Десять дней назад промышленность на разогнанном ходу бесперебойно подавала обильное вооружение. Но тряхнула революция — и всё остановилось.
Не успевая распрямить плечи, с сенной копёнкой, свешенной на лоб, перехаживал Гвоздев по своим двум малым комнаткам в Таврическом, от телефона — к представителям, присланным с завода, и к своим посылаемым туда, и к столам, где сочинялись проекты заводских соглашений. И — всё менее успевал за разрывом событий. И людей почему-то и здесь, как и в Военной комиссии, никак не хватало. И едва входил Ободовский — находилось сразу для него, что посоветовать, и как будто именно тут и было ему сейчас самое настоящее место?
Главный-то бой революции — вот он, начинался: каково теперь победителям снова влезть в чумазую шкуру? И правы же во многом — но и совсем не правы, если помнить о германской армии на русской земле.
Как — убедить, умерить рабочих? Но — и заводчиков тоже!
Время для Ободовского — всё сжималось и сжималось.
463
И что ж наприказали в этом Приказе №1? Все поняли по-разному, в каждом полку поступали по-своему, отовсюду текли запросы — как именно понимать? И застонала, жаловалась Военная комиссия, которая всё считалась подчинённой и правительству, и Совету. И, говорят, просто выли цензовые круги. И только военный министр Гучков не снисходил что-либо спросить или возразить, будто его этот Приказ меньше всего касался.
Всё же члены Исполнительного Комитета чувствовали стеснение, что с Приказом перемахнули. Да многие и роптали теперь, что они и не слышали, это без них. А Соколов пустозвонный — нисколько не раскаивался, на него не навалишь, — да у него всё свои какие-то дела, на Исполкоме редко просиживал больше часа кряду, подкалывало его бежать дальше. А сегодня на заседании обсуждали, какое бы дать к Приказу такое пояснение, чтоб не уронить своего прежнего распоряжения, но и немного попятиться. Можно назвать тоже Приказом, уже №2.
Из дебрей возникших кривотолков, отменил ли Совет депутатов армию или армия остаётся, теперь надо было выйти с достоинством, как будто лишь разъясняя дальше. Итак, это будет Приказ опять — войскам Петроградского округа, но и — для сведения рабочим Петрограда. Разъяснить, что солдатские комитеты, да, должны избираться во всех воинских частях, но этим комитетам отнюдь не поручено избирать офицеров (хорошо, что вычеркнули тогда). А комитеты эти — для организации солдат, для общественных нужд и для участия в общеполитической жизни. Вопрос же о выборности военных начальников передан на рассмотрение специальной комиссии. (На самом деле никакой такой комиссии не было, но что иное сказать? А — как быть с выборами офицеров, уже произошедшими во многих полках?) Все же выборы офицеров, до сих пор произведенные? — должны остаться в силе... К тому же Совет и признаёт за солдатскими комитетами право возражения против того или иного офицера. А в общественной и политической жизни солдаты обязаны подчиняться своему выборному органу — ИК Совета рабочих депутатов, как это и указано в Приказе №1. (Так что особенно и извиняться не приходится.) Военным же властям солдаты обязаны подчиняться лишь по военной службе. А чтоб устранить опасность вооружённой контрреволюции — петроградский гарнизон не будет выводиться из города (этим не успели поласкать в Приказе №1), и оружие у петроградских солдат не должно быть отобрано.
Большевики, конечно, зашумели: что это — капитуляция перед Временным правительством, что это — низведение комитетов. Но — далеко они не набирали себе большинства.
Кто же подпишет? Исполнительный Комитет, вообще. Можно заставить подписать и из Военной комиссии. А подпись военного министра? — очень, конечно, была бы желательна, да вот — не складывались с ним отношения.
Но даже и сильней — игнорировать его. Сейчас вот готовый Приказ №2 отправить с курьером в Царское Село на искровую станцию, да скорей по радиотелеграфу и разослать всем-всем-всем, — всем воинским частям, всей Действующей армии, кто уловит.
Погнали гонца.
Непомерный Совет с сегодняшнего дня разделили: солдат отделили от рабочих, и помещаться в зале легче, и вздора меньше, и пусть собираются только через день те и другие. Через коридор, в Белом думском зале, сегодня и собралась солдатская секция — и свои, навязанные в Исполком, солдаты, ни к чему для дела (после трёх дней никуда они, конечно, выключаться не захотели), — теперь ушли туда.
В Исполнительном Комитете стало попросторней, а то ведь дошло уже до тридцати членов, еле хватало стульев. Правда, несколько человек постоянно не сидели за столом заседаний, но толпились у закусочного стола, спиной к заседанию, и подкреплялись, разумеется бесплатно: члены ИК покинули свои обычные занятия, чтобы здесь заседать ежедневно, и имели право более чем на такое содержание. Сегодня обещали принести и горячий обед.
