15. Военачальники варваров между тем сильно досадовали на то, что такой ничтожный отряд кораблей нанес им столь сильный урон. Они страшились также гнева Ксеркса и поэтому на третий день не стали больше ждать нападения эллинов. Набравшись храбрости, персы около полудня вышли в море. Случайно эти морские битвы произошли в те же самые дни, что и битва на суше при Фермопилах, причем задачей эллинского флота была только защита Еврипа[11], так же как отряд Леонида должен был прикрывать [Фермопильский] проход. Итак, эллины стремились не допустить варваров в Элладу, а варвары – уничтожить эллинское войско и овладеть проходом.
16. Когда корабли Ксеркса стали подходить в боевом порядке, эллины спокойно стояли перед Артемисием. Затем варвары построили свои корабли дугой (в виде полумесяца), чтобы окружить врага. Тогда эллины снова вышли навстречу варварам, и битва началась. Силы противников в этой битве были равны, потому что флот Ксеркса из‑за большого числа кораблей и их величины сам себе причинял урон: корабли нарушали боевой порядок и сталкивались друг с другом. Но все же варвары держались стойко и не отступали: ведь для них было страшным позором бежать от немногочисленных вражеских кораблей. Много кораблей и людей погибло у эллинов, но еще гораздо больше варвары потеряли людей и кораблей. Так они сражались и затем разошлись, и каждый флот вернулся назад на свою стоянку.
17. В этой битве из Ксерксовых воинов отлично сражались египтяне. Они совершили много подвигов и, между прочим, захватили пять эллинских кораблей со всеми людьми. На стороне же эллинов в этот день особенно отличались афиняне и среди них Клиний, сын Алкивиада, который сражался с экипажем 200 человек на корабле, построенном на собственные средства[12].
18. Итак, оторвавшись от противника, обе стороны с радостью поспешили к своим стоянкам. Эллины же покинули поле битвы, хотя и захватив с собой [для погребения] мертвые тела и обломки кораблей, но все же с тяжелыми потерями (особенно пострадали афиняне, у которых половина кораблей была повреждена). Поэтому‑то эллины и решили, наконец, отступить во внутренние воды Эллады.
19. Между тем Фемистокл понял, что если побудить ионян и карийцев к отпадению от персов, то остальных варваров можно легко одолеть. Увидев, что евбейцы сгоняют скот к побережью [у Артемисия], Фемистокл собрал эллинских военачальников и объявил им, что у него есть средство, как переманить лучших союзников царя на сторону эллинов. Больше, однако, он ничего им не сообщил. При настоящем положении, добавил Фемистокл, следует делать вот что: сначала забить сколько кто хочет голов евбейского скота; пусть лучше собственное войско ест мясо, чем враги. Затем каждый должен отдать приказ своим людям зажечь лагерные огни. О возвращении же он сам позаботится и укажет подходящее время, когда они смогут безопасно вернуться в Элладу. Военачальники охотно согласились с этим предложением Фемистокла и тотчас велели зажечь огни и начали резать скот.
20. Евбейцы ведь пренебрегли прорицанием Бакида как ничего не значащим. Они даже не вывезли ничего из имущества в безопасное место и не сделали никаких запасов продовольствия на случай войны и таким образом сами себе уготовили жалкий конец. Прорицание же Бакида о войне гласит так:
Коль лубяное ярмо чужеземец на море накинет,
Время тогда тебе гнать многоблеющих козлищ с Евбеи.
Так как евбейцы даже не обратили внимания на это изречение, то им пришлось и теперь, и впоследствии пережить страшные невзгоды.
21. Так они поступили. Между тем из Трахина прибыл лазутчик. Ведь в Артемисии был лазутчиком антикирец Полий, который получил приказ (лодка с гребцами всегда была наготове) сообщить войску в Фермопилах, если флот потерпит неудачу. Точно так же в стане Леонида всегда находился наготове с триаконтерой афинянин Аброних, сын Лисикла, чтобы в случае какой‑нибудь беды с сухопутным войском передать весть бойцам у Артемисия. Этот‑то Аброних прибыл тогда и рассказал о печальной участи Леонида и его войска. Услышав эту весть, эллины немедленно начали отступление; отходили же корабли в том порядке, как каждый стоял: впереди [плыли] коринфяне, а последними афиняне.
22. Фемистокл же выбрал несколько самых быстроходных афинских кораблей и поплыл с ними к местам, где была пресная вода. Он велел вырезать на камнях надпись, которую на следующий день прочитали прибывшие к Артемисию ионяне. Надпись эта гласила так: “Ионяне! Вы поступаете несправедливо, идя войной на своих предков и помогая [варварам] поработить Элладу. Переходите скорей на нашу сторону! Если же это невозможно, то, по крайней мере, хоть сами не сражайтесь против нас и упросите карийцев поступить так же. А если не можете сделать ни того, ни другого, если вы скованы слишком тяжелой цепью принуждения и не можете ее сбросить, то сражайтесь, как трусы, когда дело дойдет до битвы. Не забывайте никогда, что вы произошли от нас и что из‑за вас первоначально пошла у нас вражда с персидским царем”. Фемистокл, как я думаю, написал это с двойным умыслом: либо ионяне изменят персам и перейдут к эллинам (если это воззвание Фемистокла останется неизвестным царю), либо Ксеркс, получив донесение об этом, возьмет ионян под подозрение и сам не позволит им участвовать в морских битвах[13].
