· Савва Феодосьевич Мостицкий — киевский извозчик;
· Георгий Алексеевич Оглоблин — чиновник;
· Константин Степанович Синьковский — служащий почты;
· Порфирий Лаврентьевич Клименко — крестьянин, работник Демиевского винного склада в Киеве;
· Митрофан Иванович Тертычный — житель села Борщаговки;
· Пётр Григорьевич Калитенко — служащий киевского вокзала;
· Фауст Яковлевич Савенко — крестьянин из села Кожуховки;
· Архип Григорьевич Олейник — крестьянин из Гостомеля;
· Иоасаф Антонович Соколовский — крестьянин;
· Иван Григорьевич Перепелица — домовладелец на Вознесенском спуске, контролёр киевского трамвая;
· Макарий Давыдович Мельников — губернский секретарь, помощник ревизора контрольной палаты, старшина присяжных.
Ещё до вынесения приговора, комментируя состав присяжных по данному делу и возможный результат суда, Короленко написал[105]:
Правда, испытание, которому оно подвергнуто на глазах у всего мира, тяжёлое, и если присяжные выйдут из него с честью, это будет значить, что нет уже на Руси таких условий, при которых можно вырвать у народной совести ритуальное обвинение.
12. Дальнейшая судьба Бейлиса и других вовлечённых в процесс лиц
Бейлис с семьёй после освобождения
Вскоре после окончания дела Бейлис вместе с семьёй уехал из России. Он жил некоторое время в Палестине и умер в 1935 году в США, написав книгу «История моих страданий»[106]. Книга вышла на идише и впервые переведена на русский язык была лишь в 2005 году[107][108].
Временное правительство создало по данному делу чрезвычайную следственную комиссию. Эта комиссия арестовала Щегловитова, Макарова, Белецкого, Виппера и многих других участников процесса. Однако расследование не было завершено в связи с Октябрьской революцией и ликвидацией Временного правительства[54].
Министр юстиции Щегловитов (считается, что именно он дал указание расследовать дело как ритуальное убийство) был расстрелян большевиками[54][59].
В 1919 году была расстреляна Вера Чеберяк. Суд над ней длился примерно 40 минут — в киевской ЧК. Арестованный в том же году в Киеве чекист отмечал в своих показаниях, данных белым, что «Веру Чеберяк допрашивали все евреи-чекисты, начиная с Сорина» (председателя ЧК Блувштейна). При этом комендант ЧК Фаерман «над ней издевался, срывая с неё верхнее платье и ударяя дулом револьвера… Она отвечала: „вы можете со мною делать что угодно, но я что говорила… от своих слов и сейчас не откажусь… Говорила на процессе Бейлиса я сама… меня никто не учил и не подкупал…“». Её тут же расстреляли[59].
Прокурор Виппер был обнаружен в Калуге в роли советского чиновника в губернском продовольственном комитете и отправлен московским революционным трибуналом в 1919 году в советский концлагерь как «способствовавший царскому правительству в инсценировании „дела Бейлиса“».[54]
Арнольд Марголин стал членом Верховного суда Украинской народной республики, во время Директории с 1918 года Марголин работал заместителем министра иностранных дел, а затем дипломатическим представителем в Великобритании. Умер в 1956 году в США[109].
Василий Маклаков во время Февральской революции стал комиссаром Временного комитета Государственной думы в Министерстве юстиции. В дальнейшем стал активным деятелем русской эмиграции, умер в 1957 году в Швейцарии.
13. Общественный резонанс
В. Г. Короленко на процессе Бейлиса
Открытка, посвящённая Бейлису, с текстом его последнего слова на суде
Бейлис царю: «Ваше Величество знает, кто убийца!» Карикатура
Процесс до настоящего времени известен общественным резонансом в печати, как левой, так и правой. Большинство представителей русской общественности выступили против нового кровавого навета.
Уже 30 ноября 1911 годa был опубликован протест, озаглавленный «К русскому обществу (по поводу кровавого навета на евреев)», составленный Владимиром Короленко и подписанный писателями, учёными и общественными деятелями. Среди 82 известных литераторов и общественных деятелей воззвание подписали, помимо самого Короленко, Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский, Александр Блок[110], Максим Горький, Фёдор Сологуб, Леонид Андреев, Вячеслав Иванов. В этом воззвании напоминалось, что изначально «кровавый навет» возводился на первых христиан, и в частности упоминается, что греческий патриарх Григорий назвал легенду об употреблении евреями христианской крови «внушающим отвращение предрассудком нетвёрдых в вере людей».
Кампания протеста против дела Бейлиса носила мощный международный характер. В марте 1912 года в Германии появился протест, подписанный 206 представителями немецкой интеллигенции, включая Томаса Манна, Герхарда Гауптмана и Вернера Зомбарта; вслед за тем появился протест 240 английских общественных деятелей, который подписала вся верхушка церкви во главе с архиепископом Кентерберийским, спикер палаты общин, бывший президент Академии Художеств Эдвард Джон Пойнтер, Герберт Уэллс, Оливер Лодж, Остин Чемберлен, Артур Бальфур, Джеймс Джордж Фрэзер, Томас Харди и др. Во французском протесте, собравшем 150 подписей, приняли участие Анатоль Франс и Октав Мирбо[27].
