Интерес Гитлера к России усиливался. Посмотрев документальный фильм о советских военных парадах, фюрер воскликнул: «Я совершенно не знал, что Сталин — такая симпатичная и сильная личность». Немецким дипломатам была дана команда и дальше зондировать возможности сближения с СССР.1(ст 282-283)
Англо-франко-советские военные переговоры(12-21 августа 1939г.)
На следующий день в Москве открылись переговоры военных миссий. Подход Великобритании и Франции к их проведению давал советской стороне новые основания подозревать своих западных партнёров в неготовности договариваться. Их делегации, возглавляемые отставным британским адмиралом П. Драксом и французским генералом Ж. Думенком, состояли из второстепенных лиц и были недостаточно представительными для столь ответственного дела. Французская делегация была наделена полномочиями только на ведение переговоров, но не на подписание военной конвенции, а британская делегация вообще не имела письменного мандата от своего правительства. Такое неуважение к общепринятым дипломатическим нормам вызвало нескрываемое недовольство советской стороны, учитывая, что от Советского Союза на переговорах присутствовало всё высшее руководство вооружённых сил во главе с наркомом обороны К.Е. Ворошиловым и его полномочия были в полном порядке.
Секретные директивы у адмирала Дракса конечно же были; Они предписывали ему «вести переговоры как можно медленнее» и затягивать их до октября 1939 г., когда вследствие осенней распутицы германское нападение на Польшу стало бы невозможным. Придерживаясь такой тактики, англичане рассчитывали вынудить Гитлера отказаться от своих агрессивных планов и в то же время уклониться от принятия обязательств но оказанию военной помощи Советскому Союзу. На это же надеялись и во Франции.
Неудивительно, что секретные инструкции, полученные Ворошиловым от Сталина, были проникнуты глубоким недоверием к западным партнёрам. Подозревая их в стремлении столкнуть СССР с Германией, Сталин ожидал от британских и французских представителей убедительных доказательств серьёзности их намерений, способных развеять эти опасения. Таким доказательством, по мнению руководства СССР, должен был стать в первую очередь свободный пропуск Красной армии через территорию Польши и Румынии к театру военных действий с Германией; в противном случае трёхсторонняя коалиция признавалась «предприятием, заранее обречённым на провал», в котором Советский Союз участвовать отказывался.
Заседание военных миссий началось с изложения сторонами своих предложений о военном сотрудничестве. Ворошилов представил подробный план совместных действий против Германии, предусматривавший три варианта: ты случай германской агрессии против Великобритании и Франции!, против Польши и Румынии, а также против СССР через страны Прибалтики. Начальник Генерального штаба Б.М. Шапошников заявил, что Красная армия готова выставить против агрессора мощную группировку. Однако пи английская, ни французская делегация не смогли дать внятного ответа на вопрос, каким образом Советский Союз, не имевший обще,й границы с Германией, мог бы принять участие в боевых действиях. После этого Ворошилов, в соответствии с полученными инструкциями, поставил перед ними «кардинальный вопрос» о пропуске советских войск через Польшу (в районе Виленского коридора и Галиции) и Румынию. Он потребовал, чтобы западные державы добились от своих восточноевропейских союзников согласия на вступление Красной армии на их территорию в случае германского нападения.
С точки зрения заключения подлинного военного союза требование о допуске Красной армии в Польшу и Румынию было абсолютно правомерным и логичным. И хотя правительства этих стран ранее неоднократно давали понять, что не желают военного союза с СССР, в Москве рассчитывали, что в изменившихся условиях, когда над Польшей нависла смертельная угроза германского вторжения, её позиция может быть пересмотрена. Однако польское руководство оставалось непреклонным, не желая проводить никаких различий между германской и советской политикой. Министр иностранных дел Бек на встрече с английскими и французскими дипломатами предположил, что «Ворошилов пытается добиться мирным путём того, чего он хотел добиться силой оружия в 1920 г.» (то есть во время советско-польской войны), и заявил, что Польша не примет помощь Красной армии ни при каких обстоятельствах. Главнокомандующий Войска Польского Э. Рыдз-Смиглы, видевший в Германии даже «меньшее зло» по сравнению с СССР, добавил: «С немцами мы рискуем потерять нашу свободу, с русскими мы потеряем нашу душу». Максимум, на что соглашались поляки, — это отложить на несколько дней публичное объявление своей позиции, чтобы дать британской и французской делегациям возможность ещё немного потянуть время на московских переговорах. 17 августа 1939 г. Ворошилов предложил отложить очередное заседание до получения ответа из Варшавы. Переговоры зашли в тупик.1(ст 283-285),2(ст 240-246).
