Через два года его привезли в Москву вместе с другими вождями раскола для окончательного суда. А впереди был церковный собор 1667 г. с участием приехавших на Русь антиохийского и иерусалимских патриархов. Собор одновременно осудил и Никона и вождей раскола. Аввакум описал этот суд в своем «Житие». Разумеется, его трактовка событий исключительна пристрастна. Если верить протопопу, он легко посрамил вселенских патриархов, сказав им, что их православие «пестро стало» под турецким игом, и посоветовав впредь приезжать на Русь поучиться истинной вере, которую исповедовали русские святые. «И патриарси задумалися; а наши, что волчонки, вскоча, завыли и блевать стали на отцев своих, говоря: «глупы-де были и не смыслили наши русские святыя, не ученые-де люди были, – чему им верить?» Аввакум использовал обычный для средневековой литературы способ изложения прений, когда противоположной стороне вкладываются в уста заведомо беспомощные возражения. Но у него даже сквозь стереотипные литературные приемы прорывается трагикомическая нотка. Устав от криков и брани расстриженный протопоп отошел к дверям «да набок повалился: «посидите вы, а я полежу», говорю им.
Противодействие духовным властям дорого обошлось вождям раскола. Стража была усилена: «что за разбойниками, стрельцов войско за нами ходит и срать провожают; помянется, – и смех и горе». Не все выдержали соборное проклятье. Престарелый Иоанн Неронов, друг и учитель Аввакума, покорился, принял новые обряды, был прощен и вскоре поставлен архимандритом одного из монастырей в Переславле-Залесском. Бывший игумен Соловецкого монастыря Никандр избрал иную линию: притворно выразив смирение и согласие с собором, он получил разрешение вернуться в обитель простым иноком, а по возвращению встал во главе Соловецкого восстания и восемь лет отбивался от царских войск.
Пустозерские старцы
20 июля 1667 года Аввакума вместе с несколькими приверженцами старой веры
(Федора, Лазаря и Епифания) было решено сослать на далекий Север в острог Пустозерск. Перед отправкой Лазарю и Епифанию на Болотной площади урезали языки за «неистовое прекословие» собору. В Пустозерске, находившемся почти у самого Полярного круга, вождям раскола предстояло провести долгих пятнадцать лет и быть казненными в один день. Здесь для узников с немалыми трудами и расходами, доставив лес за пятьсот верст, выстроили крепкую тюрьму. Во всем Пустозерске насчитывалось пятьдесят три двора, а церковных мятежников стерегли сто стрельцов.
Это была самая тяжелая полоса всей многострадальной жизни неукротимого протопопа. И это же было временем наивысшего расцвета духовных сил пустозерских старцев. У них нашлись почитатели даже в этом забытом Богом краю. Священник единственной пустозерской церкви служил по старым служебникам и помогал Аввакуму. Упоминали старцы и о некоем «Алексее-пустозерец», дом которого был постоянным местом встреч для заключенных, где они спорили и переписывали свои сочинения.
В 1670 г. Аввакум обратился с челобитной к царю Алексею Михайловичу, но только это была не челобитная от холопа своему господину и даже не письмо равного равному, а скорее послание ветхозаветного пророка нечестивому владыке. Недаром в челобитной подчеркивается, что царь на свободе владеет одной только Русской землей, а ему, Аввакуму, Бог покорил за темничное сидение и небо и землю. Узник грозил Алексею Михайловичу небесными карами и описывает свое видение будущих страданий земного владыки, чье «брюхо» поражено язвой «зело великой». При этом в доказательство своей искренности Аввакум с деланным смирением добавляет: «Прости, Михайлович свет,… да никак не лгу, ниж притворяяся, говорю: в темнице мне, яко во гробу, сидящу, что надобна? Разве смерть? Ей, тако».
