Никакого замечания не сделал за обращение не по команде.
Приказ? Приказ, генерал, передан Брусиловым от самого Алексеева. Какое основание мы имеем сомневаться? Воля Государя и всегда передавалась через генерала Алексеева. Никому из командующих армий, ни даже фронтов не дано сноситься с Государем непосредственно. Мы — обязаны выполнять. Мы не имеем права переспрашивать.
Но это — не в упрёк Дрентельну. Живые потемнелые глаза генерала Гурко смотрели очень тревожно, и глазами он, кажется, выражал то же самое сомнение.
Но отправить сам преображенцев в Петроград — не смел.
Дрентельн ощущал себя, как паралитик, у которого голова работает, а пошевельнуться не может.
Итак, в ожидании дальнейшего, полк останется в Полонной Горке, 1-й батальон устроить в бараках при вокзале.
На том же вокзале, опять проходя мимо и косясь на мерзкую телеграмму Бубликова, сел пока ожидать и Дрентельн.
Не просто он был командир полка, уже больше года, и не простого полка: в этом полку служил сам Государь, и Дрентельн был его сослуживцем тогда, и обласкан, и близок. И — годы в государевой свите, помощник начальника походной канцелярии, пока его не отлучила императрица из-за его вражды к Распутину. (И даже преображенцев хотела у него отнять). Не имея никакого служебного права — Дрентельн однако должен был и мог обратиться непосредственно к Государю.
Из 1-го батальона он вызвал доверенного офицера поручика Травина и велел ему готовиться ехать с тайным письмом к Государю.
Пошёл к начальнику станции, достал хороший лист, чернил, сел, стал писать за столом под яркой лампой.
«Ваше Императорское Величество, наш дорогой Государь!
По первому Вашему знаку преображенцы будут подведены к подножию Вашего престола, какие бы препятствия их ни ждали...»
Одно облегчительно помнил: ведь есть же преображенцы и в самом Петрограде, пусть и запасной: батальон. Они-то! не стерпят и не останутся безучастны!
*****
ЧТО И СВАРИЛИ — В ПЕЧИ ЗАСТУДИЛИ
*****