Смекни!
smekni.com

Милк, Харви (стр. 2 из 9)

После окончания Второй мировой войны портовый город Сан-Франциско стал прибежищем для значительного числа геев, демобилизованных из вооружённых сил, которые решили поселиться здесь и не возвращаться в свои родные города, где они могли быть подвергнуты гонениям.[12] Так что уже к 1969 году в Сан-Франциско было больше геев, чем в любом другом американском городе. Когда Институт имени Кинси получил задание провести исследования гомосексуалов, учёные выбрали центром своей работы именно Сан-Франциско.[13]

Харви Милк и Джек Маккинли были одними из тысяч геев, мигрировавших в Сан-Франциско. Маккинли работал помощником режиссёра Тома О’Хоргана, который начал свою карьеру в экспериментальном театре, но вскоре переключился на масштабные постановки на Бродвее. Они приехали в Сан-Франциско с гастрольной труппой мюзикла «Волосы» («Hair»). Позже Маккинли предложили работу в постановке нью-йоркской версии мюзикла «Иисус Христос — суперзвезда», он вернулся в Нью-Йорк, и их бурные отношения с Милком закончились. Сан-Франциско настолько втянул в себя Милка, что он решил остаться и устроился работать в инвестиционную компанию. Милк всё больше тяготился складывающимся в стране политическим климатом, в знак протеста он начал отращивать бороду и длинные волосы. В 1970 году, после вторжения американских войск в Камбоджу, Милк демонстративно на глазах у толпы сжёг свою карту Bank of America. На следующий день он был уволен с работы.[8]

В дальнейшем Милк скитался между Калифорнией, Техасом и Нью-Йорком без каких-либо планов и постоянной работы. В Нью-Йорке он стал сотрудничать с театральной студией бродвейского продюсера и режиссёра Тома О’Хоргана, в том числе выступил в качестве сопродюсера некоторых постановок этой студии.[14][15] Время, проведённое Милком в обществе «детей цветов», стёрло с него остатки консерватизма. Вот как описывал Милка Том О’Хорган в статье «The New York Times»: «Это был человек с грустным взглядом, стареющий хиппи с длинными-длинными волосами, в украшенных бисером потёртых джинсах».[15] Бывший нью-йоркский возлюбленный Милка Грег Родуэлл, прочитав это описание, не мог поверить, что речь идёт о том самом человеке, который когда-то был ему близок.[8] Один из друзей Милка с Уолл-стрит вспоминал, что несмотря на, казалось бы, полное отсутствие у Милка в тот период каких-либо перспектив и планов на будущее, в то же время «он был более счастлив, чем когда-либо в своей жизни».

В это время Милк встретил свою новую любовь, Скотта Смита, который был на 18 лет моложе его, и у них завязался роман. Харви и Скотт, уже неотличимые от других длинноволосых бородатых хиппи, вернулись в Сан-Франциско и стали жить на те деньги, что у них ещё оставались. В 1972 году на последнюю тысячу долларов Милк открыл фотомагазин на улице Кастро.[8]

1.3. Политические перемены

В конце 1960-х годов гей-движения «Общество за права личности»[прим. 3] и «Дочери Билитис» начали кампанию, направленную против полицейских провокаций и облав на гей-бары в Сан-Франциско. Оральный секс всё ещё являлся уголовным преступлением, и в 1970 году в городе были за это арестованы около 90 человек. Сталкиваясь с угрозой выселения из арендуемых квартир за гомосексуальную связь и опасностью ареста в гей-барах, некоторые мужчины отправлялись по ночам заниматься сексом в парках. Мэр Алиото дал распоряжение полиции следить за парками, рассчитывая также на поддержку митрополии и католической общественности. В 1971 году в Сан-Франциско за секс в общественных местах были арестованы 2 800 геев . Для сравнения, в Нью-Йорке в том же году за подобные нарушения были арестованы лишь 63 человека.[8] Любой задержанный за нарушение нравственных норм регистрировался, как сексуальный преступник.[13]

Конгрессмен Филипп Бартон, член законодательной ассамблеи штата Калифорнии Вилли Браун и другие калифорнийские политические деятели осознавали растущее влияние и организованность гомосексуалов в городе и для завоевания их голосов начинали идти на контакты с гей- и лесбийскими организациями. Браун в 1969 году пытался провести закон, легализующий однополые сексуальные отношения между совершеннолетними при их обоюдном согласии, но потерпел неудачу.[13] С «Обществом за права личности» также сотрудничала популярная умеренная наблюдательница городского совета Дайэнн Файнстайн, которая стремилась стать мэром, соперничая с Алиото. Экс-полицейский Ричард Хонгисто также активно взаимодействовал с гей-сообществом, которое в ответ поддержало его на выборах в шерифы. И хотя Файнстайн потерпела неудачу на выборах в мэры, избрание Хонгисто шерифом в 1971 году продемонстрировало уровень политического влияния гей-сообщества в городе.[13]

