· Дзержинский как меч революции, 1925
· Зиновьев, 1926
· Ленин, 1927
· Орджоникидзе, если бы он был моложе и служил в царской гвардии, 1927
· Сольц, 1927
· Сталин
· Сталин, 1929
· Калинин «или: что на вывеске, то и в магазине», 1929
· Ворошилов как голубь мира
6. Гибель
В 1936 году, в ходе Первого московского процесса (над Каменевым, Зиновьевым и др.), подсудимые дали показания (тотчас же опубликованные) на Бухарина, Рыкова и Томского, создававших якобы «правый блок». Томский в тот же день застрелился. Бухарин узнал о возбуждённом против него деле, находясь в отпуске в Средней Азии. Сразу после процесса, 1 сентября 1936, Бухарин писал Ворошилову: «Циник-убийца Каменев омерзительнейший из людей, падаль человеческая. Что расстреляли собак — страшно рад» (возможно, с расчётом на показ этого письма Сталину). Но 10 сентября 1936 «Правда» сообщила, что Прокуратура СССР прекратила расследование в отношении Бухарина и других[22].
В январе 1937, во время Второго московского процесса, против Бухарина вновь были выдвинуты обвинения в заговорщической деятельности, и ему была устроена очная ставка с арестованным Радеком. В феврале 1937 объявил голодовку в знак протеста против предъявленных ему обвинений в причастности к заговорщической деятельности, но после слов Сталина: «Кому ты выдвигаешь ультиматум, ЦК?» — прекратил её. На Пленуме ЦК в феврале 1937 был исключён из партии и 27 февраля арестован. Настаивал на своей невиновности (в том числе в письмах к Сталину); написал открытое письмо к партии, дошедшее до нас в конце 1980-х, записанное его женой по памяти. В заключении (во внутренней тюрьме на Лубянке) работал над книгами «Деградация культуры при фашизме», «Философские арабески», над автобиографическим романом «Времена», а также писал стихи. Ныне эти тексты изданы (Н. И. Бухарин. Тюремные рукописи, т. 1-2, М., 1996).
Чтобы не было никаких недоразумений, я с самого начала говорю тебе, что для мира (общества) я 1) ничего не собираюсь брать назад из того, что я понаписал; 2) я ничего в этом смысле (и по связи с этим) не намерен у тебя ни просить, ни о чем не хочу умолять, что бы сводило дело с тех рельс, по которым оно катится. Но для твоей личной информации я пишу. Я не могу уйти из жизни, не написав тебе этих последних строк, ибо меня обуревают мучения, о которых ты должен знать.
1. Стоя на краю пропасти, из которой нет возврата, я даю тебе предсмертное честное слово, что я невиновен в тех преступлениях, которые я подтвердил на следствии…
…Есть какая-то большая и смелая политическая идея генеральной чистки а) в связи с предвоенным временем, b) в связи с переходом к демократии. Эта чистка захватывает а) виновных, b) подозрительных и с) потенциально подозрительных. Без меня здесь не могли обойтись. Одних обезвреживают так-то, других — по-другому, третьих — по-третьему. Страховочным моментом является и то, что люди неизбежно говорят друг о друге и навсегда поселяют друг к другу недоверие (сужу по себе: как я озлился на Радека, который на меня натрепал! а потом и сам пошел по этому пути…). Таким образом, у руководства создается полная гарантия. Ради бога, не пойми так, что я здесь скрыто упрекаю, даже в размышлениях с самим собой. Я настолько вырос из детских пеленок, что понимаю, что большие планы, большие идеи и большие интересы перекрывают все, и было бы мелочным ставить вопрос о своей собственной персоне наряду с всемирно-историческими задачами, лежащими прежде всего на твоих плечах.