23. Тотчас после того, как Фемистокл написал это воззвание [к ионянам], к варварам прибыл на лодке какой‑то человек из Гистиеи с вестью об отплытии эллинов из Артемисия. Варвары, не поверив сообщению, заключили вестника под стражу, а затем послали быстроходные корабли на разведку. Люди [с кораблей] подтвердили известие, и тогда с первыми брызгами лучей восходящего солнца весь персидский флот поплыл к Артемисию. В этом месте варвары стояли на якоре до полудня, а затем поплыли дальше в Гистиею. По прибытии туда персы захватили город гистиейцев в области Эллопии и опустошили все прибрежные селения земли Гистиеотиды.
24. Пока флот стоял там, Ксеркс распорядился убрать мертвые тела и послал к воинам во флоте глашатая. С телами павших царь сделал вот что. Из всего числа павших в его войске под Фермопилами (а их было 20 000 человек) Ксеркс велел оставить около 1000, а для остальных вырыть могилы и предать погребению. Могилы были покрыты листвой и засыпаны землей, чтобы люди с кораблей их не увидели. Глашатай же, переправившись в Гистиею, сказал всему собранному там флоту вот что: “Союзники! Царь Ксеркс позволяет всякому, желающему покинуть свое место, пойти посмотреть, как он сражается с этими безрассудными людьми, которые возмечтали одолеть царскую мощь!”.
25. После этого объявления глашатая так много людей захотело смотреть тела павших, что не хватило даже судов для [перевозки] всех. Они переправлялись и смотрели, проходя по рядам мертвых тел. Все верили, что лежавшие там мертвецы были только лакедемоняне и феспийцы (за них же считали и илотов)[14]. Все же ни для кого из приехавших [смотреть павших] не остался в тайне поступок Ксеркса со своими павшими воинами. И это было действительно даже смешно: из всего числа павших персов на виду лежала только 1000 трупов, тогда как павшие эллины – 4000 мертвых тел – все вместе были свалены в одно место[15]. Этот день прошел в осмотре мертвецов, а на следующий день люди с кораблей отплыли в Гистиею к своим кораблям, сухопутное же войско во главе с Ксерксом продолжало свой путь.
26. Здесь к персам прибыло несколько перебежчиков из Аркадии. Не имея средств для жизни, они хотели поступить на службу к персам[16]. Их привели пред очи царя и спросили, что теперь делают эллины. Один из персов от имени всех задавал вопросы. Аркадцы отвечали, что эллины справляют олимпийский праздник[17]– смотрят гимнические и эпические состязания. На вопрос перса, какая же награда назначена состязающимся за победу, те отвечали: “Победитель обычно получает в награду венок из оливковых ветвей”. Тогда Тигран, сын Артабана, высказал весьма благородное мнение, которое царь, правда, истолковал как трусость. Именно, услышав, что у эллинов награда за победу в состязании – венок, а не деньги, он не мог удержаться и сказал перед всем собранием вот что: “Увы, Мардоний! Против кого ты ведешь нас в бой? Ведь эти люди состязаются не ради денег, а ради доблести!”. Но об этом сказано довольно.
27. Между тем тотчас же после Фермопильского поражения фессалийцы отправили глашатая к фокийцам (фокийцев они ненавидели с давних пор, а после последней войны – особенно). Фессалийцы еще за несколько лет до этого похода персидского царя [на Элладу] со всем своим ополчением и союзниками вторглись в Фокиду, но потерпели тяжелое поражение с жестоким уроном. Они заперли фокийцев на Парнасе вместе с прорицателем Теллием из Элиды. Этот‑то Теллий придумал там вот какую военную хитрость. Он велел обмазать мелом 600 самых отважных фокийских [воинов] (и их самих, и доспехи) и послал их ночью против фессалийцев, приказав убивать всякого не побеленного. При виде их фессалийская стража сначала в страхе обратилась в бегство, думая, что это какие‑то призраки, а затем – и само войско. Фокийцы перебили 4000 человек и овладели щитами фессалийцев (половину этих щитов они посвятили в Абы, а другую – в Дельфы). Десятую часть захваченной в этой битве добычи составляли огромные статуи[18], стоящие около треножника перед храмом в Дельфах. Подобные же статуи фокийцы посвятили в Абы.
28. Это поражение осажденные фокийцы нанесли пешему войску фессалийцев. Конницу же, которая вторглась в их землю, они совершенно уничтожили. В горном проходе, что у Гиамполиса, они выкопали широкий ров и поместили туда порожние амфоры. Затем снова засыпали ров, сравняли с землей и стали ждать нападения фессалийцев. Конница фессалийцев стремительно бросилась в атаку, чтобы уничтожить врага, но лошади проваливались в амфоры[19]и переломали себе ноги.