Советско-китайские переговоры завершились 22 декабря 1929 г. подписанием "Хабаровского протокола об урегулировании конфликта на КВЖД". Он состоял из 9 пунктов и дополнительного соглашения. По первому пункту на КВЖД восстанавливалось положение, существовавшее до конфликта, на основе соглашений 1924 г. Арестованные советские граждане освобождались китайскими властями все без исключения, в том числе и осужденные 15 октября 37 человек, а советское правительство освобождало всех арестованных китайских граждан и интернированных китайских солдат и офицеров. Также все уволенные или самоуволившиеся советские сотрудники дороги имели право вернуться на свои должности. Хотя вопрос о возобновлении дипломатических отношений не обсуждался, совконсульства открывались на всей территории ТВП, а китайские -- на советском Дальнем Востоке.
Оставшиеся нерешенными вопросы - возобновление в полном объеме дипломатических и консульских отношений между двумя странами, реальные гарантии соблюдения соглашений и интересов обеих сторон - переносились на советско-китайскую конференцию по урегулированию всех спорных вопросов, назначенную на 25 января 1930 г. в Москве [300].
В очередной раз в советско-китайских соглашениях была достигнута договоренность по вопросу о белой эмиграции. В соответствии с пунктом 4 Хабаровского протокола китайские власти должны были немедленно разоружить русские белогвардейские отряды и выслать из пределов Трех Восточных провинций их организаторов, чьи фамилии назывались в дополнительном соглашении. Подлежали немедленной высылке: П.Д. Макаренко, И.А. Пешков, Н.П. Сахаров, К.П. Нечаев, Ф.Д. Назаров, И.Ф. Шильников, В.В. Плотников, а также Д.Л. Хорват и Б.В. Остроумов [301].
Казалось бы, конфликт получил разрешение и ситуация на КВЖД нормализовалась, а китайские власти впредь будут строго выполнять достигнутые соглашения. Однако нанкинское правительство в очередной раз стало на путь нарушений своих обязательств. Позиция же Чжан Сюэляна была несколько другой. Генконсул СССР в Шэньяне А.А. Знаменский сообщал в НКИД, что Чжан Сюэлян и другие должностные лица ТВП считают необходимым строгое выполнение Хабаровского протокола. Получив жестокий урок, Мукден был против дальнейшей конфронтации с СССР. Л.М. Карахан в беседе с китайским делегатом на советско-китайской конференции летом 1930 г. подчеркнул, что мукденское правительство является "единственной силой в Китае, прочно заинтересованной в установлении и сохранении добрососедских отношений с СССР" [302].
Большинство военных объединений российских эмигрантов в Китае стояло на крайних антисоветских позициях. Несмотря на проведенные на чужбине долгие годы, признание СССР на международной арене, возрастание экономической и военной мощи государства, эмигрантские лидеры продолжали вооруженную борьбу с советской властью - теперь уже с территории Китая, что особенно наглядно проявилось во время конфликта на КВЖД в 1929 г. и последующий период.
Так, в начале 1928 г. председатель Казачьего союза в Шанхае И.Н. Шендриков излагал одному из казачьих лидеров эмиграции И.К.Окуличу свое видение "революционной борьбы с советской властью за новый государственный строй", которую он видел как "борьбу пропагандой, организацией конспиративных кружков, исканием опоры внутри Сибири и России, путем посылки туда верных людей не для поднятия безумных восстаний, а для установления общности взглядов и идей эмиграции с народными массами. Это не интервенция и не услужение иностранцам..." [323] Правда, далее он сам себе противоречит, говоря "о необходимости установления связи с влиятельными иностранными кругами, сочувствующими осуществлению государственно-демократического строя в России" [324]. В феврале 1928 г. состоялось общее собрание Казачьего союза в Шанхае, на котором генерал-лейтенант Н.И. Савельев сделал доклад "О положении в Приморье", в котором утверждал, что "Советская власть в Приморье не имеет опоры ни в казачестве, ни в крестьянстве" и призывал вести революционную работу против большевиков "только внутри России" [325]. Как и Шендриков, он надеялся на "сочувствие и активную поддержку среди иностранцев, заинтересованных в приложении капиталов в России" [326]. 11 марта 1928 г. в помещении Комитета защиты прав и интересов русских в Шанхае известный деятель областничества профессор М.П. Головачев призывал "войти в финансовые отношения с государствами, наиболее заинтересованными богатствами Сибири" [327]. Мало надеясь на собственные силы, белоэмигрантские лидеры рассчитывали на поддержку иностранных государств - и в тайной, и в открытой борьбе с Советской властью. В то же время они сами были готовы в любой момент придти на помощь тому государству, которое выступит против Советского Союза. Такая возможность представилась белым русским в 1929 г.
