождения: казна, казначей, таможня (тамга), кабала (долговое рабство), кабак (заведение, имеющее разрешение на продажу спиртного), даже слово «деньги» и обозначения монет: копейка, алтын. На долгие века сохранилась на Руси монгольская налоговая система, равной которой не знала феодальная Европа.
В 1252 г. Александр возвращался из Сарая, получив ярлык на великое княжение. Летопись зарегистрировала: «Прибыл от татар великий князь Александр в город Владимир и встретили его с крестами у Золотых ворот митрополит, и все игумены, и горожане и посадили его княжить на столе отца его Ярослава, и была велика радость в городе Владимире и во всей Суздальской земле».
Присутствие митрополита не было формальным знаком уважения. Кирилл II, канцлер Даниила Галицкого, был назначен на митрополичий престол, после того, как Даниил получил в Орде ярлык на Киев. Кирилл отправился за утверждением к патриарху в Никею, но вернулся не в Киев, а во Владимир. Глава русской православной церкви свидетельствовал этим, что Киев потерял свое место центра духовной власти. Престол митрополита всея Руси переместился на северо-восток, туда, где правил великий князь всея Руси. Ярослав первым получил от Батыя ярлык на титул, заимствованный у митрополита.
Кирилл II, встречая Александра Невского, выражал полное одобрение политике великого князя всея Руси. Церковь безоговорочно поддержала выбор Александра, его тактику полного сотрудничества с татарами. Церковь имела для такого отношения полное основание. Прежде всего, по своим обычаям, татары проявляли полную веротерпимость: они не мешали распространению православия, они не вмешивались в назначения на церковные должности. Более того — церковь была освобождена от всех даней и поборов. Митрополиты получали, как и князья, ярлыки, ханские грамоты, освобождавшие от даней, пошлин и повинностей все черное монастырское духовенство и все белое приходское духовенство, группировавшееся вокруг церквей с клирами и зависимыми от церкви людьми, населявшими дворы при храмах. Оскорбление русской веры наказывалось смертной казнью. В 126] г. хан Берке, принявший ислам, разрешил тем не менее учредить в Сарае епископскую кафедру. Православные, жившие в Орде, имели таким образом своих священников, которые имели право обращать в русскую веру обитателей Сарая.
Привилегированное положение церкви обеспечивалось и тем, что митрополит имел, как и князья, прямой доступ к хану. Это давало ему возможность влиять на политику: слово митрополита могло сменить ханский гнев на милость, или наоборот. Князья были заинтересованы в поддержке церкви. В русских церквях молились за «вольного царя», как называли хана, перенеся на него титул византийского императора, который потом примет великий князь московский. Получив ярлык «вольного царя» от xaна, митрополит был независим от князя.
Русская церковь использовала свое положение для обогащения, для своего усиления, но также для распространения и укрепления идеи единства Руси. Она была воплощением этого единства в условиях, когда, по словам Василия Ключевского, только «власть хана давала хотя признак единства мельчавшимся и взаимно отчуждавшимся вотчинным углам русских князей»22. Историк имеет в виду продолжавшееся дробление княжеских владений; после нашествия число княжеств удвоилось — на северо-востоке их стало 18. Татары не возражали против умножения числа княжеств — это открывало дополнительные возможности интриг и обогащения за счет просителей, но в то же время предпочитали иметь одного более сильного князя в качестве главного своего представителя на Руси. Поддержка этого князя митрополитом, церковью была в интересах татарской политики. Ироничный Ключевский пишет, что ордынские ханы не навязывали Руси своих порядков, довольствуясь данью, даже плохо вникали «в порядок там действовавший... потому, что в отношениях между тамошними князьями нельзя было усмотреть никакого порядка».
Единая церковь была важнейшим фактором единства Руси — хранительницей веры и языка, связывавших воюющие между собой княжества. Поэтому защита веры, защита православия была для церкви главной задачей. Тем более что она видела страшную опасность — антиправославный «крестовый поход, шедший с Запада». Перед лицом этой — смертельной, как считала церковь — угрозы веротерпимые татары становились союзниками. Георгий Вернадский идет в своих размышлениях до логического конца и называет хана «защитником православной веры». Поэтому вклад Александра Невского в русскую историю он рассматривает, как два подвига великого князя: «Александр Невский, дабы сохранить религиозную свободу, пожертвовал свободой политической, и два подвига Александра Невского — его борьба с Западом и его смирение перед Востоком — имели единственную цель — сбережение православия как источника нравственной и политической силы русского народа»23.
Проповеди владимирского епископа Серапиона — одно из высших достижений литературы XIII в. — образец нравоучительной, воспитательной деятельности в условиях иноземного ига. Архимандрит Киево-Печерского монастыря до 1274 г., Серапион приехал во Владимир вместе с митрополитом Кириллом. Первое из поучений Серапиона было написано около 1230 г., т.е. до нашествия Батыя, пятое «слово» примерно 40 лет спустя. Первое — полно предчувствий надвигающейся катастрофы, ожиданий страшного, которое кажется проповеднику неминуемым, ибо внутреннее неблагополучие разъедает Русь. Когда несчастье пришло, Серапион видит в нем выражение гнева Божьего. Татары — это бич Божий. Серапион рисует ужасные картины: «Не пленена ли земля наша? Не покорены ли города наши? Давно ли пали отцы и братья наши трупьем на землю? Не уведены ли женщины наши и дети в полон? Не порабощены ли были оставшиеся горестным рабством неверных? Вот уже к сорока годам приближаются страдания и мучения, и дани тяжкие на нас непрестанны, голод, мор на скот наш, и всласть хлеба своего наесться не можем, и стенания наши и горе сушат нам кости». Кто же нас до этого довел? — спрашивает проповедник. Его ответ: «Наше безверье и наши грехи, наше непослушанье, нераскаянность наша». Это они вызвали гнев Божий.
Бичуя в обличительном пафосе грехи и пороки православных, Серапион неожиданно противопоставляет им, представляет в качестве образца, завоевателей: «Даже язычники, Божьего слова не зная, не убивают единоверцев своих, не грабят, не обвиняют, не клевещут, не крадут, не зарятся на чужое, никакой неверный не продаст своего брата... мы же считаем себя православными, во имя Божье крещенными и. заповедь Божью зная, неправды всегда преисполнены, и зависти, и немилосердия: братии своих мы грабим и убиваем, язычникам их продаем; доносами, завистью, если бы можно, так съели бы друг друга, но Бог охраняет!»24.