Но тут-то у меня и главная мука, и главный мучительный парадокс. 5) Если бы я был абсолютно уверен, что ты именно так и думаешь, то у меня на душе было бы много спокойнее. Ну, что же! Нужно, так нужно. Но поверь, у меня сердце обливается горячей струею крови, когда я подумаю, что ты можешь верить в мои преступления и в глубине души сам думаешь, что я во всех ужасах действительно виновен. Тогда что же выходит? Что я сам помогаю лишаться ряда людей (начиная с себя самого!), то есть делаю заведомое зло! Тогда это ничем не оправдано. И все путается у меня в голове, и хочется на крик кричать и биться головою о стенку: ведь я же становлюсь причиной гибели других. Что же делать? Что делать?…
…8) Позволь, наконец, перейти к последним моим небольшим просьбам: а) мне легче тысячу раз умереть, чем пережить предстоящий процесс: я просто не знаю, как я совладаю сам с собой — ты знаешь мою природу; я не враг ни партии, ни СССР, и я все сделаю, что в моих силах, но силы эти в такой обстановке минимальны, и тяжкие чувства подымаются в душе; я бы, позабыв стыд и гордость, на коленях умолял бы, чтобы не было этого. Но это, вероятно, уже невозможно, я бы просил, если возможно, дать мне возможность умереть до суда, хотя я знаю, как ты сурово смотришь на такие вопросы; в) если меня ждет смертный приговор, то я заранее тебя прошу, заклинаю прямо всем, что тебе дорого, заменить расстрел тем, что я сам выпью в камере яд (дать мне морфию, чтоб я заснул и не просыпался). Для меня этот пункт крайне важен, я не знаю, какие слова я должен найти, чтобы умолить об этом, как о милости: ведь политически это ничему не помешает, да никто этого и знать не будет. Но дайте мне провести последние секунды так, как я хочу. Сжальтесь! Ты, зная меня хорошо, поймешь. Я иногда смотрю ясными глазами в лицо смерти, точно так же, как — знаю хорошо — что способен на храбрые поступки. А иногда тот же я бываю так смятен, что ничего во мне не остается. Так если мне суждена смерть, прошу о морфийной чаше. Молю об этом… с) прошу дать проститься с женой и сыном. Дочери не нужно: жаль ее слишком будет, тяжело, так же, как Наде и отцу. А Анюта — молодая, переживет, да и мне хочется сказать ей последние слова. Я просил бы дать мне с ней свидание до суда. Аргументы таковы: если мои домашние увидят, в чем я сознался, они могут покончить с собой от неожиданности. Я как-то должен подготовить к этому. Мне кажется, что это в интересах дела и в его официальной интерпретации…
(из письма Бухарина Сталину от 10.12.37 г.[23])
Бухарин был одним из главных обвиняемых (наряду с Рыковым) на показательном процессе по делу «Антисоветского правотроцкистского блока». Как почти все другие обвиняемые, признал вину и отчасти дал ожидаемые показания. В своём последнем слове, однако, сделал попытку опровергнуть возведённые на него обвинения. Хотя Бухарин все же и заявил: «Чудовищность моих преступлений безмерна», ни в одном конкретном эпизоде он прямо не сознался[20].
Литературно-философические упражнения Бухарина — это ширма, за которой Бухарин пытается укрыться от своего окончательного разоблачения. Философия и шпионаж, философия и вредительство, философия и диверсии, философия и убийства — как гений и злодейство — две вещи не совместные! Я не знаю других примеров, — это первый в истории пример того, как шпион и убийца орудует философией, как толчёным стеклом, чтобы запорошить своей жертве глаза перед тем, как размозжить ей голову разбойничьим кистенем!
— А. Я. Вышинский на утреннем 11 марта 1938 года судебном заседании процесса по делу бухаринско-троцкистского блока, цит. по Судебному отчёту бухаринско-троцкистского процесса[24]
13 марта 1938 Военная коллегия Верховного суда СССР признала Бухарина виновным и приговорила его к смертной казни. Смертный приговор Бухарину был вынесен на основании решения комиссии, которую возглавлял Микоян[25], членами комиссии были: Берия, Ежов, Крупская, Ульянова, Хрущёв[26]. Ходатайство о помиловании было отклонено, и он через два дня был расстрелян в пос. Коммунарка Московской области, там же и похоронен.
Незадолго до расстрела Бухарин составил краткое послание адресованное будущему поколению руководителей партии, которое заучила наизусть его третья жена А.М. Ларина[27]:
Ухожу из жизни. Опускаю голову не перед пролетарской секирой, должной быть беспощадной, но и целомудренной. Чувствую свою беспомощность перед адской машиной, которая, пользуясь, вероятно, методами средневековья, обладает исполинской силой, фабрикует организованную клевету, действует смело и уверенно. Нет Дзержинского, постепенно ушли в прошлое замечательные традиции ЧК, когда революционная идея руководила всеми ее действиями, оправдывала жестокость к врагам, охраняла государство от всяческой контрреволюции. Поэтому органы ЧК заслужили особое доверие, особый почет, авторитет и уважение. В настоящее время в своем большинстве так называемые органы НКВД — это переродившаяся организация безыдейных, разложившихся, хорошо обеспеченных чиновников, которые, пользуясь былым авторитетом ЧК, в угоду болезненной подозрительности Сталина, боюсь сказать больше, в погоне за орденами и славой творят свои гнусные дела, кстати, не понимая, что одновременно уничтожают самих себя — история не терпит свидетелей грязных дел!
21 мая 1938 года Общее собрание АН СССР исключило Н. И. Бухарина из числа действительных членов и из состава Президиума АН СССР[28]. В «культовом» фильме «Ленин в 1918 году» (1939) в одном из эпизодов Бухарин был изображен как заговорщик, злоумышляющий покушение на Ленина.
13 апреля 1956 Президиум ЦК КПСС принял решение «Об изучении открытых судебных процессов по делу Бухарина, Рыкова, Зиновьева, Тухачевского и других», после чего 10 декабря 1956 специальная комиссия вынесла решение относительно злоупотреблений Сталина, однако отказалась реабилитировать Бухарина, Рыкова, Зиновьева и Каменева на основании «их многолетней антисоветской борьбы». Николай Бухарин, как и большинство осуждённых по этому процессу, кроме Генриха Ягоды (вообще не реабилитированного), был реабилитирован только в 1988 году (4 февраля) и в том же году посмертно восстановлен в партии (июнь 1988) и в АН СССР (10 мая 1988)[29][30].
7. Семья
· Первым браком был женат с 1911 года на Надежде Лукиной (своей двоюродной сестре, родной сестре Н. М. Лукина, который также являлся двоюродным братом Николаю Бухарину), с которой прожили около 10 лет, она была арестована в ночь на 1 мая 1938 г. и расстреляна 9 марта 1940 г.[31].