Способствуя общественному и имущественному расслоению, рабство оказывало свое влияние и на развитие внутриобщинных видов эксплуатации, хотя они могли складываться и совершенно независимо от рабства. Те обедневшие общинники, которые сохраняли свое маленькое хозяйство и личную свободу, должны были время от времени прибегать к натуральным или денежным займам у богатых родственников и соседей. На этой основе возникали кабальные виды эксплуатации: отработка в хозяйстве заимодавца, ростовщичество и особенно издольная аренда средств и орудий производства. В последнем случае малоимущий общинник, позаимствовав у богача, например, зерно для посева, тягловую упряжку или несколько голов молочного скота, расплачивался с ним частью произведенного продукта. Подобная издольщина иногда также в конце концов приводила к долговому рабству, но чаще, напротив, надолго консервировалась и прикрывалась архаичными традициями, позволявшими придать эксплуатации видимость родственной или соседской взаимопомощи. Этот порядок получил, в частности, универсальное распространение в полукочевых и кочевых скотоводческих обществах, где крупные собственники, наделяя бедноту скотом «на подой», «в настриг», «под съезд» и т. д., обеспечивали себе одновременно и получение прибавочного продукта, и зависимость «облагодетельствованных» родственников или соседей. Такая издольщина в кочевом скотоводческом хозяйстве обозначается в отечественной литературе казахским словом «саун», «саунные отношения». Кабальная эксплуатация, или кабальничество, долгое время рассматривалась как одна из форм примитивного феодализма, но теперь такой взгляд признан ошибочным. Кабальничество — особый вид эксплуатации, соединяющий в еще слабо расчлененной форме как экономическую, так и личную зависимость в положении человека, работающего и в собственном хозяйстве, и в хозяйстве эксплуататора.
Для другого вида внутриобщинной эксплуатации было характерно то, что ее объектом постепенно становились и вполне самостоятельные в экономическом отношении люди. Выше мы видели, что уже до того, как разного рода руководители стали присваивать себе богатства коллективов, распоряжение этими богатствами давало им возможность приумножить свое влияние и имущество. По мере усиления руководителей усиливался их контроль над хозяйственной жизнью коллективов, а вместе с тем и их возможности получения относительно большей доли в совокупном общественном продукте. Расходы общества на содержание лиц, занимавшихся организаторско-управленческой деятельностью, все больше превышали их непосредственные потребности и из формы разделения труда между работниками и организаторами становились формой эксплуатации первых вторыми. Для этого перераспределения продукта по вертикали некоторые отечественные этнологи используют принятый в западной литературе термин «редистрибуция»; другие считают его вуалирующим отношения эксплуатации. Подобная эксплуатация могла быть более или менее скрытой: от традиционных отчислений на страховые и иные нужды коллектива до «даров» непосредственно руководителям. Но во всех случаях отчуждение прибавочного продукта у экономически самостоятельных, располагавших всеми средствами производства работников их организаторско-управленческой верхушкой, олицетворявшей в себе власть общины над землей и людьми, по сути дела было уже прафеодальной, или примитивно-феодальной, эксплуатацией. Отсюда начиналось развитие к собственно феодальным формам, связанным с присвоением социальной верхушкой непосредственных прав на землю и сидящих на ней людей. Это развитие относительно хорошо изучено на африканском, океанийском и другом этнологическом материале. Так, у меланезийцев вожди, как правило, еще не получали никаких приношений, но, ведая богатствами общин, широко использовали их для собственного обогащения. У маори Новой Зеландии они уже получали от рядовых общинников посильные «дары», и их земельные наделы были больше наделов других общинников, но они еще не посягали на общинные земли. На, Фиджи они пытались претендовать на земельную собственность общин. На островах Тонга вся земля рассматривалась как собственность вождей, простые же общинники не должны были под угрозой смерти переходить от одного землевладельца к другому и несли в их пользу обязательные, хотя и не зафиксированные точно, повинности. На Таити повинности были зафиксированы и тем самым процесс практически завершен.
Простейшим видом межобщинной эксплуатации были военные грабежи, получившие в эпоху классообразования заметное распространение вместе с появлением и ростом богатств. Чтобы избежать грабежей, слабые общины и племена нередко соглашались платить своим более сильным соседям сначала единовременную контрибуцию, а затем и более или менее постоянную дань. Так распространилось кое-где известное и на стадии позднепервобытной общины данничество —вид эксплуатации, состоящий в регулярном отчуждении прибавочного продукта победителями у побежденных, но в основном не утративших прежней экономической и социально-потестарной структуры коллективов. Данники располагали собственными, не принадлежавшими получателям дани средствами производства и эксплуатировались посредством внеэкономического принуждения, которое распространялось не на отдельные личности, а на весь коллектив. Получал дань также поначалу весь коллектив, но со временем это право все больше присваивалось его руководящей верхушкой. Как и грабительские войны или контрибуции, данничество — особый примитивный вид эксплуатации. В то же время по своей сути (производство прибавочного продукта в собственном хозяйстве работника, внеэкономическое принуждение) оно близко к феодальной эксплуатации, в которую чаще всего и перерастало в своем дальнейшем развитии. Так было, например, у раннесредневековых славян, кельтов, германцев, арабов, японцев, у которых одним из источников феодализации было данничество. В других случаях данничество было одним из источников складывания рабовладельческих отношений, однако в таких их своеобразных полурабовладельческих-полукрепостнических формах, которые лучше всего представлены спартанской илотией, фессалийской пенестией, критской кларотией и т. д.
