Смекни!
smekni.com

Россия в эпоху империализма. Формирование тоталитарного государтсва (стр. 4 из 5)

Характерные черты общества. Ко второй половине 30-х гг. советское общество представляло собой весьма противоречивое социальное явление. Формально оно было разделено на два «дружественных класса»: рабочий класс и колхозное крестьянство, а также социальную «прослойку» — трудовую интеллигенцию. На деле же проходили глубокие социальные катаклизмы, ломавшие традиционные социальные устои. Несмотря на прописочно-паспортную систему, массовая миграция населения не только не останавливалась, но и усиливалась. С 1926 по 1936 г. население городов возросло на 30 млн. человек, из которых не менее 25 млн. были крестьянами, бежавшими из деревни. Города были необычайно переуплотнены, заселялись подвалы, чердаки и бараки. Не более 3% городского населения имело возможность проживать в отдельных квартирах. В целом городское население не приобрело, несмотря на индустриализацию, черт, характерных для урбанизированных (то есть привыкших к комфортным условиям) жителей. Оно имело двойственный характер, оторвавшись от земли, но так и не впитав в себя городской образ жизни. Такая промежуточная психология была взрывоопасна, но при наличии мощной репрессивной машины находила выход в криминальной сфере. Лагеря стали своеобразным источником пополнения бытовой городской культуры. В повседневный быт молодежи входил «блатной» жаргон, место городского романса начала века заняла «блатная» песня. Незримо шла криминализация сознания и подсознания. Маргинальность (то есть промежуточное положение) большинства городского населения вела к разрыву, ослаблению семейных связей, резкому снижению социальной роли семьи. Это происходило еще и потому, что с 1926 г. действовало ультрареволюционное (даже по сравнению с 1918 г.) законодательство о браке и семье, уравнивавшее зарегистрированный брак с бытовым сожительством. Лишь во второй половине 30-х гг. власти начинают пропаганду «здоровой советской семьи».

Девять десятых городских рабочих имели в лучшем случае четырехклассное образование. Безусловно, что в их среде неграмотность была почти ликвидирована, однако отсутствие значительного опыта и квалификации не давало им высокого социального статуса. Заменой ему была настойчивая и весьма успешная пропаганда, подчеркивающая ведущую роль «класса-гегемона» в обществе. Эта пропаганда в немалой степени долгие годы компенсировала реальные низкие заработки, бытовые неурядицы и высокий уровень норм выработки, насаждавшихся на предприятиях. Другой формой компенсации стало начавшееся в 1935 г. стахановское движение. Оно преследовало, как и ударничество начала 30-х гг., одну цель: поднять снижавшуюся производительность труда путем создания стимулов для повышения социального и материального статуса наиболее отличившимся рабочим. Но, во-первых, большинство стахановских рекордов тщательно подготавливалось, а сами они были труднодостижимы для рядовых рабочих. Во-вторых, через полтора-два года после его начала уровень материальных благ для передовиков резко снизился. Показателем фактического провала этого движения служит введение в конце 30-х гг. репрессивных норм для нарушителей трудовой дисциплины, лиц, опаздывавших на работу, и т. п. Были введены, по образцу нацистской Германии, трудовые книжки для всех работающих, где отмечались поощрения и наказания.

Данные миграции не учитывают миграцию насильственную, гулаговскую. Руками людей, оказавшихся в ГУЛАГе, были построены новые города на Севере и Дальнем Востоке, каналы, железные дороги. Модернизация не затронула деревню. Социальные отношения, которые складывались в российской деревне в годы становления хозяина-фермера, характеризовались включением этих хозяев в современные связи: самостоятельное заключение договоров с банками, кредитными обществами, сбытовыми организациями и фирмами. Заключение договоров, контрактов юридически оформлялось. Установленный же патриархальный уровень отношений отличался господством не права, а обычая. Таким обычаем стал неоформленный, словесный приказ «начальника» о выходе на работу и о ее оплате. Оборотной стороной искаженной патриархальности стала нарастающая внутренняя утрата чувства хозяина земли. Колхозное имущество не было своим. Колхозники мечтали о переселении в город как о лучшей доле для своих детей, способе хоть как-то гарантировать их будущее. И все же в деревне еще сохранялись традиции крестьянской самоотверженности, взаимопомощи.

Смена социального статуса и его повышение могли произойти лишь при наличии образования. Поэтому наиболее энергичные, активные, удачливые молодые люди имели стимулы для повышения образовательного уровня. И хотя представители «народной интеллигенции» находились под постоянным контролем и угрозой репрессий в случае, например, невыполнения цехом или отделом плановых заданий, их более высокий материальный достаток был гарантирован. «Полуудачники» пополняли разраставшийся слой малоквалифицированных служащих в многочисленных управленческих и исполнительных структурах.