Договор о ненападении между СССР и Германией
и секретный дополнительный протокол.
Как только советская сторона окончательно убедилась, что западные миссии приехали в Москву с пустыми руками и не готовы к подписанию военной конвенции, она активизировала параллельные переговоры с Германией. 3 августа Риббентроп отправил Шуленбургу в Москву телеграмму с пометкой "срочно, совершенно секретно":
Вчера я имел продолжительную беседу с Астаховым[поверенный в делах СССР в Германии], содержание которой изложу в отдельной телеграмме.
Выразив желание немцев улучшить германо-русские отношения, я сказал, что на всем протяжении от Балтийского до Черного моря не существует таких проблем, которые мы не могли бы решить к взаимному удовлетворению. В ответ на пожелание Астахова перейти к переговорам по конкретным вопросам ...я заявил, что готов к таким переговорам, если Советское правительство сообщит мне через Астахова, что оно также стремится к установлению германо-русских отношений на новой основе.(8.)
15 и 17 августа 1939 г. Молотов дважды принимал её посла Шулепбурга, который передал ему официальное германское предложение о визите в СССР «в самое ближайшее время» министра иностранных дел Риббентропа с тем, чтобы «восстановить дружбу между двумя странами» и «решить территориальные вопросы Восточной Европы». В свою очередь, Молотов впервые высказал пожелание советской стороны заключить с Германией пакт о ненападении, а также «специальный протокол по вопросам внешней политики, который представлял бы органическую часть пакта», на что Берлин немедленно, ответил согласием.
Гитлер очень спешил. Назначив вторжение в Польшу на 25 августа, он загнал себя в страшный цейтнот. Начинать войну ему следовало, не дожидаясь осенней распутицы, вследствие которой польские дороги могли стать непроходимыми для моторизованных частей вермахта, а это поставило бы под удар всю концепцию блицкрига. Однако в Москве медлили с определением точной даты визита, желая дождаться от западных держав ответа на свой запрос относительно пропуска Красной армии в Польшу и Румынию. 19 августа 1939 г. было подписано советско-германское кредитное соглашение, согласно которому Берлинпредоставлял СССР льготный заем в 200 млн марок под 5% годовых для закупки товаров и оборудования. В гот же день Молотов предложил назначить визит Риббентропа на 26 августа срок для германской стороны абсолютно неприемлемый. Уговоры Шуленбурга и его обещания «пойти навстречу всем желаниям Советского Союза» ни к чему не привели и тогда Гитлер решился сыграть ва-банк. 21 августа 1939 г. он обратился к Сталину с личным посланием, в котором просил его принять Риббентропа не позднее 23 августа ввиду того что «кризис в германо-польских отношениях может разразиться изо дня в день».
