ВВЕДЕНИЕ
Тема "Екатерина II и французские просветители" столь обширна, что составляет предмет самостоятельного обобщающего исследования. Просвещение как широкое культурно-идеологическое движение общественной мысли впервые оформилось именно во Франции, где его основные черты выразились с классической точностью, последовательностью и радикальностью. Зародившись в середине десятых годов XVIII века оно развивалось в обстановке кризиса феодально-абсолютистского строя, начавшегося в последние годы царствования Людовика XIV и нараставшего в период регентства, правления Людовика XV и Людовика XVI, при котором в 1789 году началась буржуазная революция, приведшая в 1792 году к свержении монархии и достигшая своей демократической кульминации во время якобинской диктатуры1793-1794гг.
ГЛАВА 1
НАЗВАНИЕ ГЛАВЫ ( екатерина 2)
Важно отметить два обстоятельства. Интерес самодержавной правительницы России к французскому Просвещению и его виднейшим представителям был вызван, во-первых, не только личными, но и государственными соображениями: протягивая руку дружбы тогдашним властителям дум европейского общества, используя лесть и подкуп, императрица рассчитывала на их поддержку в реализации своих политических замыслов и она не ошиблась в своих ожиданиях - Вольтер, д'Аламбер, Дидро и Гримм верно служили ее интересам, оправдывая в глазах общественного мнения Европы действия Северной Семирамиды, даже расправу с беззащитной Польшей. Во-вторых, безусловная принадлежность Екатерины II к французской, в частности и политической, культуре никоим образом не сказывалась на ее резко негативном отношении к политике Франции в Европе. Не жаловала она и самого Христианнейшего короля Людовика XV.
В исторической литературе существуют диаметрально противоположные оценки личного отношения Екатерины II к Франции. Константин Грюнвальд, русский историк, живший во Франции, был убежден, что императрица "не любила ни Франции, ни ее политики", несмотря на увлечение идеями французских просветителей. Французский историк Альфред Рамбо, напротив, полагал, что Екатерина была убежденным франкофилом.
Есть и еще один взгляд, представляющийся более верным. Он высказан историком французской дипломатии Пьером Рэном, отделявшим неприятие Екатерины II враждебной России политики Людовика XV от ее глубокой привязанности к французской культуре. "С 15 лет, - отмечал профессор П. Рэн, говоря о Екатерине, - она живет в России, овладела ее языком, восприняла православие, но духовной пищей ей служит французская литература... Целиком воспитанная на французской культуре, корреспондентка Вольтера, а позднее Гримма и Дидро, Екатерина не доверяет Франции, и это чувство взаимно".
Говоря о формировании взглядов императрицы всея Руси, необходимо вспомнить, что в эпоху Просвещения вся Европа жила по нравственно-интеллектуальным стандартам, определявшимся на берегах Сены. Крошечное германское княжество Ангальт-Цербст, подарившее России Екатерину Великую, не было исключением. София-Фредерика-Августа, принцесса Ангальт-Цербстская, которую при участии Фридриха II выдадут замуж за наследника русского престола, будущего Петра III, воспитывалась исключительно на французский манер стараниями мадемуазель Кардель, ее гувернантки, а также учителей-французов - Перо и Лорана. Впоследствии Екатерина 2 особенно часто вспоминала м-ль Кардель, которая, по словам польского историка К. Валишевского, "не только выправляла ее ум и заставляла ее опускать подбородок (считая подбородок ученицы чересчур длинным, а ум - неповоротливым.); она давала ей читать Расина, Корнеля и Мольера".
Переселившись в Россию, где из-за скверных отношений с мужем она очень скоро оказалась предоставлена самой себе, Екатерина наряду с частыми амурными историями усиленно занималась самообразованием. Одиночество располагает к чтению, и великая княгиня проглатывала один за другим французские романы, после которых настал черед Монтескье и Вольтера. Из древних авторов она отдавала предпочтение Тациту. И все же Монтескье, пока она не познакомилась с Вольтером, был ее любимым писателем. Екатерину привлекала в Монтескье его манера не столько излагать факты, как Тацит, сколько объяснять их скрытый от непосвященных смысл. Она была во власти его идей о разумном государственном устройстве и, взойдя на престол, попыталась осуществить эти идеи на неблагодатной для них русской почве.
Засев в 1765 г. за составление ставшего знаменитым "Наказа" для Уложенной комиссии, императрица писала знаменитому философу-просветителю д'Аламберу: "Вы увидите, как в нем для пользы моего государства я ограбила президента Монтескье, не называя его; но, надеюсь, что если он с того света увидит мою работу, то простит мне этот плагиат во имя блага двадцати миллионов людей, которое должно от этого произойти. Он слишком любил человечество, чтобы обидеться на меня. Его книга для меня молитвенник". Речь в письме шла о "Духе законов" Монтескье, которым зачитывалась в то время вся образованная Европа. Впрочем, под влиянием ближайшего окружения, оказавшегося куда более консервативным, чем сама императрица, Екатерина вынуждена была отказаться от реализации либерально- конституционных идей Монтескье в России.
