Ввести интеллектуальное право в оборот как раздел Гражданского кодекса — значит замотать, замазать эти самые проблемы
Почему создателя принципиально нового упорно сводят к уровню тиражировщика вещей, которые можно пощупать? Я настаиваю на принципиальной разнице между ними — естественно, в пользу первого. Ибо его работа для Общества важнее на много порядков. (В случае гения — просто на бесконечность). Как не случайно подметили классики, у Фарадея было много начальников («работодателей» на языке сегодняшнего ГК), да только кто их теперь помнит!
Начнём с того, что наше Общество и раньше, и сегодня страдало отнюдь не от избытка духовности. При советской власти было нормой, когда дипломированный инженер получал вчетверо меньше рядового рабочего. Долгие годы следовали полуцензурному высказыванию Ленина об интеллигенции (в смысле её экскрементального характера). Но в те годы хотя бы крупные учёные, хоть и под замком, но не бедствовали.
А сегодня учёный получает чуть ли не на порядок меньше мелкого банковского клерка (которого в недалёком будущем заменят компьютером). Не говоря уж о «предпринимателе» — субъекте, расходующем невосполнимые природные ресурсы, причем не столько на благо обществу, сколько ради собственного кармана (таковы ГАЗПРОМ, бывшее РАО ЕЭС, сотни крупных и мелких «экспортёров» — в основном, газа и нефти). Какие «достижения» принёс такой подход Обществу — ясно последнему школьнику.
Между тем торговать патентами (тем более — самими идеями) неизмеримо выгоднее, чем «материальными» товарами. (Даже не исключая оружие, наркотики и органы для трансплантации). Понятно, что идеи и патенты производят не предприниматели, не политики и не репродукторы вещественных благ. Их производит интеллигенция.
Однако её главная роль значительно важнее. Это роль отрицательной обратной связи для государства. При отсутствии таких связей любая система идёт вразнос.
Этого вполне достаточно, чтобы признать интеллектуальную деятельность наиважнейшей для Общества, а интеллектуальную собственность — наиважнейшим видом собственности вообще.
Следовательно, более важная область права не должна рассматриваться как некий неопределённый придаток к существенно менее важному рукаву права.
Не только не следует рассматривать интеллектуальное право как часть гражданского — следует создать основной закон интеллектуального права, стоящий в системной иерархии выше всех иных отраслей права, вплоть до конституционного. Ибо кто же помимо интеллигенции способен написать безупречную Конституцию — «не чету» ныне действующей (где практически на каждом шагу — лексическая, грамматическая или системно-логическая ошибка).
Основной закон интеллектуального права будет защищать самое ценное, самое важное для развития Общества — идею. А её конкретные реализации останутся в юрисдикции привычных законов — авторского, патентного и др. (которые, разумеется, необходимо радикально перестроить и провести их подчинительное согласование с основным законом).
Нам представляется также совершенно необоснованной сегодняшняя тенденция именовать интеллектуальное право «исключительными правами». Все обычно фигурирующие в рассуждениях на эту тему «принципиальные различия» между «материальными» (правильнее — вещественными ) и «идеальными» объектами выглядят при тщательном анализе надуманными (а подчас просто недобросовестными). Ведь, прежде всего, важно вовсе не то, легко ли защищать «идеальный» объект. И не то, как его защита «укладывается» в привычные нормы правозащиты вещественной собственности. Всё это — дело тридесятое. Важно принципиально иное: что такое право? Это, безусловно, — справедливость. Прежде всего — к творцу. Затем — к Обществу в целом. Затем — к обороноспособности Общества. Затем — к экономике Общества. И в последнюю очередь — к государству (как наёмному механизму управления Обществом).
Исходя из этого бесспорного умозаключения, зададимся вопросом: кому это выгодно, что производитель вещественного предмета вправе настаивать, что его предмет — буде он потребуется государству (всё же точнее — Обществу, но «руками» государства) — последнее может этот предмет у него приобрести. В рыночных условиях — за договорную цену. Всякие иные поступки государства — априори противоправны. Всё это современным юристам представляется совершенно нормальным. И здесь у нас тоже нет никаких возражений.