В 1971 году активисты «Общества за права личности» Джим Фостер, Рик Стоукс и издатель газеты «The Advocate» Дэвид Гудстейн основали демократический клуб «Alice B. Toklas Memorial Democratic Club», известный как просто «Alice». Клуб оказывал содействие либеральным политическим деятелям, убеждая их поддержать необходимые законопроекты. Эта политика имела успех, когда в 1972 году активистки движения «Дочери Билитис» Дэл Мартин и Филлис Лайон убедили члена городского совета Дайэнн Файнстайн поддержать постановление, запрещающее дискриминацию гомосексуалов при приёме на работу. Кроме поддержки сочувствующих политиков, «Alice» пытался продвинуть и своего активиста Стоукса на незначительную должность члена попечительского совета местного колледжа, правда, безуспешно.[13] В отличие от Стоукса, Джим Фостер прогремел на всю страну, став первым открытым геем, который выступил с публичной речью на съезде федеральной политической партии. Произнесённая Фостером речь на съезде Демократической партии США в 1972 году давала уверенность, что голос гей-сообщества будет услышан политическими силами Сан-Франциско, особенно теми, кто намеревался получить поддержку избирателей-геев.[8]

Милк в тот период ещё не принимал участие в этих политических процессах, но его недовольство происходящим нарастало с каждым годом. В один из дней в 1973 году государственный чиновник вошёл в магазин Милка «Castro Camera» и сообщил ему, что Милк должен 100 долларов в качестве государственного налога с продаж. Милк возмутился и прогнал чиновника с криками о том, что тот оказывает незаконное давление на частный бизнес. После того, как Милк в течение нескольких недель писал жалобы в различные инстанции, налог был уменьшен до 30 долларов. В другой раз, когда Милк с негодованием рассуждал о том, куда исчезают деньги налогоплательщиков, в магазин зашёл учитель местной школы, чтобы позаимствовать проектор, сетуя на то, что оборудование в школе не работает. Друзья также вспоминают, что с трудом сумели удержать Милка, когда он в возмущении пытался пнуть ногой телевизор: на экране Генеральный прокурор Джон Митчелл последовательно отвечал — «Я не помню» — на вопросы во время слушаний по Уотергейтскому делу.[8] Милк больше не мог оставаться пассивным наблюдателем и решил, что настало время бороться за место в политическом руководстве. Позднее он говорил:[16]

Заметно изменившийся под воздействием контркультуры 1960-х Харви Милк с супругой своего брата перед входом в магазин «Castro Camera», 1973.
Дайэнн Файнстайн, впервые увидевшая Милка в 1973 году, не смогла узнать его, когда они встретилась снова в 1978 году.

Политический истеблишмент Сан-Франциско принял Милка холодно. Джим Фостер, гей-активист, к тому времени уже десять лет активно занимавшийся политической деятельностью, с негодованием отнёсся к новичку, который просил поддержать его выдвижение на столь престижную должность, как член городского наблюдательного совета. Фостер сказал Милку:[8]

Милк был разъярён таким покровительственным снобизмом, и эта беседа послужила началом противостояния между «Alice» и Харви Милком. Некоторые владельцы баров для гомосексуалов, страдавшие от полицейских преследований и недовольные робостью «Alice» в отношениях с городскими властями, решили поддержать Милка.[8]

Милк, который до этого момента не принимал активного участия в общественной жизни, осознал, что политика есть его предназначение. По словам журналистки Фрэнсис Фитцджеральд, он был «рождён для политики».[10] В первое время сказывалась неопытность Милка, он попытался обойтись без денег, поддержки и собственной команды, и вместо этого положился на продвижение основной своей идеи организации такой финансовой политики, при которой интересы граждан ставились бы выше интересов крупных корпораций и государства.[10]

Милк выступал за реформу системы выборов городских наблюдателей, согласно которой члены городского наблюдательного совета избирались бы от конкретных районов, что должно было снизить коррумпированность и позволило бы жителям районов города лучше контролировать своих представителей в городском правительстве. Он придерживался либеральных взглядов, выступая против вмешательства государства в частную сексуальную жизнь и за легализацию лёгких наркотиков. Зажигательные, яркие речи Милка и его умение очаровывать публику обеспечили ему значительное внимание прессы во время выборов 1973 года. Он получил 16 900 голосов жителей района Кастро и соседних либеральных кварталов и занял 10-ое место среди 32 кандидатов.[17] Если бы избирательная система позволяла каждому району выбирать своего собственного представителя, он одержал бы победу.[8]

2.1. Мэр улицы Кастро

С самого начала своей политической карьеры Милк продемонстрировал способности к коалиционным действиям. Однажды влиятельный профсоюз водителей «Teamsters» решил организовать бойкот дистрибьюторам пива Coors, которые отказывались подписывать контракт с их профсоюзом.[18] Организаторы бойкота попросили Милка провести эту акцию в гей-барах, а взамен Милк поставил условие, чтобы профсоюз активнее принимал на работу водителей-геев. Несколько дней спустя Милк убедил владельцев гей-баров района Кастро и его близлежащих кварталов прекратить продажу пива. Бойкот был очень успешен, при содействии коалиции арабских и китайских бакалейщиков «Teamsters» добился выполнения своих требований, а Милк обрёл сильного политического союзника в лице профсоюзов.[8] Это было время, когда Милк стал неформальным «Мэром улицы Кастро».[19] С ростом влияния улицы Кастро рос и авторитет Милка. Бродвейский режиссёр-постановщик Том О’Хорган, с которым в своё время работал Милк, заметил однажды:[8]