Медлить и дальше становилось опасно. Не дождавшись от западных держав положительного ответа на советские предложения и получив убедительные доказательства готовности Германии идти па уступки и договариваться, Сталин ответил на просьбу фюрера согласием. Известие о предстоящем приезде Риббентропа в Москву произвело в Европе ошеломляющий эффект. Лидеры западных держав, убеждённые в непримиримости советско-германских противоречий, явно не ожидали такого развития событий и находились в замешательстве. Вместе с тем советская сторона не спешила окончательно «сжигать мосты» в отношениях с Великобританией и Францией. Им было официально заявлено, что «переговоры с Германией не могут никаким образом прервать или замедлить англо-франко-советские переговоры», а 21 августа 1939 г. на очередном заседании военных миссий Ворошилов вновь говорил о желании СССР подписать трёхстороннюю военную конвенцию. Советский проект пакта о ненападении, вручённый Шуленбургу 19 августа 1939 г., был составлен по образцу договоров о ненападении, ранее заключённых СССР со странами Прибалтики, и предусматривал, что Советский Союз останется нейтральным только в том случае, если Германия станет жертвой агрессии; в случае же, если агрессия будет совершена самой Германией, договор автоматически расторгался, Для Гитлера, изготовившегося напасть на Польшу, такая редакция пакта была заведомо неприемлемой, но она давала Москве возможность сохранить пути к отступлению и продолжить переговоры с западными державами, если по каким-либо причинам миссия Риббентропа закончилась бы провалом. 23 августа 1939 г. германский министр иностранных дел прибыл в Москву и сразу же направился в Кремль па переговоры со Сталиным и Молотовым. Визит готовился в невероятной спешке — один из самолётов германской делегации был даже обстрелян по ошибке в районе Великих Лук советскими средствами ПВО. Переговоры проходили очень успешно. В счптаные часы стороны достигли соглашения по всем обсуждавшимся вопросам; при этом германский министр согласовывал все свои действия по телефону с Гитлером. В почв с 23 на 24 августа Риббентроп и Молотов скрепили своими подписями советско-германский пакт о ненападении и секретный дополнительный протокол к нему. Договор о ненападении, датированный 23 августа 1939 г., был заключён сроком на 10 лет и вступал в силу немедленно после подписания. Статья 1 этого документа провозглашала отказ договаривающихся сторон «от всякого насилия, всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга, как отдельно, так и совместно с другими державами». Статьи III и V предусматривали проведение консультаций по вопросам, затрагивающим общие интересы двух государств, и мирное урегулирование споров. В остальном же первоначальный советский проект пакта подвергся кардинальным изменениям. Статья II получила принципиально новую редакцию и гарантировала теперь нейтралитет одной из сторон в случае, если другая сторона «окажется объектом военных действий со стороны третьей державы» — то есть может не только стать жертвой агрессии, но и сама совершить агрессию. Именно такого обязательства и добивался от Москвы Гитлер. Новой была и статья IV, согласно которой каждая из сторон обязалась «не участвовать в какой-либо группировке держав», направленной «прямо или косвенно против другой стороны», что делало невозможным продолжение англо-франко-советских переговоров, равно как и участие СССР в любой антигерманской коалиции. Однако и Германия, приняв эту формулировку, делала крупную уступку: она фактически выходила из Антикоминтерновского пакта. Это её решение наносило болезненный удар по германо-японским отношениям, учитывая, что визит Риббентропа проходил в разгар советско-японского вооружённого конфликта у реки Халхин-Гол. В Токио оно было встречено с возмущением, как явно недружественный акт. Заключив договор, о ненападении с Германией, Советский Союз гарантировал ей свои нейтралитет в ходе предстоящей нацистской агрессии против Польши. Уничтожение Польского государства означало не только дальнейшее усиление Третьего рейха, но и его территориальное расширение на восток с непосредственным выходом к границам СССР. Цена, уплаченная Берлином за советский нейтралитет была скрыта в секретном протоколе. Этот примечательный документ был посвящен разграничению «сфер интересов», что «в случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства», разграничение «сфер интересов! Германии и СССР пройдёт по линии рек Нарева, Висла, Писсы, Сана, а « в случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств», разграничение «сфер интересов» двух держав пройдет по северной границе Литвы. В протоколе также подчеркивается интерес СССР к Бессарабии, в то время как германская сторона заявила о своей «полной политической незаинтересованности» в этой территории. Обе державы соглашались также признать интересы Литвы относительно Виленской области. Таким образом, согласно секретному протоколу, в советскую «сферу интересов» отходили Латвия, Эстония, Финляндия, Бессарабия и восточная часть Польского государства- то есть все европейские территории, которые до Первой мировой войны были частью Российской империи, но впоследствии не вошли в состав СССР. В германскую « сферу интересов» были включены западная часть Польши и Литва.1(ст285-289),5.