По большей части именно в вождествах завершалось превращение потестарной организации в политическую, или государственную, представлявшую собой более или менее открытую классовую диктатуру. Ее важнейшим признаком было появление особой, не совпадающей непосредственно с населением, отделенной от него общественной, или публичной, власти, располагающей аппаратом управления и принуждения. Вождь превращался в правителя —князя, короля, царя и т. п. Его ближайшие родственники и другие помощники становились советниками в центре и наместниками на периферии со своим штатом помощников для отправления организаторской функции государства. Дружина превращалась в войско, с помощью которого государство подавляло сопротивление эксплуатируемых масс и вело как оборонительные, так и захватнические войны; впрочем, и население обычно еще оставалось вооруженным. Особым органом государственной власти становился суд с его неизбежными придатками —тюрьмами и палачами; судопроизводство осуществлялось как самим правителем, так и его помощниками и наместниками, а также специальными судьями. Еще один рычаг государственной власти, предназначенный для идеологического воздействия на массы, составляли органы подвергшегося классовой трансформации религиозного культа; к нему мы еще вернемся дальше. Зачатки всех этих органов власти имелись и в вождествах, но только с их институциализацией вождества превращались в ранние государства.
Другим важным признаком политической организации был переход от добровольных форм перераспределения прибавочного продукта и приношений вождям к упорядоченному налогообложению. Возможность к этому давало то же отделение публичной власти с ее аппаратом насильственного подавления и идеологического воздействия. Предгосударственные отчисления в страховые фонды и приношения вождям не всегда легко отличались от государственных податей. Отличие часто видят в фиксированное податей, но и фиксированные подати иногда, как кое-где в Океании и Тропической Африке, появлялись уже в догосударственное время.
Еще одним общим признаком государственного устройства было разделение населения не по родоплеменному, а по территориальному принципу. Возникали округа, волости и т. д., не совпадавшие с прежними родоплеменными единицами, хотя еще иногда и сохранявшие их названия. Это было конечным результатом давнего процесса перехода от кровнородственных связей к соседским. Вместе с тем введение территориального деления ослабляло остатки родоплеменной солидарности и там, где власти были в этом заинтересованы,—влияния старинной родоплеменной знати. Правда, на первых порах подразделение населения по территориальному признаку было еще неполным и непоследовательным. Так, в Западной Европе согласно раннесредневековым «варварским» узаконениям каждый человек судился по своему племенному праву. В Тропической Африке и в некоторых других регионах и после появления государства нередко в основном сохранялось родоплеменное подразделение подданных. Но в целом политическое и территориальное устройство настолько взаимосвязаны, что многие исследователи рассматривают территориальное деление как критерий возникновения государственности.
Таким образом, ни один признак государственности не был самоочевидным рубежом, разделявшим потестарную и политическую организацию общества. Не было таким рубежом и обязательное сочетание всех трех признаков, так как в конкретной истории народов одни признаки могли появляться раньше, другие — позже. Вывод о возникновении ранней государственности обычно делается на основе развитости и выраженности перечисленных признаков, а также присутствия не одного, а хотя бы двух из них.
В процессе становления государства формировалось и неотделимое от него право. Оно складывалось путем расщепления первобытных мононорм на право, т. е. совокупность норм, выражающих волю господствующего класса и обеспеченных силой государственного принуждения, и нравственность (мораль, этику), т. е. совокупность норм, обеспеченных только силой общественного мнения. Право, в том числе и становящееся право, по своему содержанию в каждом обществе едино, хотя в многоплеменном обществе и может различаться по форме в разных племенах; мораль даже по содержанию различна в разных общественных слоях, а затем классах. В процессе разделения общества на классы господствующая верхушка общества отбирала наиболее выгодные для нее нормы и, видоизменяя их применительно к своим нуждам и духу времени, обеспечивала их принудительной силой государства. Это были и нормы, регулирующие хозяйственную жизнь общества, и нормы, обеспечивающие его целостность, и —что особенно показательно —нормы, защищающие собственность и привилегии социальной верхушки. Например, если раньше в случае кражи большое значение придавалось тому, сородичем или чужаком совершен поступок, и сородича обычно лишь принуждали вернуть похищенное, то теперь всякое посягательство на собственность влекло за собой наказание, а посягательство на собственность представителей социальной верхушки каралось особенно жестоко. За него брали многократное возмещение, обращали в рабство, калечили, убивали. Тягчайшее в прошлом преступление —нарушение экзогамных запретов —у многих народов перестало быть преступлением, зато нарушение сословно-кастовых брачных запретов теперь подчас влекло за собой суровое наказание. При нанесении побоев, увечье, убийстве, при оскорблении словом первостепенное значение приобрел вопрос не о родоплеменной, а о социальной принадлежности сторон. Например, во многих племенах кровь благородного оценивалась вдвое и втрое выше, чем кровь простолюдина, а часто она вообще не имела цены, т. е. не подлежала материальному возмещению.
