История древнего мира Р. Ю. Виппер. История средних веков (стр. 2 из 48)

При выполнении указанных условий учебник должен был отклониться неизбежно от наиболее обычной формы конспекта и приблизиться к форме хотя бы краткой книги для чтения. Едва ли нужно поэтому прибавлять, что составитель и не думал предназначать все содержание своего учебника для заучивания или подробного пересказа. Известные его отделы, конечно, достаточно дать прочитать и ограничиться общим отчетом о них. Но это дело уже преподавателя: как лучше распределить текст, что дополнить, на чем остановиться, о чем побеседовать, какой материал предоставить на долю некоторого размышления и т. п.

Составитель не считает нужным подробно объяснять программу учебника, надеясь, что главные линии изложения выступят сами собою при чтении или изучении книги. Курс древней истории дает возможность подвигаться по естественным географическим районам и рассматривать общественно-исторические явления в определенной обстановке физических условий. С другой стороны, этот порядок более или менее отвечает и задаче эволюционного изображения. Сначала – старинная Европа и вместе с тем наиболее ранний общественный тип. Затем – две большие культуры речных равнин Северной Африки и Передней Азии в виде географического и общественно-культурного контраста первой группе, но в то же время и в качестве следующей высшей ступени. Далее (при посредстве характеристики финикиян) – переход к району и культуре Средиземного моря. Следующая затем характеристика – старинной Греции – примыкает опять к изображению первого процесса, но служит для дальнейшего выяснения совершенно нового высшего типа: во-первых, городской общины; во-вторых, крайне подвижной и разносторонней культурной среды. Характеристика Рима – в пределах нового западного района – лишь немного возвращает назад в смысле эволюционного порядка изложения. Центр тяжести этого отдела лежит в изображении большого сложного общественно-политического союза, который потом объединяет весь Средиземноморский мир и подводит итоги всего предшествующего развития в его кругу. Следующий момент – разрушение этого огромного союза и движение культуры назад отчасти под давлением новых сил, которые, в свою очередь, впервые вступают на путь культурного развития. Составитель считал необходимым присоединить изображение этого процесса на всем его протяжении к курсу древней истории. Отсюда – состав двух заключительных глав учебника, из которых последняя содержит в себе материал, обыкновенно относимый к курсу Средних веков.

Еще одно частное замечание. Хронология, введенная в учебник, как это легко можно заметить, почти вся приблизительная; ее значение исключительно в том, чтобы помочь учащемуся установить последовательность эпох, облегчить ему распланировку материала. Ни в каком случае она не должна оказаться новой тягостью в виде объекта для заучивания. Хронологическая память составляет редкую специальную способность: в отношении же огромного большинства учащихся внушение хронологии – занятие совершенно бесплодное. Притом если мы считаем важным усвоение крупных и общих исторических моментов, исторических полос и общественно-культурных типов, то все эти точные и дробные даты утрачивают значение; важно только основное размещение, только главная очередь явлений. В этом смысле в учебнике только одна основная хронологическая дата: это – порядок его изложения.

ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ К ВОСЬМОМУ ИЗДАНИЮ

Составитель считал возможным внести в новое издание несколько добавлений, преимущественно по истории позднего Востока и городской Греции. Расширен отдел греческой мифологии. Введена более подробная характеристика персидской державы и обстоятельнее изложен ход греко-персидских войн. Это было сделано во внимание к замечаниям преподавателей, затруднявшихся согласовать данные учебника с требованиями официальной программы. С той же целью, рядом с приблизительной хронологией, поставленной в заголовках, введена другая, точная и дробная для отдельных событий или для определения жизни исторических деятелей. По мысли составителя, хронологические даты последнего рода не подлежат заучиванию: они пригодны для справок, а также для мысленного размещения материала внутри тех больших рамок, которые намечены в заголовках.

На некоторых особенностях своего плана составитель считает нужным остановиться.

1. Персидская держава отнесена не в главу о Востоке, а помещена в связи с одновременными событиями в Греции. Оправдывается это, во-первых, соображениями хронологическими: где только возможно, желательно не разъединять одновременные явления, а трактовать их параллельно. Другое основание, более важное, состоит в том, что на всем своем протяжении история персидского государства тесно сплетается с историей независимой Греции. Почти все внешние факты истории персов, о которых приходится говорить в учебнике, вместе с тем суть и факты греческой истории; зачем же отделять описательную характеристику персов от повествовательной?

2. Составитель не ввел в учебник судеб Греции и Македонии от Александра до завоевания их римлянами: история этого времени представляет слишком специальный интерес, чтобы быть пригодной для курса III и IV классов и не оказаться простым загромождением памяти. Составитель сомневается, чтобы фактически этот отдел проходился когда-либо в соответствующих классах.

3. По-прежнему в учебник не введена история царского периода Рима, а также детали борьбы патрициев с плебеями, вроде закона Канулея и т. п. После того критического анализа, которому наука подвергла традицию о римской старине, невозможно изображать "государственное и общественное устройство Рима в период царей" или "законодательство Сервия Туллия". В самом деле, неужели полезно сообщать учащимся ряд данных для того только, чтобы, непосредственно после этого или некоторое время спустя, они узнали, что такие-то рассказы лишены достоверности?

