Грамота об избрании патриарха официально указывала на роль России как оплота православной истинной церкви: «Ветхий Рим падеся аполинариевой ересью... второй же Рим, иже есть Константинополь... от безбожных турок обладаем, втое же, о благочестивый царь, великое российское царствие — третий Рим благочестием всех превзыде, и вся благочестивая царствие в едино собрана, и ты един под небесем, христианский царь...» Современный русский историк отвергает предположение, что официальное признание доктрины «Москва — третий Рим» следует трактовать как выражение Москвой Бориса претензии на роль центра новой мировой империи, преемницы древнего Рима и Византии. С его точки зрения, поражение в Ливонской войне так ослабило Московское государство, что оно могло думать только о защите своих границ и возвращении утраченных русских территорий. Он отвергает также предположение, что русская церковь могла в это время претендовать на руководство всемирной православной церковью. Доктрина «Москва — третий Рим», пишет Р.Г. Скрынников, «выражала преимущественно стремление ликвидировать неполноправное положение Москвы по отношению к другим центрам православия... Отразило новое соотношение сил внутри вселенской православной церкви»151.
Побежденная на поле битвы, разоренная войной и опричной политикой, переживавшая острый социальный конфликт Москва в конце XVI в. не могла претендовать на мировую империю и роль главы всемирного православия, но доктрина «третьего Рима» не была тактическим требованием сиюминутной политики. Она выражала глубокое убеждение в исторической, Божественной, миссии, представляя собой могучий духовный стимул, игравший важнейшую роль в будущем страны. В начале 20-х годов XX в., когда Россия переживала послереволюционное Смутное время, побежденные противники большевиков призывали к сотрудничеству с новой властью ради интересов государства и объясняли, что Третий интернационал является ипостасью Третьего Рима и его инструментом152.
Смерть Ивана Грозного показалась королю Речи Посполитой Стефану Баторию достаточной причиной для объявления десятилетнего перемирия с Москвой недействительным. Баторий начал энергично готовиться к войне. Ему удалось убедить римского папу Сикста V, мечтавшего о крестовом походе против турок, что кратчайший путь в Стамбул ведет через Москву. Из Ватикана пришли первые субсидии для королевской войны и обещания дальнейшей помощи. Одновременно в Москву был отправлен посол, предложивший вечный мир с Речью Посполитой, который закреплялся бы согласием на унию (если кто-либо из государей — польский или русский — умирает, ему наследует остающийся в живых) и уступкой Смоленска, Новгорода и Пскова. Русские дипломаты ответили, что в Москве невозможно обсуждать вероятность смерти царя. Польский историк замечает: «Только в нашем Сейме можно было свободно, никого не оскорбляя рассуждать о том, что произойдет, когда король почиет в бозе»153. Не было, конечно, и речи об уступке русских городов.
Смерть Стефана Батория прервала приготовления к войне. Начались выборы нового короля. Некоторые русские историки считают, что Борис Годунов имел возможность провести кандидатуру Федора на трон Речи Посполитой: литовские магнаты, составлявшие русскую партию, просили на подкуп других депутатов Сейма 200 тыс. рублей. Борис после долгих размышлений послал 20 тыс., обещая потом еще 70 тыс., но было уже поздно. Партия шведского королевича Сигизмунда имела за собой сильную армию под командованием канцлера Яна Замойского, партия эрцгерцога Максимилиана Габсбурга имела поддержку папы и испанское золото, щедро раздаваемое послом Испании. Потерпел поражение только царь Федор, два других кандидата были выбраны враждующими фракциями. Ян Замойский разбил войско Максимилиана и, взяв эрц-герцога в плен, вынудил его отказаться от притязаний на польский трон. Сигизмунд III Ваза, сын шведского короля Юхана III, стал королем Речи Посполитой, оставаясь наследником шведской короны. Межкоролевье в Польше, а затем, после смерти Юхана III в 1592 г., неоднократные попытки Сигизмунда занять шведский трон (только в 1599 г. он был окончательно лишен прав на шведскую корону) отвлекали внимание Речи Посполитой от московских дел.
Воспользовавшись польско-шведскими раздорами (Сигизмунд дважды являлся в Швецию за наследством: в 1592 г. вместе с иезуитами и папским нунцием, в 1598 г. — с армией), а также набегом крымского хана на Польшу (в августе 1589 г. татары появились под Тарнополем и Львовом), дополнительно ослабившим Польшу, Москва выступила против Швеции. Царь Федор лично повел войска, при армии находился и Борис Годунов. Зимой 1590 г. русские овладевают потерянной в Ливонскую войну русской территорией, но штурм Нарвы, руководимый Годуновым, не проявившим военных талантов, заканчивается неудачей. В результате перемирия шведы уступили крепости Ивангород и Копорье, но сохранили Нарву. Основная цель русского наступления — овладение портом Нарвой и восстановление «нарвского мореплавания» — не была достигнута. Но было восстановлено положение, которое существовало до начала Ливонской войны.