Источником первоначального права были не столько законодательные акты или даже устанавливающие прецедент судебные решения, сколько санкционированные государственной властью мононормы, или обычаи, эпохи классообразования. Поэтому древнейшее право получило название обычного права (на мусульманском Востоке — адата*). Иногда обычным правом называют и сами обычаи эпохи классообразования или, еще шире и неопределеннее, социальные нормы в первобытном обществе вообще. Но это неточно, так как права в строгом смысле этого слова не могло быть там, где еще не было государства. В других случаях обычным правом называют уже санкционированное государством, но еще не записанное, не кодифицированное, так называемое неписаное право. Это также неточно, так как определяющим признаком права является не форма его бытования, а его классово-обусловленный и государственно-принудительный характер. Известны общества (например, в Тропической Африке и на Северном Кавказе), где в условиях ранней государственности существовало еще не записанное право. Все же поскольку возникновение государственности сопровождается появлением упорядоченной письменности, обычное право в раннеклассовых обществах, как правило, уже записано и только на стадии своего становления в предклассовых обществах остается неписаным.
Вариативность и инвариантность в процессах вызревания институтов классового общества. Как отчасти уже можно было видеть, становление частной собственности, классов и государства достигалось не в единообразных, стандартных формах. Идя разными путями и под действием различных механизмов, эти процессы отличались значительной вариативностьсю.
Это в известной мере относится уже к экономической основе данных процессов — складыванию частной собственности на основное условие производства. Если в ряде обществ Океании в предклассовое время стала известна частная собственность на землю, то в Тропической Африке ее не знали многие раннеклассовые образования. Большая вариативность была свойственна процессу классообразования, в котором ту или иную роль играли конкретная история, экология, военная активность, развитие обмена и другие факторы. Могут быть выделены три основных пути классообразования и соответственно становления государственной власти, условно называемые аристократическим, плутократическим и военным.
Аристократический путь связан с сохранением старинной родоплеменной верхушкой своих экономических и потестарных позиций, что позволяло ей монополизировать, а затем и узурпировать перераспределение общественного продукта. Основным практиковавшимся при этом способом эксплуатации был обозначенный выше как прафеодальный, хотя попутно могли использоваться рабство, кабальничество и межобщинная эксплуатация. Формой предгосударственной власти, возникшей на этом пути, были вождества—как сакральные, так и несакральные.
Плутократический путь связан с выдвижением бигменов, осуществлявших преимущественно кабальные формы эксплуатации и пользовавшихся ненаследственной властью. Распространение бигменства на Новой Гвинее, казалось бы, характеризует его как стадиально ранний этап классообразования и политогенеза, но бигменство известно и в намного более развитых обществах Юго-Восточной Азии. Этот путь и его соотношение с другими путями становления классов и государства еще плохо изучены.
Широкое распространение имел военный путь основных процессов эпохи, связанный с бурным развитием военной активности. Конечно, войны существовали и раньше — из-за нарушения племенных границ, убийства соплеменника, похищения женщины, предполагаемой магической «порчи» и по другим поводам. Однако, как правило, они имели эпизодический характер. Теперь, с появлением богатств и жажды наживы, положение изменилось: грабеж давал возможность быстрого обогащения. Поэтому эпизодические столкновения превратились в регулярные, массовые и организованные — войны в собственном смысле слова. Войны, которые стали вестись ради грабежа, сделались как бы постоянным промыслом. Победители забирали с собой все, что представляло ценность, — сокровища, скот, рабов, а затем, с ростом населения, начали захватывать и соседние земли. Превращение войн в постоянный промысел способствовало развитию военной техники и военной организации. Появилось отличное от охотничьего специализированное наступательное и оборонительное вооружение — боевые копья и палицы, мечи, щиты, латы, панцири, шлемы. Вокруг селений возникли земляные валы, рвы, палисады. К началу железного века во многих странах Евразии распространились особые укрепленные убежища — крепости, боевые башни и т. п., где население спасало жизнь и имущество во время вражеских набегов. Усложнилась и усовершенствовалась тактика нападения и обороны, потребовалось упорядочение ведения совместных военных действий. Начала меняться сама психология людей эпохи классообразования: грабеж стал считаться почетным занятием, мирный труд — непрестижной и даже постыдной деятельностью для настоящего мужчины.