Одним из важных участков работы комитета был прием беженцев из СССР. Как уже отмечалось выше, с начала 1930-х гг. значительно увеличилось число беженцев из Советского Союза в приграничные территории Китая. Так, "Русское Слово" в январе 1931 г. сообщало о прибытии в Цицикар 310 крестьян, перешедших границу в районе Сахаляна [141]***. Но не все крестьяне из Приморья, Хабаровского края и Амурской области, бежавшие от коллективизации и раскулачивании, находили убежище в Китае. Во-первых, бывали случаи, когда китайская администрация выдавала их советским властям. Так, около 80 амурских казаков, бежавших из села Константиновка Амурской области, попали в руки генерала Ма и были возвращены им в СССР [142]. Во-вторых, многие беженцы под давлением китайских властей вынуждены были искать место для жизни в других странах. Особенно много таких людей оказалось в Латинской Америке - в Бразилии, Уругвае, Аргентине [143]. В-третьих, сам харбинский комитет, видимо опасаясь проникновения советских агентов в эмигрантскую среду, отказывал некоторым в регистрации. Так, в 1932 г. было отказано 13 беглецам, в 1933 - 18. Максимальное число беженцев из дальневосточных областей СССР Беженский комитет зарегистрировал в 1930 г. - 737 чел., затем их число резко пошло на убыль: в 1931 г. - 405 чел., в 1932 - 404 чел., в 1933 - 253 чел.[144]. А в середине и второй половине 1930-х гг. в эмигрантских источниках уже вовсе нет сведений о беженцах из СССР, что, видимо, объясняется как завершением коллективизации, так и японской оккупацией Маньчжурии.
Образование Маньчжу-диго как следствие японской оккупации Северо-Восточного Китая оказало самое непосредственное воздействие и на деятельность Беженского комитета: она постепенно сходит на нет. В январе 1935 г. председатель комитета В.И. Колокольников получил от Бюро по делам Российской эмиграции в Маньчжурии "циркуляр с требованием зарегистрироваться в нем (БРЭМ. - Н.А.), к 15 февраля 1935 г. представить сведения" [145]. По сути, это означало полное подчинение Беженского комитета БРЭМ, т.е. японскому командованию в Маньчжурии. Недаром В.И. Колокольников, не пожелавший работать "под японцами", 14 марта 1935 г. подал в отставку. С 1936 г. председателем Комитета был назначен доктор Н.П. Голубев. В 1936-1939 гг. заметно резкое уменьшение числа входивших в Беженский комитет организаций и их членов: если в 1933 г. комитет насчитывал 25 организаций численностью в 1600 человек, то в 1937 г. - уже 9 и всего "400 национально мыслящих, не приемлющих Советской власти людей" [146]. В 1939 г. правление Беженского комитета даже не подготовило традиционный ежегодный отчет о своей работе. Отчеты комитета за 1942-1944 гг. полны жалоб на тяжелые условия существования, отсутствие самого необходимого: белья и одежды в приютах, хлеба в бесплатной столовой и т.п.[147] В целом же, после создания БРЭМ Беженский комитет занимался только благотворительной деятельностью, так как все остальные стороны жизни эмигрантов в полосе отчуждения контролировало Бюро. С приходом Советской Армии в Маньчжурию в августе 1945 г. деятельность Беженского комитета прекратилась.
Отступление в Китай разбитых белых армий обусловило наличие здесь большого количества военных организаций. Так, уже в 1920 г. в Харбине из остатков разбитого Оренбургского казачьего войска была создана "Рабочая артель", которая через два года была переименована в "Оренбургскую казачью дальневосточную станицу", ставшую первым белоказачьим объединением в Маньчжурии [148]. В 1924 г. были организованы еще 2 станицы: Амурская и "Оренбургская имени атамана Дутова", в 1926 - Енисейская станица. В 1931 г. из казачьей молодежи в Харбине была организована "Молодая имени атамана Семенова" казачья станица [149].
Многотысячное казачье население в Китае привело к образованию двух казачьих объединений в Маньчжурии и одного - Казачьего союза (КС) - в Шанхае. Первым из маньчжурских объединений был созданный в 1923 г. "Союз казаков на Дальнем Востоке и бывших членов Дальневосточной армии" (по другим данным возник в 1922 г.). Верховным вождем Союза стал "Главнокомандующий Российской Восточной Окраины и Походный Атаман Дальневосточных казачьих войск" генерал-лейтенант Г.М. Семенов. Начальником союза был утвержден генерал-лейтенант А.П. Бакшеев, позже бывший начальником БРЭМ. Также в руководстве союза были генерал-майор А.И. Тирбах и начальник штаба союза есаул А.П. Эпов [150]. Однако, несмотря на обилие руководства и пышный титул главы союза, конкретная практическая деятельность его оказалась малозаметной. Вторым крупным казачьим объединением в Маньчжурии стал Восточный казачий союз, созданный в Харбине не позднее конца 1924 г.**** Возглавил организацию полковник Е.П. Березовский, его заместителем стал И. Гамов*****.