Среди защитников Бейлиса были такие видные русские националисты и антисемиты[111][112][113][114][115], как редакторы газеты «Киевлянин» Дмитрий Пихно и — после смерти последнего — Василий Шульгин. Пихно 30 мая 1912 года под заголовком «Вы сами приносите человеческие жертвы!» опубликовал в газете разоблачения Красовского, тотчас ставшие предметом обсуждения в Думе. Шульгин с первого же дня суда начал публикацию в «Киевлянине» серии статей с резкой критикой обвинения[12]:
Не надо быть юристом, надо быть просто здравомыслящим человеком, чтобы понять, что обвинение против Бейлиса есть лепет, который любой защитник разобьёт шутя. И невольно становится обидно за киевскую прокуратуру и за всю русскую юстицию, которая решилась выступить на суд всего мира с таким убогим багажом.
Правительство боролось с критиками процесса при помощи репрессивных мер. Всего во время процесса и в связи с ним было зафиксировано 66 случаев репрессий против печати: было наложено 34 штрафа на сумму 10 400 рублей, конфисковано 30 изданий, в 4 случаях редакторы подверглись аресту, 2 газеты закрыты до суда[66]. Репрессиям подвергся даже монархический «Киевлянин»: номер газеты от 27 сентября с передовицей Шульгина, в которой Чаплинский обвинялся в том, что, действуя в угоду черносотенцам, он «запугал своих подчинённых и задушил попытку осветить дело со всех сторон», был конфискован. Сам Шульгин был приговорён к трёхмесячному тюремному заключению за клевету, но не был арестован как депутат Думы, а вскоре император отменил приговор[12]. К трёхмесячному аресту был приговорён также Маклаков, опубликовавший статьи, в которых писал, что приговор присяжных спас доброе имя суда, и издатели его статей, редактора газет «Русские ведомости» и «Русская мысль»; приговор, однако, не был приведён в исполнение, так как судебная палата намеренно тянула с рассмотрением кассационной жалобы вплоть до революции[116]. В 1913—1915 годах судебному преследованию подверглись 25 адвокатов Санкт-Петербургской судебной палаты в связи с их коллективным заявлением, осуждающим процесс.
Процесс активно обыгрывался в сатирической литературе, включая журналы «Сатирикон» и «Новый Сатирикон». Первый опубликовал поэму В. Князева «Бейлисиада» — её название быстро стало нарицательным; второй посвятил процессу специальный номер, конфискованный властями. В нём, в частности, был опубликован «Полный словарь слов» Фомы Опискина (псевдоним Аркадия Аверченко), содержавший такие разъяснения[117]:
А — Абвинительный приговор — слово, которое с особенным смаком писалось не совсем грамотными правыми газетами. Как известно, ажидания их не аправдались.
У — Убийцы — люди, присутствовавшие на свидетельской скамье. О них на суде не говорили как об убийцах, потому что о присутствующих вообще не принято говорить.
Ф — Фемида — Женщина, всё время придерживающая рукой повязку на глазах, чтобы компания Веры Чеберяк не украла её.
В знак протеста против дела Бейлиса устраивались забастовки, студенческие сходки и пр.[8]; в случае вынесения обвинительного вердикта в Петербурге готовилась всеобщая забастовка[118].
В то же время черносотенная пресса продолжала антисемитскую кампанию. Так, орган «Союза русского народа» газета «Земщина» писала:[53]
Милые, болезные вы наши деточки, бойтесь и сторонитесь вашего исконного врага, мучителя и детоубийцу, проклятого от Бога и людей, — жида! Как только где завидите его демонскую рожу или услышите издаваемый им жидовский запах, так и мечитесь сейчас же в сторону от него, как бы от чумной заразы
Газета «Русское знамя» прямо призывала к геноциду евреев[119]:
Правительство обязано признать евреев народом, столь же опасным для человечества, сколь опасны волки, скорпионы, гадюки, пауки ядовитые и прочая тварь, подлежащая истреблению за своё хищничество по отношению к людям и уничтожение которых поощряется законом… Жидов надо поставить искусственно в такие условия, чтобы они постоянно вымирали: вот в чём состоит ныне обязанность правительства и лучших людей страны.
В последний день процесса, 28 октября 1913 года, члены монархической организации «Двуглавый орёл» отслужили панихиду по Андрею Ющинскому в Софийском соборе, который находился напротив здания суда. Как считалось, собравшаяся перед собором толпа была готова начать еврейский погром, сигналом к которому должно было послужить объявление обвинительного приговора[12].
Карикатура на «Дело Бейлиса» из правой газеты «Казанский Телеграф»: «„Гиб-а кик“ Иоссель, дус ис Бейлис» («Посмотри, Иоська, это Бейлис»)
Из известных представителей русской интеллигенции в поддержку «ритуальной» версии выступил Василий Розанов, опубликовавший на страницах газеты «Новое время» серию статей «Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови» (за что был исключён из «Религиозно-философского общества»[120]), а также, под влиянием идей Розанова, o. Павел Флоренский. С резкой критикой подготовленного Короленко протеста выступил в журнале «Церковный Вестник» профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии А. Бронзов.