I. СТАРИННАЯ ЕВРОПА

Изучение старины. Историей мы называем науку о судьбах рода человеческого на земле. Науке этой легко собрать множество сведений о временах, ближайших к нашему. В обществе образованном заботятся о том, чтобы осталась память о прожитом, ведут записи о событиях и человеческих порядках. Но чем дальше назад в прошлые века, тем меньше встретим мы такой заботы, тем меньше записей.

За 3000 лет до нашей поры, т. е. за 1000 лет до Р. X.*, в Европе никто не составлял никаких заметок о событиях или образе жизни своих современников. Если мы хотим узнать что-нибудь об этом времени и о веках еще более старинных, нам нужно рыться в земле, поднимать засыпанные сверху слои ее, на которых жили люди несколько тысяч лет назад. Тогда перед нами открываются остатки жилищ и могил, орудий и оружия, утвари, платья, украшений, игрушек старинных людей, наконец останки их самих и тех животных и растений, которые служили им. По этим следам жизни можно представить себе, какова была природа, окружавшая человека, какое он вел хозяйство, как одевался, как работал и развлекал себя.

* Рождество Христово, или наша эра (новая эра), – современная система летосчисления, принятая в большинстве стран мира. За начальный момент отсчета принята дата рождения Иисуса Христа, вычисленная в 525 г. нашей эры (н. э.) римским монахом Дионисием Малым. При этом первый год после Р. X, – это первый год н. э., а первый год до Р. X. – это первый год до н. э.

Науку, изучающую эти остатки, мы называем археологией (т. е. наукой о старине). Она помогает истории, но не вполне. По остаткам почти вовсе нельзя судить о многих обычаях людей старины: напр., о том, как была устроена у них семья, какие они составляли между собой союзы, как разбирали споры, как и чему молились, как совершали празднества и т. п.

Чтобы составить себе понятие обо всем этом, надо обратиться к помощи другой науки, народоведения (этнологии), которая изучает быт современных нам народов разных частей света. Особенно важно узнать устройство и понятия тех из них, которые отстали в своем развитии, находятся в диком или варварском состоянии. Нетрудно заметить, что остатки старины в Европе очень похожи на предметы обихода нынешних дикарей и полудикарей Австралии, Америки, Африки; можно думать, что так же похожи между собою оказались бы понятия, устройство, обычаи тех и других. Можно заключить, что у старинных европейцев были те самые порядки и верования, какие встречаются у краснокожих Америки, у австралийцев и др.

Пещерные люди. Самые старинные поселения отстоят от нашего времени на многие десятки тысяч лет. Сначала в Европе был теплый и влажный климат. О людях этой поры мы почти ничего не знаем: в глубоких слоях земли находят груды заостренных камешков, похожих на орудия, но еще не открыли человеческих останков. Позднее громадные льды надолго закрыли больше половины Европы; остатки ледников до сих пор лежат на высоких гребнях Альп.

Когда лед отступил к северу, в наших странах еще несколько тысячелетий стояли холода. В эту пору в Европе водились крупные звери, которые теперь исчезли или стали очень редки: носорог, мамонт, т. е. слон с густой длинной шерстью и сильно загнутыми клыками, бизон, громадный древний бык, кабан, крупный (так наз. теперь северный) олень, пещерный лев и пещерный медведь.

О дикарях этого времени можно составить себе понятие. В глубоких засыпанных пещерах откапывают их скелеты, груды осколков, служивших им орудиями, отбросы, по которым видно, что они употребляли в пищу. Жизнь этих людей была окружена опасностями; средства их пропитания были очень скудны. Мужчины выходили на охоту, выстерегали зверя, загоняли и убивали дубиной, колом, острой костью или камнем. Они бросались на свежеубитую дичь, вырезывали кости и жадно высасывали из них теплый мозг. Женщины оставались около жилищ, собирали ягоды, дикорастущие плоды и семена, выкапывали из земли коренья. Сами пещеры, где укрывался человек от холода и непогоды, были небезопасны: иногда ему удавалось отбить жилище у зверя, но нередко и сам он должен был уступать место более страшному сопернику. Пещерный человек не знал одежды. От холода он укрывался содранной с животного шкурой; длинные волосы его развевались по ветру. Свое тело он натирал краской или накалывал на нем рисунки. В жизни его не было постоянства: истребивши дичь в соседнем лесу, он вынужден был бросать жилище и искать нового. Часто он подолгу голодал; зато, когда доставалась богатая добыча, он поедал ее с дикой жадностью, забывая сделать запас. Сон его был мутный и тяжелый. Он мало и отрывисто говорил; небесные явления не занимали его. Он не различал добрых и злых поступков, не помышлял о карающем божестве, не задавал себе вопроса, откуда происходит все окружающее, кто правит видимым ему миром. Он умел только шумно радоваться, когда была удача, и тяжело стонать, когда его постигало несчастье.