Этот союз вошел в Казачий союз, созданный в Европе, принял его программу и имел там своего представителя - генерала Акулинина (Оренбургского казачьего войска [151]). В состав Восточного казачьего союза вошли представители Сибирского, Оренбургского, Амурского, Енисейского, Уссурийского войск [152]. В полосе отчуждения не было объединений "Семиреков и Иркутян", хотя отдельные казаки и даже группы этих войск жили на линии. Представители Донского, Терского, Астраханского и Уральского казачества также не входили в Восточный казачий союз [153]. Одним из активных членов был генерал И.Ф. Шильников, сыгравший большую роль в объединении казаков полосы отчуждения и особенно активно действовавший во время советско-китайского конфликта 1929 г. [154] По справедливому мнению Правления КС в Шанхае, Восточному казачьему союзу не удалось проявить себя в должной мере в 1920-е гг., так как его деятельность "при китайской власти и советском влиянии протекала весьма сдержанно, приходилось работать почти скрываясь" [155]. Однако накануне конфликта 1929 г. и все 30-е гг. XX в. деятельность военных белых организаций, в Маньчжурии, в том числе и казачьих, была очень активной, о чем речь пойдет ниже.
Самая известная и мощная антисоветская эмигрантская военная организация - Российский общевоинский союз (РОВС). В 1920-30-е гг. РОВС развернул свои отделы и отделения во многих странах Европы и США, а в 1928 г. был создан дальневосточный отдел РОВС, организации которого имелись в Дайрене, Мукдене, Харбине, Тяньцзине, Шанхае. Дальневосточный отдел РОВС возглавляли М.В. Ханжин и М.К. Дитерихс, активными членами были генералы А.Г. Сычев, И.Ф. Шильников, В.А. Кислицын, В.В. Рычков и др. [156] Одной из важнейших задач деятельности дальневосточных отделений РОВС была работа по военно-патриотическому воспитанию молодежи: обучение юношей военному делу, чтение лекций по русской и военной истории, организация кружков по военным специальностям и т.п. Основная деятельность дальневосточных отделений РОВС развернулась во время советско-китайского конфликта 1929 г. и после японской оккупации Маньчжурии в 1930-е гг.
Обострение в 1929 г. конфликтной ситуации на КВЖД вплоть до вооруженного столкновения - закономерное следствие проводимой нанкинским правительством политики в отношении СССР. В этом сходятся как советские и российские, так и китайские авторы. Сон До Чжин убежден, что вооруженный советско-китайский конфликт на КВЖД явился прямым результатом практического осуществления китайскими властями курса на установление полного контроля над КВЖД. Этот курс, по мнению исследователя, особенно активизировался в конце 1928-начале 1929 гг., когда правительство Чан Кайши стало применять тактику "революционной дипломатии" в отношении навязанных Китаю иностранными державами неравноправных договоров [229]. В общем антисоветском курсе гоминьдановского правительства захвату КВЖД отводилось центральное место. "Наши планы, направленные к тому, чтобы взять Китайско-Восточную железную дорогу в свои руки, не содержат в себе ничего необычного, - говорил Чан Кайши. - Мы хотим сначала взять в свои руки КВЖД, а потом приступить к обсуждению других вопросов" [230]. Отказ от соглашений 1924 г. облегчался для Нанкина и тем обстоятельством, что в декабре 1928 г. Чжан Сюэлян признал верховенство правогоминьдановского правительства.
Сигналом к новой волне провокаций в ОРВП послужил захват телефонной станции КВЖД. 22 декабря 1928 г. отряд харбинской полиции во главе с инспектором Главного радио-телефоно-телеграфного управления Цзэн Бином занял помещение телефонной станции КВЖД. Для оправданния этого акта произвола китайские власти ссылались на, якобы, принадлежность станции городу, на пункты городских положений о частных телеграфных предприятиях.
28 декабря Л.М. Карахан вручил поверенному в делах Китая в СССР Ляо Шичуну ноту, в которой потребовал немедленного освобождения станции, так как "безусловное и несомненное право КВЖД на свою телефонную станцию и на ее эксплуатацию вытекает одинаково из точного текста Пекинского и Мукденского соглашений и контракта 1896 г., и из многолетней практики толкования и практического применения соответствующих договоров" [231]. Полное право КВЖД на телефонную станцию было подтверждено и в последнем соглашении от 20 июня 1927 г. - об организации телефонных сообщений [232].
По предложению советских членов правления вопрос о принадлежности телефонной станции обсуждался на заседаниях Правления 27 и 28 декабря 1928 г. Поскольку китайские члены Правления отклонили протест советской стороны, то 29 декабря было принято решение передать этот вопрос, согласно п.11 Мукденского соглашения, на рассмотрение обоих правительств "для справедливого и дружественного разрешения" [233].