Номенклатура после выучки «большим террором» была хорошо дисциплинирована, понимая, что только ее умелое руководство всеми отраслями производства, всеми сферами жизни способно спасти ее от повторения массовых репрессий по отношению к ней. И интеллигенция, и малоквалифицированные служащие, и номенклатура воспринимали продолжающиеся аресты в своей среде как привычные, закономерные. Выработалась психологическая модель приспособления к ним: оставшиеся вне репрессий, пережившие несколько волн репрессивных акций люди наряду с глубоко затаенным страхом стали испытывать чувство благодарности властям за то, что репрессии их не коснулись. Само это воспринималось как благодарность властей, признание благонадежности. Отсюда и возникновение у многих людей комплекса «единства партии и народа». Репрессированных и членов их семей старались не замечать, а чаще всего к ним относились по меньшей мере с подозрением. В сочетании с мощной пропагандой это вырабатывало тоталитарный тип личности с его наркотической привычкой к указаниям «сверху», отказом от анализа как действий «верхов», так и своих собственных.

«Большой стиль» в культуре. Термин «большой стиль» появился недавно. Он применяется для общей характеристики тоталитарной культуры в СССР, утвердившейся в середине 30-х гг. Элементы «большого стиля» характерны также для культуры нацистской Германии, фашистской Италии и некоторых других стран. Основными чертами «большого стиля» становятся пышность, демонстративный оптимизм, использование внешне реалистических форм и их обязательность в художественной жизни. «Большой стиль», искусственно сконструированный исходя из политических потребностей, начинает жить своей жизнью и более того — оказывать существенное воздействие на мироощущение и поведение многих людей. После краха тоталитарных режимов «большой стиль» начинает замещать их реальность и в глазах немалого числа людей олицетворять «счастливую жизнь» и «успехи» тоталитаризма, мифологизируя и оправдывая его.

Окончательная победа тоталитаризма сделала совершенно ненужными новому обществу левацкие, революционные, авангардистские изыски, характерные для первых послеоктябрьских лет. Укрепившаяся власть нуждалась во внешних признаках стабильности. Неустойчивость и противоречивость авангардизма во всех сферах не соответствовала ее идеалам. Поэтому уже с начала 30-х гг. наблюдаются первые признаки возврата к внешне традиционному в культуре.

Начинается пересмотр отношения к истории. Революция проходила на отрицании российской истории, которая рассматривалась как цепь ошибок и преступлений. Теперь, для того чтобы придать законность своей власти, он начинает искать контакты с прошлым. История России представляется сплошной цепью побед. Петр I, ранее трактовавшийся как человек, полный пороков, предстает в книгах и фильмах как былинный герой, заботящийся о стране и народе. Если в начале революции выбрасывались мощи Александра Невского, то теперь он становится новым национальным героем.

«Большой стиль» ярко проявился в запечатленных хроникой массовых шествиях, празднествах, спортивных парадах. Умело организованные, они служили отдушиной для людей, чья жизнь была не слишком праздничной, были свидетельством силы, мощи, уверенности в будущем, в победах во всех сферах. Важнейшую роль стал играть кинематограф. Талантливейшие режиссеры, операторы, актеры создавали кинофильмы, оказывавшие неизгладимое воздействие на сознание людей («Светлый путь», «Волга-Волга», «Свинарка и пастух»). Члены партийного руководства лично просматривали почти все выпускавшиеся киноленты и были высшими цензорами, чутко улавливая все отступления от «генеральной линии». Обязательным был показ преодоления трудностей, разоблачения врагов. Кино было многожанровым. Наряду с историко-революционными фильмами выпускались приключенческие ленты о борьбе с «вредителями и диверсантами», комедии в пышном «голливудском» стиле.

Новый Союз писателей, особенно после того как под пресс «большого террора» попали многие его участники и создатели, играл роль как эстетического, так и идейного цензора. Наиболее приближенным к власти писателям обеспечивались высокие гонорары, просторные квартиры и дачи, высококлассное медицинское обслуживание. То же относилось и к популярным художникам, деятелям театра. Так тоталитарный режим приручил многих, особенно столичных, деятелей культуры. Стала формироваться «советская художественная интеллигенция», целиком в материальном отношении зависевшая от коммунистической партии и государства, структурированная по иерархическому принципу. Выпадение из этой иерархии означало прекращение доступа к читателю, зрителю.