Но председателя Чхеидзе эта возня у закусочного стола раздражала, она сбивала преданность революционному делу. И Чхеидзе несколько раз протестовал и призывал к порядку.
Всё же не отпадал вопрос: как повлиять на Гучкова? Его позиция очень загадочна: он ведь и не участвовал в переговорах о власти, и держится как будто выше всяких обязательств. Он открыто и надменно нарушает доброжелательный стиль отношений между правительством и Советом, какой поддерживают другие министры. Например, Некрасов сам просил командировать к нему в министерство представителя Совета для участия в принципиальных решениях. А Гучков уклонялся от всяких прямых сношений. Так заставить его?!
Нарушить свою гордость, послать к нему делегацию? Да! И сегодня же, не медлить! Вот, с Приказом №2. И послать делегацию самую крепкую, которая сумеет потребовать. Прежде всего, конечно, — Стеклова. (Его теперь выдвигали всюду, где нужен советский таран, уже ощутили в нём силу.) Затем Скобелева. (Становился и он постоянным представителем Совета всюду и везде.) А вот и Соколов! — как раз вкатился в заседание — в комиссию его, он же Приказ №1 писал, пусть и выражает министру убеждения. Ты же специалист, так и доводи до конца!
Соколов — охотно! Побежал звонить в канцелярию военного министра.
Но кого-то же послать и для смягчения, дипломатически? Гвоздева, они с Гучковым работали вместе, тот его знает хорошо. (Сам Гвоздев — в другой комнате, в комиссии по труду.) Да кого-нибудь из офицеров. Филипповского — он и наш, и в Военной комиссии, и в курсе всего. Ну, и одного солдата.
Нести Гучкову Приказ №2 — и требовать? Подписи под ним! Мало! пусть вот он от себя, а не от Совета устанавливает всеобщую выборность офицеров! А что ж, товарищи, мы должны быть последовательны в своих демократических принципах: как можно признать офицерами всех назначенных старорежимных?.. А Гучков даже отдание чести уклоняется отменить.
Решили.
Теперь Чхеидзе имел важное сообщение. Ему было поручено провести переговоры с правительством об арестовании всего дома Романовых. Приходят тревожные слухи: сейчас Николай почему-то в Ставке и свободен там, а по слухам собирается в Киев и как бы не в Крым. Чхеидзе заявил правительству о решении Совета и настаивал: немедленно к исполнению! Правительство — и возражать не возражает, а вялое, ни к чему не способно. Один из благоприятствующих министров (кто? Некрасов...) заявил, что правительство готово облегчить Исполнительному Комитету, если он захочет арестовать сам.
А — сами они?! Не хотят ручки пачкать?
Нет, заставить их самих! Это, товарищи, очередной буржуазный манёвр: перетолкнуть арест на нас. Мы — конечно можем, мы — всегда успеем, но они правительство, и они первые обязаны. Николай Семёнович, настаивайте, чтоб они сами!
Последние сведения: Николай Романов желает прибыть в Царское Село.
Это хорошо, тут его взять ничего не стоит. А в Ставке могут быть трудности, там генералитет, контрреволюционное гнездо.
А другие Романовы?
С другими Романовыми слегка подождать, а то спугнём. Не всех сразу.
Но что делать с Николай Николаичем? Ведь они под сурдинку отдали ему Верховное Главнокомандование!
Совету депутатов не присылаются обязательные экземпляры военных приказов, а надо бы. Уже три дня, как по всей армии гуляет приказ Николай Николаича, и вот он только теперь тут. И что ж он строчит? Что он назначен волею государя императора! И председатель Львов — тоже волею императора! И перечисляет министров, получается — и они волею императора. Вот как они свои чёрные кольца плетут. А мы — всё пропускаем.
Так заставить правительство этот приказ немедленно отменить! Гучкову, поручить делегации: отменить!
Николай Николаича самого надо отменить. Как можно доверять ему армию? Он же в два счёта и вернёт нас к старому режиму!
Это подкоп цензовиков: вверить армию недобитой династии!
Не допустить Николай Николаича до Ставки, перехватить!
Но не раньше чем самого Николая.
Так вот почему и надо спешить с арестом царя.
Нахамкис, и без того крупный, ещё стоял в рост позади сидящих — и громил тем более внушительно:
— Да такие ли приказы они пишут? А приказ Алексеева вы читали? — «чисто революционные разнузданные шайки»! — это он о делегациях из Петрограда, которые разоружают жандармов! «...Иметь на всех станциях гарнизоны из надёжных частей под начальством твёрдых офицеров»! Вы понимаете, что значит «надёжных»и «твёрдых»? Да ещё: захватывать живьём, тут же назначать военно-полевой суд и приводить в исполнение немедленно! А? Содержательный документ! Бравый генерал! — Нахамкис не трунил, его умные глаза высмотрели. — Такого — свернуть в бараний рог самого немедленно!