Складывание государства и права —политогенез. Усложнение общественного производства требовало укрепления организационно-управленческой функции, т. е. функции власти. К тому же общественное и имущественное расслоение порождало противоречия и конфликты. Привилегии и богатства верхушечных слоев общества нуждались в охране от посягательств со стороны рабов, простолюдинов, бедняков. Традиционные родоплеменные органы власти, проникнутые духом первобытной демократии, были для этого непригодны. Они должны были уступить место новым формам сперва потестарной, а затем и политической организации.
Одной из важнейших таких форм были мужские, или тайные, союзы. Некоторые ученые их различают, называя мужскими союзами те, в которые входили все мужчины, а тайными, — объединявшие не всех, а только часть мужчин. По-видимому, тайные союзы выросли из мужских, но функции их настолько близки, что они могут рассматриваться как единый эволюционирующий институт.
Выше мы видели, что в позднепервобытных общинах имелись мужские дома, где устраивались собрания и проходила культовая жизнь мужчин рода. В эпоху классообразования они стали организационными центрами особых союзов, включавших как родственников, так и неродственников, в том числе членов разных общин. Во многих обществах (оджибве Северной Америки, йоруба Тропической Африки и др.) союзы в своем развитии превратились в объединения главным образом богатых людей, так как для вступления в них требовались крупные натуральные или денежные взносы, устройство дорогостоящих пиров и т. п. Этим же было обусловлено и приобретение общественных рангов иногда вплоть до главенства в союзе. Зато союзы вырывали своих членов из-под власти традиционной родоплеменной организации, защищали их влиятельное положение и собственность, терроризировали всех недовольных. Например, глава союза Дук-Дук на Новой Гвинее присвоил себе право табуировать плодовые деревья и целые плантации членов союза, насаждая и охраняя таким образом их частную собственность. Нередко, как, например, в ряде обществ Западной Африки, союзы вообще оттеснили на задний план родоплеменные органы власти и превратились в могучие межплеменные организации, завладевшие функциями охраны общественного порядка, отправления суда, решения вопросов войны и мира.
Мужские, или тайные, союзы имели широкое распространение в Меланезии и Западной Африке, были известны в Микронезии, Полинезии, Индонезии и Америке, а в пережитках также у ряда древних и современных народов Старого Света (древние греки и римляне, кельты, германцы, китайцы, народы Средней Азии). Существовали и женские союзы (Меланезия, Микронезия, Северная Америка, Западная Африка), но они имели намного меньшее распространение и нигде, кроме Западной Африки, не пользовались сколько-нибудь заметным влиянием. В целом подобного рода союзы как органы зарождавшейся государственной власти были все же не универсальны. Тем большее значение имели процессы трансформации в эту эпоху власти родоплеменных и общинных лидеров.
Дифференциация деятельности и усложнение социально-потестарной жизни в эпоху классообразования повели к тому, что теперь в разных сферах жизни уже нередко имелись свои лидеры —руководители для мирного времени, военные предводители, жрецы, реже судьи. Такое разделение функций было не обязательным (две и даже три из них могли находиться в руках одной категории лидеров), но достаточно частым. Тем не менее даже разделенная власть становилась не слабее, а крепче, так как по самой своей природе она все заметнее отличалась от первобытной власти.
Руководителей для мирного времени в литературе обычно обозначают как родоплеменную знать, или родоплеменную аристократию. И действительно, с монополизацией руководства общественным производством и перераспределением общественного продукта и носители родоплеменной власти, и сама их власть все больше отделялись от народа. Распоряжение общественным продуктом позволяло таким руководителям окружать себя ораторами, вестниками, советниками, личными стражами и палачами и т. п. Власть их была особенно велика тогда, когда они одновременно были военными и (или) религиозными лидерами. В первом случае в их руках оказывался такой аппарат прямого принуждения, как военные дружины, во втором—такое средство идеологического и психологического воздействия, как религия.
Военные предводители могли выходить из среды как родоплеменной знати, так и прославленных воинов-простолюдинов. С развитием в эпоху классообразования военной деятельности они нередко оттесняли на задний план или совсем вытесняли других лидеров. Так было, например, у индейцев-ирокезов в 18 в., у которых два традиционных военных предводителя из племени сенека с нарастанием военной активности из второстепенных лидеров сделались главенствующими. В то же время именно удачливым и добычливым военным предводителям было легче всего обзавестись сильной, преданной им дружиной, спаянной не столько родоплеменными связями, сколько общностью военно-грабительских интересов. Опираясь на такую дружину, предводитель имел возможность ломать старые традиции и навязывать соплеменникам свою волю. Родоплеменной знати, если она вообще сохраняла какие-то позиции в управлении, постоянно приходилось уступать место военному предводителю и его ближайшему окружению — старшим дружинникам, но, будучи заинтересована в крепкой власти и надежной защите своей собственности, она не слишком решительно сопротивлялась новым тенденциям. Тем более приходилось смиряться рядовым соплеменникам, частью подкупаемым военной добычей, частью устрашаемым военной силой.
Реже на передний план выдвигались религиозные лидеры, но зато очень часто другие лидеры присваивали себе также и религиозные функции, тем самым освящая, сакрализуя свою власть. Во многих обществах считалось, что такие носители власти обладают сверхъестественной благодатью, харизмой*, и являются связующим звеном между высшими силами и простым народом. Понятно, что это не могло не оправдывать все действия сакрального лидера, в том числе и направление на ломку демократических традиций.
Укрепление, бесперебойное функционирование и стабильность власти в эпоху классообразования требовали ее институциализации как власти наследственной. Только наследственная передача власти могла обеспечить надежную трансляцию опыта руководства в бесписьменном обществе; только она гарантировала, что новый носитель власти будет наделен харизмой, которая, как считалось, являлась достоянием не только самого сакрального лидера, но и его ближайшей родни. Наследственное лидерство было известно уже на стадии раннепервобытной общины (например, части аборигенов Австралии и бушменам), но скорее как исключение. Теперь исключением стало ненаследственное главенство типа бигменства, при котором сын лидера имел только относительно большие возможности приобрести статус отца, правилом же — наследование власти. В современной литературе наследственного лидера эпохи классообразования, в отличие от всякого другого, все чаще обозначают прилагаемым только к нему термином «вождь».
От этого термина в настоящее время, в свою очередь, производят обозначение организации власти в развитых предгосударственных обществах — вождествах. Всякое вождество возглавляется вождем, но не всякий вождь, т. е. наследственный лидер эпохи классообразования, возглавляет вождество. Вождество — это только крупное потестарное образование, как правило, не меньшее, чем племя, и имеющее несколько звеньев субординации (вождь, субвожди, старосты). Власть в вождестве может быть как, условно говоря, аристократической, так и военной; часто она сакрализована (так называемые сакральные вожди и вождества), яркий пример чего дают предгосударственные образования Полинезии и Тропической Африки. Для вождеств характерна далеко простирающаяся власть правителя над народом, нередко включающая право жизни и смерти. И хотя эта власть все же еще ограничена теми или иными, подчас ритуализованными традициями, она уже оторвалась от родоплеменной организации и использовалась общественной верхушкой против собственного народа.