Но почему же тогда такая же элементарная справедливость не соблюдается в отношении создателя интеллектуально-информационного объекта? Разве он (этот объект) не важнее для Общества любого вещественного объекта, из него вытекающего? Важнее, разумеется, — информация сегодня важнее и дороже всего другого. Разве он (создатель идеи) не важнее для Общества, не выше по общественно-социальному статусу, чем любой плутократо-«олигархический» «магнат» — репродуктор «материальных» благ, сумевший нажиться на использовании той самой идеи?
Почему государство не считает себя обязанным, если у него возникнет надобность в реализации этой новой идеи, нормальным рыночным путём купить её у создателя?
Было бы весьма справедливо при этом, чтобы госчиновники от лица государства не смели посягать на априорное «засекречивание» понравившейся им идеи: купите — тогда у вас возникнет законное право распоряжаться этой идеей. В том числе, засекречивать её. К слову сказать, высокопрофессиональному специалисту-учёному значительно понятней, что представляет его идея для Общества — в плане обороноспособности или технологической революции, — чем безусловно менее знающим и хуже соображающим чиновникам.
При этом наличие у чиновника, как это водится сегодня, всяческих степеней и званий ситуации абсолютно не меняет: никто в авиации не стал бы считаться с мнением, скажем, Жириновского, лишь потому, что Дума или Правительство назовут его не только «кандидатом в генералы», но и доктором технических наук. В естественных науках, в технике это рассуждение, уверен, не встретит никаких возражений. Но в общественных науках, похоже, далеко не так хорошо. Скажем, почему мы, признав «коммунистический эксперимент» трагической ошибкой, признаём тем не менее действительными дипломы докторов юридических наук, выданные ещё Кирилловым-Угрюмовым — явно по требованиям «марксистской» идеологии, предписывающей праву базироваться на «классовом сознании» и прочих изысках товарища Вышинского?
Многие авторы сводят всё к тому, что «идеальный» объект якобы по своей сути не может находиться во владении его создателя — ибо он якобы априори «доступен всем». Во-первых, хотел бы я посмотреть на этот объект, если государство — как это принято у нас сегодня — наложит на него свою лапу. Почему же сегодняшние законы (да и правосознание — тоже) отнимают аналогичную возможность у создателя? Тем более, что в нормальном Гражданском Обществе права личности изначальнее и выше прав государства.
При нормальной организации правозащиты такой порядок вовсе не будет ущемлять права и интересы Общества: просто кесарево будет отдано Кесарю (создателю), а богово — Богу (сиречь Обществу) — нормальным рыночным путём. Абсолютно так же, как принято сегодня поступать с репродуктором вещественных благ.
При этом автору предоставляется серьёзный выбор: либо, как и раньше, не предпринимать ровным счётом ничего, уповая на защиту по нормам авторского права; либо прибегнуть к патентному праву; либо же по нормам основного закона об интеллектуальной собственности защитить новую идею — если она на деле имеется и того стоит. Но кто дал право сегодняшнему законодателю (как и сегодняшнему теоретику права) лишать автора этого права выбора?!
Короче говоря, точно так же, как наука не отличается от искусства ни объектом исследования, ни методом исследования, интеллектуальная собственность в чисто правовом плане ничем не отличается от вещественной собственности. Просто защита интеллектуальной собственности требует её формального определения — как это делается, например, в рамках патентного права. Где, как уже отмечалось выше, охраняется вовсе не сам вещественный объект, а только его (субъективное!) идеальное отображение — формула изобретения. (Которая кстати — на самом высоком уровне заявленного решения — и будет в чистом виде представлять собой именно новую идею). Всё сказанное применимо не только к изобретению, но и к открытию, к научной идее.
Называя интеллектуальное право «исключительными правами» мы принижаем роль и значение для Общества интеллектуальной деятельности вообще и социальный статус творца в частности. При этом следовало бы «отделить мух от варенья»: законодательно установить критерии подлинного творчества, постаравшись также чётко вычленить из понятия «интеллектуальная деятельность» чисто репродукционный административный, менеджерский, «предпринимательский» и банковско-финансово-канцелярский труд.