С самого начала советско-китайского конфликта на КВЖД руководители антисоветских эмигрантских организаций приступили к активной практической работе, считая эти события "идеальным случаем для начала общего наступления на зловещее царство советов" [328]. Уже в январе 1929 г. "Русское Слово", "Заря" и другие издания опубликовали ряд обращений Д.Л. Хорвата к эмигрантским организациям Дальнего Востока с прямыми призывами к борьбе "до победного конца над большевиками и освобождения нашей родины от коммунистической власти" [329]. В эмигрантских кругах широко обсуждалась возможность претворения в жизнь теории областничества. Так, считалось возможным "образование Сибирского государства от Тихого океана до Урала включительно": более реальным представлялось освобождение России под лозунгом "через Свободную Сибирь в Свободную Россию", чем прежнее "стремление в Москву" [330].
Призывы к борьбе за свержение власти большевиков распространялись в многочисленных листовках и прокламациях. Так, в листовках Дальневосточного комитета крестьянской трудовой партии утверждалось, что причина конфликта на КВЖД - в антирусской политике Коммунистической партии Китая, а нормальные добрососедские отношения с Китаем возможны лишь после свержения Советской власти в СССР [331]. "Рубеж" публиковал верноподданические - в адрес китайских властей - материалы, в которых утверждалось, что "миролюбивый Китай не хочет воевать", "СССР боится войны" и "советско-китайская война, несомненно, оказалась бы катастрофичной для советской власти" [332].
Участие белых русских в конфликте 1929 г. было весьма разнообразным: от действий отдельных лиц против советских граждан в Харбине и на линии до организации военных выступлений белых отрядов на советско-китайской границе и территории СССР. Во время конфликта существовал даже специальный Комитет действия, созданный для координации всей антисоветской деятельности в ОРВП и получивший особое благословение митрополита Харбинского и Маньчжурского Мефодия [333]. Сразу после захвата дороги китайцами белые русские пришли работать на КВЖД, чем, по-мнению Хорвата, оказали "ценную и незаменимую поддержку китайским властям: без помощи эмиграции КВЖД прекратила бы свои действия в первые дни" [334]. Руководство дальневосточной эмиграции предложило китайскому правительству создать "русские воинские части, вооружить и снабдить эти части и предоставить несколько судов китайского военного флота для похода на Владивосток" [335]. Однако китайские власти не очень хотели тратить деньги на вооружение белых отрядов, хотя активно привлекали их к провокационным действиям на советско-китайской границе. Недалеко от советской границы между Хайларом и станцией Маньчжурия находился бронепоезд, обслуживаемый бойцами отряда К.П. Нечаева.
В советской историографии имеются работы, освещающие участие русских белых на стороне Китая в конфликте 1929 г. [336] Поэтому представляется целесообразным остановиться на недостаточно изученных событиях того драматического периода, известных по эмигрантским источникам как "трагедия в Трехречье".
Трехречье - пограничный с СССР район Китая, расположенный в бассейне трех притоков реки Аргунь: Ганьхэ, Дербул и Хаул. Первые русские хутора появились здесь в 1895-1900 гг., когда забайкальские казаки начали перегонять сюда свои стада на летние пастбища. После 1922 г. в этот район потянулись казаки из разбитых белых армий, в 1925-1926 гг. - русские эмигранты, уволенные с КВЖД. В 1927 г. русское население Трехречья составляло около 2 400 человек (21 хутор, около 400 дворов), в 1940 - 6 964 человек [337]. А. Кайгородов приводит другие данные, по его мнению в 1945 г. в Трехречье было 25 тыс. человек [338]. Центром казачьих поселков было село Драгоценка (примерно 700 человек): здесь находилось Станичное правление, жил Станичный атаман, находился Станичный Петро-Павловский собор [339]. По мнению исследователя Б.А. Анучина, жизнь в Трехречье в те годы ничем не отличалась от жизни деревень Забайкалья царских времен [340]. Однако это далеко не так. Вот что вспоминает А. Кайгородов, живший там в тридцатые годы: "Но вот пришел 1932 год... через нашу деревню проследовали 2 сотни двух Иванов - Ивана Пешкова и Ивана Аксенова, наводя ужас и сея смерть среди поселенцев Трехречья. За несколько лет до этого через деревню Щучья проследовала сотня еще одного Ивана - Ивана Игнатьевича Зыкова. Это были "последние из могикан" - остатки разгромленных частей атамана Семенова, Унгерна, Бакича, Калмыкова и других вожаков белого движения. До предела взвинченные неудачами и беспрерывными боями, эти до зубов вооруженные люди вели себя буйно, часто затевали драки и беспробудно пьянствовали. В деревне Верх-Кули эти вояки разграбили воронцовские маслодельные заводы. У нас в Дубово произошла даже дуэль между двумя офицерами из разных сотен. Часть из казаков осела в Трехречье, часть проследовала дальше - к Хайлару, в глубь Барги. Потом между командирами сотен началась вражда: Иван Аксенов и почти все его казаки были уничтожены пешковцами и зыковцами" [341].