Партийная литература. В наших партийных газетах большая часть статей появляется без подписи. Это делается для поднятия авторитета партийных учреждений и для устранения рекламирования отдельных лиц. Это внесёт и больше единства во взгляды масс.
... Обращаем внимание товарищей на желательность организации спевок хорового исполнения революционных песен.
ЖЕРТВУЙТЕ ЗАРАБОТОК ПЕРВОГО ДНЯ РАБОТЫ В ЖЕЛЕЗНЫЙ ФОНД
«ПРАВДЫ». Рабочая газета не может зависеть от капризов и алчности господ капиталистов.
О митинге прислуги... Собравшиеся стояли на улице. Товарищи прислуги! Мы должны добиться, чтоб и нам было место для собраний. Просим РСДРП подать голос и за нас, не имеющих никогда свободы.
ОТКУДА НАМ ГРОЗИТ ОПАСНОСТЬ? Демократию пугают, что «враг стоит у ворот», а Милюков заявляет, что наша цель — «ликвидация Турции»... Николай II и его приближённые грозились открыть минский фронт Вильгельму — и такая опасность существует, пока армия — в руках Алексеевых...
СИЛА СОБЫТИЙ. Две недели назад наш большевистский агитатор был арестован в Москве красной милицией за то, что призывал к республике. Сейчас и ЦК кадетов уже объявил себя за демократическую республику. Мы указали, что дяде бывшего царя и генералу Алексееву не место быть во главе революционной армии. И Николай Романов уже смещён, а об Алексееве узнаем через недельку-другую.
В БУРЖУАЗНОЙ ПЕЧАТИ ОТКРЫТ ПОХОД ПРОТИВ «ПРАВДЫ». Это нас но удивляет. «Правда» поставила своей задачей защищать интересы всего трудящегося народа. Вчерашние сторонники монархии обливают потоком грязи газету, созданную рабочим классом. Предстоят ещё многие битвы. Борьба не кончена, не обольщаться словами о свободе. Мы помним 1848 год и Коммуну, когда республиканская буржуазия расстреливала рабочих. Мы сочтём нашу революцию законченной, когда вся власть будет принадлежать самому народу, когда все чиновники будут выборными, когда земля будет передана государству. Мы отдаём газету «Правду» под защиту революционного рабочего класса и армии.
... Временное правительство, выдвинутое либеральным движением класса собственников... Но революция будет углубляться и идти к диктатуре пролетариата и крестьянства. Временное правительство склонно было бы задержать развитие революции, но у них нет сил для этого. Упираясь, они принуждены идти вперёд. Мы будем разоблачать каждую непоследовательность Временного правительства, каждую попытку притушить революционный пожар. Мы должны знать, что пути демократии и Временного правительства разойдутся. Нам незачем подгонять события. Они и так развиваются с великолепной быстротой! И именно поэтому было бы политической ошибкой ставить сейчас вопрос о смене Временного правительства. Движущие силы революции — за нас.
Матвей Муранов
О СОВЕТАХ. С быстротой молнии двигается колесница русской революции. За Петроградом тянется, спотыкаясь, необъятная провинция. Но оглянитесь кругом: тёмная работа чёрных сил идёт непрерывно. Чтоб развернуть революцию дальше — надо союз рабочих и солдат сделать не временным, а устойчивым. Орган этого союза — Советы.
К. Сталин
ЧТО НАМ НУЖНО ДЕЛАТЬ ТЕПЕРЬ? Каждый гражданин или гражданка нашей молодой республики должен немедленно вступить в ту или иную организацию. Социал-демократы должны быстро стать в железные ряды. Надо, чтобы по всей России возникало множество клубов. Немедленно всюду устраивать стрелковые общества и обучаться стрельбе... До огромной массы населения России докатились только отрывочные сведения о том, что сделано Революцией.
Владимир Бонч-Бруевич
ГОСПОДАМ КЛЕВЕТНИКАМ ИЗ БУРЖУАЗНЫХ ГАЗЕТ
Лишась последнего стыда,
Старайтесь, господа!
... Большие барыши
Вас ждут за гнусную работу.
Демьян Бедный
... На заводском собрании выяснялась физиономия Временного правительства и задачи пролетариата. Признали, что Временное правительство радо протянуть руку прежнему царскому, дабы укротить пролетариат... Решено регулярно выписывать «Правду» и пожертвовать в Железный Фонд...
О ПРОВОКАТОРЕ ЧЕРНОМАЗОВЕ... Единоличным редактором «Правды» он никогда не был. Постоянно шёл разговор, чтобы сместить Черномазова. Всегда тяжело подозревать человека, который считается товарищем... Но улик не было... Недобросовестная травля буржуазной печати...
СМЕШНАЯ ПРЕТЕНЗИЯ. В травле против «Правды» ничем не брезгуют. Спрашивают даже: почему мы называем Петербург, а не Петроград? Николай II пожелал показать свой патриотизм и перекрестил. Этим он не победил немцев и не спас себя. Должны ли мы исполнять всякую его бесполезную затею? Наш Петербургский комитет не желает менять своё имя в угоду Николаю II. Неужели нет более серьёзного вопроса?