Следующим наиболее серьезным увлечением Екатерины стал Вольтер, "ученицей" которого она себя называла. Впоследствии самодержавная правительница России искренне оплакивала смерть французского философа-безбожника, скончавшегося в мае 1778 г. "Дайте мне сто полных экземпляров произведений моего учителя, - писала летом 1778 г. Екатерина своему постоянному корреспонденту Мельхиору Гримму, - чтобы я могла их разместить повсюду. Хочу, чтобы они служили образцом, чтобы их изучали, чтобы выучивали наизусть, чтобы души питались ими; это образует граждан, гениев, героев и авторов; это разовьет сто тысяч талантов, которые без того потеряются во мраке невежества". А 1 октября 1778 г. в письме Гримму, вновь называя Вольтера своим учителем, она отмечала: "Именно он, вернее его труды, сформировали мой разум и мои убеждения. Я вам уже говорила не раз, что, будучи моложе, я желала ему нравиться". Благодарную память о наставнике Екатерина сохранила до конца своих дней. "Она видела в нем учителя, верховного руководителя ее совести и мысли, - заметил один из биографов императрицы. - Он учит ее, не запугивая, согласуя мысли, которые он ей внушает, с ее страстями... Монтескье - великий ученый, опирающийся на общие тезисы. Если его слушать, надо бы начать все с начала и все изменить. Вольтер - гениальный эмпирик. Он перебирает поочередно все раны на человеческом теле и берется их излечить. Тут смазать бальзамом, тут прижечь - и больной совершенно здоров. И какая ясность языка, мысли, сколько ума! Екатерина восхищена, как и большинство ее современников".
Здравый смысл, соединенный, что бывает редко, с богатым воображением, позволил Екатерине II быстро понять все значение дружбы или по крайней мере переписки, о которой бы все знали, с тем человеком, к чьему мнению прислушивалась вся просвещенная Европа. Вольтер, а также другие европейские знаменитости - Ж. Л. д'Аламбер, Д. Дидро, М. Гримм - своим авторитетом должны были укрепить ее положение в глазах легитимных монархов и общественного мнения, А она так нуждалась в этом после осуществленного ею переворота и убийства Петра III! Екатерина рассчитывала, и она не ошиблась, что Вольтер прославит ее и ее царствование. Подчеркнутое внимание, лесть и деньги - вот то оружие, перед которым бывают бессильны даже мудрейшие. И Екатерина умело пользовалась этим оружием, очень быстро приобретя надежных и влиятельных союзников в лице французских интеллектуалов, единственным исключением среди которых оказался чуждый какому-либо кокетству Жан-Жак Руссо.
Глава 2
Французские просветители XVIII века
Одним из самых узнаваемых литераторов того времени был Мари-Франсуа Аруэ (1694—1778), подписывавший свои произведения псевдонимом «Вольтер». Широкую известность принесла ему книга “Философские письма” (1733), в которой он критиковал консерватизм политических учреждений и нравов Франции, резко отзывался о церковной церкви. По постановлению парламента “Философские письма” были публично сожжены.
Большое значение для развития публичной мысли имела выдвинутая Вольтером концепция просвещенной монархии: “Самое огромное счастье для людей, когда гоcударь — философ”. Французский мыслитель был уверен, что по воле просвещенного короля общество может быть скоро перестроено на началах разума. Ряд европейских монархов (в особенности прусский повелитель Фридрих II и русская императрица Екатерина Великая) с большой симпатией относились к идеям Вольтера, поддерживали с ним дружескую переписку.
Пересмотр главных эталонов французского Просвещения связан с именованием Жан-Жака Руссо (1712—1778). В его произведениях этика неотделима от политики, мораль напрямую связывается с публичной и гос жизнью. Руссо выступал против частной принадлежности и порожденного ею публичного неравенства. Он полагал, что “золотой век” человечества был тогда, когда оно находилось в “естественном состоянии” и жило в согласовании с законами природы. Он считал, что все заслуги цивилизации способствуют порче нравов. Высказанные им суждения о превосходстве блага общества над интересами личности, а также оправдание восстания и тираноубийства дозволили неким историкам объявить Руссо предтечей революционных диктатур.
Эпоха Просвещения во Франции дала еще целый ряд ярких личностей: политического мыслителя Шарля-Луи Монтескье(1689—1755), обосновавшего современный принцип разделения исполнительной, законодательной и судебной властей; священника-вольнодумца Жана Мелье (1664—1729); создателя многотомной “Энциклопедии” Дени Дидро(1713—1784)
Обычно при упоминании о веке Просвещения во Франции называют одни и те же имена — Монтескье, Вольтера, Дидро, Руссо. Но наряду с ними в формировании просветительского мировоззрения значительную роль игрались и остальные личности, которым, по справедливости, нельзя отводить второе место. Маркиз д’Аржан, граф де Кейлюс, Тома-Симон Гелетт многое сделали для познания мира и человеческого общества, для грядущего собственной страны, для указания путей к прогрессу, используя опыт жизни, заслуги науки, философии, культуры. Энциклопедизм их знаний, равно как и энциклопедичность их деятельности, являются характерным признаком эры Просвещения; их труды и сочинения подготавливали появление «Энциклопедии» Дидро и Даламбера.