Шведский король, не удовлетворенный результатами столкновения, начал в 1591 г. военные действия. Наступление шведов на Новгород и Псков должно было совпасть с вторжением крымско-турецких войск, насчитывавших до 100 тысяч всадников. 4 июля 1591 г. татарская орда подошла к Москве. Ночью, по не выясненной историками причине, в татарском стане началась паника и татары, теряя обозы, бросились в бегство. Неудача крымского хана охладила рвение шведской армии. В мае 1595 г. между Москвой и Стокгольмом был подписан «вечный мир» в Тявзине. Морская блокада русского побережья сохранялась. Швеция, обладавшая сильным флотом, создававшая армию, которая вскоре станет одной из могущественнейших в Европе, ставила своей целью превращение Балтийского моря в шведское озеро. В конце , продолжая политику Ивана Грозного, Борис заключил договор с Англией. Елизавета пыталась добиться для английской торговли права торговать без пошлины одновременно с запрещением торговли для других иноземцев, кроме того, королева просила разрешения искать сухопутный путь в Китай и содействия в этом русских. Отвергнув просьбы об исключительных правах, Борис разрешил одной компании торговать беспошлинно. Разрешалась только оптовая, но не розничная, торговля. Главными предметами вывоза из России были лен, пенька, рыба, икра, кожи, деготь, поташ, сало, воск, мед, меха. Торговля в основном носила меновый характер, причем воск разрешалось менять только на порох, селитру и серу на предметы, необходимые для армии.
На юге правитель Московского государства уделяет особое внимание строительству городов, укреплению засечной черты: в 1585 г. — Воронеж, в 1586 г. — Ливны, затем — Елец, Белгород, Оскол и Курск. Граница Дикого поля отодвинулась далеко на юг. Линия укрепленных городов не помешала войску хана Казы-Гирея дойти до Москвы в 1591 г., но это был один из самых последних крымских набегов таких размеров.
В 1586 г. отдался под защиту московского государя кахетинский царь Александр. Одно из маленьких государств, на которые в XV в. распалась Грузия, Кахетия занимает долины между Главным Кавказским и Кахетинским хребтами в Восточной Грузии. Принятие христианской Кахетии под высокую руку царя продвинуло границы Москвы до Кавказа, но было чревато столкновениями с Турцией, Персией и горскими народами, которые претендовали на кахетинскую землю. Борис не хотел втягиваться в конфликт с сильными мусульманскими государствами и оказал лишь незначительную помощь королю Александру. Единственным видимым результатом расширения пределов Московского государства было укрепление города на реке Терек.
Интерес к Кавказу проявлял уже Иван Грозный, выбравший второй женой кабардинскую княжну Марью Темрюковну. Решение кахетинского короля Александра свидетельствовало о притягательности православного московского царства для христианских государств Кавказа, взятых в клещи мусульманскими державами.
Огромное значение для будущего России имело движение в глубь Сибири, развивавшее успехи Ермака. Поход 640 донских казаков, усиленных двумя сотнями солдат, был организован и оплачен семьей Строгановых, история которых в России уникальна. Потомки поморских крестьян, они неслыханно разбогатели, владея соляными варницами и монополизировав торговлю с туземным населением. В 1558 г. Иван Грозный пожаловал Строгановым территорию по Каме и на Урале размером более 10 млн. гектаров. Царь освободил их от налогов, оставив за собой только право на серебряную, медную и оловянную руду, если она будет найдена. Вся власть на территории принадлежала Строгановым: они имели право суда над жителями, будучи сами подсудны только царю, они строили крепости, держали войско и лили пушки. Поход Ермака был организован для защиты владений от нападений местных племен, объединенных в 1556 г. ханом Кучумом.
Казаки Ермака, используя не известное их противникам огнестрельное оружие, разбили Кучума и дошли до Иртыша. В первый советский период, когда историки-марксисты не делали различия между английскими, французскими и русскими колонизаторами, о завоевателе Сибири писали: «Отряд Ермака разбил царя сибирских татар Кучума и продвинулся в глубь Сибири, заливая свой путь кровью татар, вогулов и остяков»154. Смерть Ермака, утонувшего в Иртыше в 1584 г., задержала дальнейшее продвижение русских в Сибирь. Но оно продолжалось, причем завоевание безграничных пространств велось уже государством: в Сибирь посылались стрелецкие войска, началось строительство укреплений. В 1586 г. строится первый сибирский город — Тюмень, в 1587 г. — Тобольск. В 1604 г., в царствование Бориса, сооружается крепость Томск. По берегам Оби возводятся укрепленные остроги. Миф Ермака, героя-завоевателя, открывшего дорогу на восток, к солнцу, становится одним из стимулов продвижения в Сибирь.