В ответ, как горько шутил Аввакум, были «присланы гостинцы». На Мезени жену протопопа и двух старших сыновей приговорили к смерти, но они покаялись: «бедные, оплошали и не догадались венцов победных ухватити: испужався смерти, повинились», что, впрочем, не помогло им избежать пожизненного заключения. В Пустозерск для совершения расправы прибыл стрелецкий полуголова. Протопоп писал, что его подвели к плахе и огласили приговор: «Чли в наказе: Аввакума посадить в землю в струбе и давать ему воды и хлеба. И я сопротив тово плюнул и умереть хотел, не едши, и не ел дней с восмь и больши, да братья паки есть велели». С другими старцами поступили еще более жестоко: Лазарю, Феодору и Епифанию вторично урезали языки и отсекли персты, коими писались дерзновенные письмена. Под пером Аввакума эта казнь обернулась чудом. Отсеченные пальцы узников, пав на землю, сами сложились в двоеперстие, а языки товарищей отрасли вновь совершенно, причем поп Лазарь «паки говорит без языка». Это, конечно, противоречит законам природы, но, возможно, Пустозерские старцы за годы заточения так сроднились духовно, что научились общаться друг с другом мысленно без помощи слов.
«Житие» протопопа Аввакума.
Даже с вырванными языками и отсеченными перстами Пустозерские старцы продолжали распространять по всей Руси «грамотки» и послания. Здесь инок Епифаний тоже составил свое житие, дьякон Федор написал от имени всех узников «Ответ православных» и трактат «О познании антихристовой прелести». Здесь, после жестокой расправы со своими единомышленниками, протопоп Аввакум начал писать свое «Житие» – одно из самых выдающихся произведений древнерусской литературы. В его челобитных царю и письмах единомышленникам уже были автобиографические наброски. Расколоучитель переписывался со своими «духовными дочерями» боярыней Морозовой и княгиней Урусовой: «О, светила великия, солнце и луна Русские земли, Феодосия и Евдокея, и чада ваша, яко звезды сияющий перед Господем Богом» – в таком высоком стиле обращается он к ним, но в том же письме скоро переходит на деловой тон: «денег ты жене моей и кое-што послала. Да мужик ничево не отдал, – ни полушки; перед ним! Пуская ево. Не до денег нам ныне. У тебя и болши нашего заводов было, да отняли же!». Аввакум вел переписку и со своей семьей. К томившейся в заключении жене, любимой Марковне, узник обращается со словами ободрения, со старшими сыновьями довольно сдержан за их невольное отступничество, зато младший сын Афанасий радует отца: «Афанасьюшко Аввакумович, голубчик мой! – утешил ты меня. Сказывал воевода здешний, похваляя тебя: были-де у него вы и он-де спросил тебя: как-де ты, Афанасий, персты слагаешь? И ты-де показал ему, воеводе: вот-де я слагаю. А он-де тебе молвил: уже-де где отец и мати, там же будешь! И тыде супротив рек: силен Бог, – не боюся!».
Аввакум сознавал необычность самого факта своего автобиографического рассказа и поэтому был вынужден просить прощение у своих читателей «…про житие-то мне и ненадобно говорить, да прочтох Деяния апостолтьская и Послания Павлова – апостоли о себя возвещали же, еда бог соделал в них…». Действительно, житие по своей форме напоминает «Деяния апостолов», но резко отличается от привычных для читателей той эпохи житий святых. Аввакум трижды переписывал свое сочинение, и каждый раз вносил что-то новое.
В соответствии с канонами житийной литературы начинается с вступления, где словами инока Епифания, сподвижника и духовного отца Аввакума, формулируется основная задача произведения – «да не забвению предано будет дело божие» и излагается «исповедание веры», политическое кредо Аввакума.
Характеризуя жанр “Жития”, В.В. Виноградов писал: «Житие построено в форме речевой, бесхитростной импровизации, «беседы», «вяканья»…основной тон, в котором ведет повесть о своем житии протопоп Аввакум, – глубоко-личный тон простодушно-доверчивого рассказчика, у которого рой воспоминаний мчится в стремительном потоке словесных ассоциаций и создает лирические отступления и беспорядочно-взволнованное сцепление композиционных частей». Периоды сравнительно спокойного течения жизни мало интересуют Аввакума, он о них только упоминает, не вдаваясь в подробности. Некоторые эпизоды из жизни самого Аввакума и его сподвижников приобретают характер вставных новелл, самостоятельных произведений. Значительное место в «Житие» уделено сибирской ссылке. Аввакум заканчивает описанием казней в Пустозерске 14 апреля 1670 г. Сцена заключения узников в земляную тюрьму – финал Жития. Аввакум и его сподвижники поют хвалу христианской церкви.