Какие из ранних видов эксплуатации исторически старше других? Ответить на этот вопрос с уверенностью трудно. Этнология застала перечисленные виды эксплуатации не всегда в одних и тех же, но приблизительно в одинаковых по уровню социально-экономического развития обществах Меланезии, Тропической Африки, Южной и Северной Америки, стоявших на начальных ступенях разложения первобытнообщинного строя. Поэтому одни исследователи считают начальным видом эксплуатации рабство, другие — эксплуатацию рядовых общинников, некоторые —данничество, хотя ни одна из этих точек зрения не подкреплена широким историко-этнологическим материалом. Однако некоторые факты для суждения по данному вопросу все же имеются. У племен с высшим присваивающим хозяйством постоянно встречаются домашнее рабство, эксплуатация экономически неполноценных общинников и межобщинная эксплуатация, а у племен с производящим хозяйством наряду с этими формами — также и эксплуатация основной массы общинников организатор-ско-управленческой верхушкой общины. Первая группа видов эксплуатации вообще проще, так как при них не требуется общественная организация труда и упорядоченная сеть перераспределения продукта по вертикали. Это косвенно указывает на относительно большую элементарность, а тем самым и легкость возникновения видов первой группы. Поэтому можно думать, что во многих случаях они подготовили почву для сложения более развитых видов второй группы.
Для сравнительной оценки ранних видов эксплуатации важен не столько их исторический приоритет, сколько их исторические судьбы. Примитивные данничество и кабальничество, какое бы широкое распространение они ни получали в распаде первобытного общества, не составляли самостоятельных способов производства и в дальнейшем всегда превращались во второстепенные, побочные методы отчуждения прибавочного продукта. Напротив, зачатки рабовладения и феодализма в своем развитии перерастали в классические рабовладельческий и феодальный способы производства антагонистического классового общества.
С углублением общественно-имущественного расслоения и ростом эксплуатации в разлагавшемся первобытном обществе началась поляризация групп населения, различавшихся по своему месту в системе производства, отношению к средствам производства и роли в общественной организации труда, т. е. общественных классов. Появление общественных классов было тем рубежом, который отделял первобытнообщинную эпоху от первой классовой, но их зарождение происходило уже в процессе распада первобытного общества. При этом в зависимости от экологии и конкретно-исторических условий признаки формирующихся классов могли быть более или менее выраженными. Так, в Тропической Африке, практически не знавшей земельного голода, собственность господствующего класса на землю долго не получала развития, а в Океании она сложилась сравнительно рано. По тем же причинам у кочевых скотоводов не оформилась собственность социальной верхушки на пастбища, хотя некоторые их группы переступили порог классового общества.
Классовое расслоение было качественно иным, нежели предшествовавшее ему общественно-экономическое расслоение. Наряду со своими экономическими основаниями оно получало несравненно более полное социальное и идеологическое оформление. Так, уже на исходе эпохи классообразования свобода и рабство часто настолько противополагались друг другу, что в принципе несравнимыми считались статусы не только свободного и раба, но и свободнорожденного и несвободнорожденного. Подобная же противоположность складывалась и в среде самих свободных. Богатая и влиятельная социальная верхушка обособлялась в наследственную знать, претендовавшую на неизменное главенство, особое почетное положение, благородство происхождения, специфические знаки отличия и другие привилегии. Беднота, рядовые общинники противопоставлялись им как безродные, простолюдины, чернь. В ходе классообразования возникали и более сложные системы, генетически связанные с соподчинением старших и младших линий родства, привилегированных и непривилегированных профессиональных групп, завоеванных и завоевателей и т. п. Например, в ряде обществ Полинезии, Тропической Африки, а также у части кочевых скотоводов значительное распространение получил так называемый конический клан, или рэмидж*, в условиях которого социальный статус людей и целых родственных групп определяется степенью их генеалогической близости к родоначальнику. В той же Полинезии и на западе Тропической Африки, а также в Южной Аравии, Египте и особенно в Индии большую роль в классообразовании сыграла система каст* как иерархизированных замкнутых профессиональных групп, нередко к тому же восходящая к подчинению одних племен другими. Одни из таких систем, как конические кланы, после перехода к классовому обществу стирались, другие, как касты, сохранялись, но даже самые устойчивые из них, усложняя социальную дифференциацию, не препятствовали основному делению общества на богатую наследственную знать и более или менее зависимую от нее бедноту.