… «Правдой» получено приветствие от товарищей Н. Ленина и Г. Зиновьева.
597
Ещё десять дней назад Александр Фёдорович трепетал от гордости, что включён в правительство, и в драматически-мятежных языках пламени видел свое положение социалистического заложника среди буржуазных министров. Но за немногие дни он великолепно в этом правительстве освоился: Некрасов, Терещенко и Коновалов были его тайно-соединённые и во всём согласные друзья; Годнев и Владимир Львов, постоянно в себе не уверенные из-за своей правой принадлежности, голосовали всегда на стороне Керенского; сам князь Георгий Львов относился к Керенскому с растущим почтением, если даже не с услужливостью, — и Керенский уже ощущал себя как бы заместителем премьер-министра, второю фигурой в кабинете, — хотя, конечно, это место думал занимать Милюков да и Гучков. Керенский уж никак не был рядовой министр, и всего лишь юстиции, но уже — влиянием на князя Львова — приобретал как бы право veto на любые решения остального правительства. А каждое собственное действие его одобрялось, а каждое предложение его принималось; например, чтобы правительство ехало в Сенат и там бы присягало на верность народу.
Правда, такое положение Керенского в правительстве объяснялось не только превосходством его личности, ещё не всеми усвоенным, но тем, что плечи его были нагружены доверием революционно-демократической общественности и всего Народа.
Однако это представительство от Совета, так полезное в первые дни, эта зависимость становилась Керенскому непереносима и даже унизительна, по мере того как росла развязность и претензии Совета. Если Исполнительный Комитет Совета значил больше, чем всё правительство вместе взятое, то что тогда был Керенский в правительстве и зачем? Уронил бы он себя, если б хоть раз отправился туда, на Исполком, тереться среди них и серьёзно отчитываться о правительстве. Как признанная любовь всей России, надежда её, многогласно выраженная, — Керенский бы наилучше всего теперь совсем отменил бы своё советское происхождение, смыл бы его с себя, оно его только суживало. Но это было невозможно при том, что Совет то и дело вмешивался в дела правительства, и надо было какую-то позицию занимать.
А теперь придумали ещё эту Контактную комиссию, и вот исполкомовцы приходили развязно, вчера уже второй раз, сюда, в тихий, сверкающий, золочёно-мраморный Мариинский дворец, — и разваливались в бархатных креслах выслушивать отчёт правительства и давать свои указания. Особенно раздражал Керенского презрительно-басовитый тон Нахамкиса, как он поучал министров о доминации Совета.
Защищался ли добросиятельный князь, что Временное правительство получает со всех концов России сотни телеграмм с приветствиями, благопожеланиями, обещаниями помощи и поддержки, —
— Да мы, — добавлял Нахамкис, — тысячи таких телеграмм получаем, и все требуют, чтобы мы забрали власть себе. Вы — только потому до сих пор правительство, что мы защищаем вас от масс, а они — желают вас убрать.
Как будто не личность энергичного мелькающего Керенского привлекла к правительству симпатии российских масс!
Но самому ему было неудобно о том возражать. Его позиция в Контактной комиссии оказывалась исключительно сложной, разодранной надвое. Он вообще избежал в ней числиться — потому что не мог же вступить в полемику против Совета на стороне буржуазного правительства, но и не разделял ни одной ноты Совета. Вчера он остался присутствовать на ней — как наблюдатель, как другие министры, — и сидел молча, с презрительно-прищуренным выражением. И внутренне корёжился от уступчивости размазни князя Львова.
Вчера заседали в большой комнате, с окнами на Исаакиевскую площадь. Сидели за подковообразным столом, правительство — по внешней стороне полукруга, Совет — по внутренней. Керенский — на самом краю, отдалясь, как если б он не имел отношения ни к тем, ни к другим.
Хотя уже отошло заседание правительства, ещё было не поздно. Но заседание Контактной комиссии изнурительно затянулось в споре об Учредительном Собрании.
Одна штора была не задёрнута, и виднелись огни «Астории», уличных фонарей, полная темнота там, где громоздился Исаакиевский собор, а иногда по площади проносились световые снопы автомобилей или покачивались точки свечных извозчичьих фонарей.
Собственно, обе беседующие стороны начинали понимать, что появлением Учредительного Собрания они обе отменяются. И поэтому спешить с Собранием не было выгодно ни одной из них. Но и много раз уже было заявлено, что война не мешает созыву. Однако если Львов смущённо оправдывался, что практически невозможно созвать в мае-июне, как обещали, чтобы приготовить абсолютно-демократические выборы, — значит, не раньше всё-таки осени, — Совет показно настаивал, чтобы летом.
Согласились, что должна выбирать и Действующая армия. Должны выбирать и женщины. Согласились, что подготовку выборов будет вести совместная с Советом комиссия. Но не сумел отстоять князь Львов даже — чтоб Учредительное собралось в Москве. А Нахамкис гремел не по-комнатному: