В тяжелый для Руси период монголо-татарского нашествия, когда раздробленные феодальные русские княжества одно за другим попадали под иноземное иго, северные мореходы продолжали совершать плавания по Ледовитому океану. В XIII в. поморы плавали вдоль Кольского полуострова, выходили к норвежским землям. Поскольку плавания поморов не всегда носили мирный характер, норвежцы держали стражу для охраны восточных морских границ. В восточном направлении поморы открыли полуостров Канин, а затем — острова Колгуев и Вайгач. Предполагают, что в это же время северные мореплаватели впервые побывали на Новой Земле. Примерно в XIII в. первые поморы могли достигнуть острова Грумант (Шпицберген). К XIV в. относятся плавания Амоса Коровинича вокруг Скандинавского полуострова на Балтику. Для дальних морских походов постепенно создавался новый тип судна — коч.
ТРЕСКОВЫЙ ПРОМЫСЕЛ
Земледелие в заполярном крае не играло сколько-нибудь существенной роли. Коляне и терские поморы в небольшом количестве выращивали репу и капусту. Сельскохозяйственные продукты закупались преимущественно в Архангельске.
Средства к жизни населению Кольского Севера давали промыслы — лов рыбы и — в меньшей мере — охота на зверя и птицу. Бытовали поговорки: море — наша нива; была бы рыба, а хлеб будет.
На первом месте по доходности стоял тресковый, или иначе «мурманский» промысел.
Мурманом в старину называюсь пространство от мыса Святой Нос на северо-востоке Кольского полуострова до норвежской границы на северо-западе. Омывающие побережье морские воды, прогреваемые одной из ветвей (Нордкап-ской) теплого течения Гольфстрим, богаты мелкими существами, которые служат пищей для плодовитой рыбешки мойвы, а тою, в свою очередь, питаются треска, палтус, пикша. Весною огромные косяки рыбы двигались с Атлантики на Мурман.
Рыбный промысел возник на Мурмане в середине XVI века. В начале сезона треску ловили у побережий полуострова Мотка, который позднее получил новое название — Рыбачий. В июле-августе промысел перемещался на восток, к Териберке.
Людей, занимавшихся рыбными и зверобойными промыслами на море, называли «промышленниками», независимо от того, были они «хозяевами» (владельцами судов и станов) или их работниками. Промышленники, ходившие на Мурман, звались «мурманщиками».
Завести промысловый стан на Мурмане могли лишь богатые поморы и монастыри. В станах строили жилую избу. поварню, амбар, скею (погреб), баню, приспособления для вытопки рыбьего жира и сушки рыбы. Заранее запасались продовольствием, солью, тарой, посудой и т. п., приобретали промысловые суда и снасти. Рядовые мурманщики все необходимое получали от «хозяев» и работали на промыслах обычно за одну двенадцатую часть стоимости добытой продукции.
На мурманский промысел сходились крестьяне со всего Поморья. Отправлялись в путь в начале марта, когда на Севере еще стояла зима с ее морозами и вьюгами, с тем, чтобы успеть прибыть на Мурман к весенней путине. Группами по 12—20 и больше человек двигались они по заснеженным просторам на лыжах, тянули за собой кережки (санки в виде лодочки) с поклажей и ребятами-подростками, которых с детства приучали к промысловому труду. Ночевали у костров в наспех сооруженных шатрах, крытых парусиной, а нередко и под открытым небом. Через Лапландию ехали на оленях немногие: монастырские приказчики, «большаки» — старшие в группах. Лишь в XIX веке появились кое-где постоялые избы, и большинство мурманщиков подряжало лопарей с оленями доставлять их в Колу — единственный город на Мурмане. Здесь путники отдыхали около недели, до Благовещения (25 марта по старому календарю), а затем на лодках, стоявших здесь на зимовке, отправлялись в свои становища.
По прибытии к месту промысла приводили в порядок строения, суда и снасти. Ловили треску артелями. Четыре человека выходили в море на судне — «шняке»; один (обычно подросток, у колян нередко женщина) оставался на берегу: варил пищу, очищал снасти от тины и готовил их к очередному запуску в море, заготовлял дрова. Для лова рыбы в море употреблялась очень длинная снасть (в несколько верст) — ярус. Это веревка с множеством ответвлений — бечевок с крючками на концах, на которые насаживалась приманка («наживка»), чаще всего мойва. Ярус вынимали на шняку через 6 или 12 часов после запуска, при отливе морской воды. На берегу рыбу разделывали; извлекали печень для вытопки жира, остальные внутренности выбрасывали, и их тут же пожирали чайки. Пока стояли холода, всю рыбу направляли на сушку — развешивали на жердях, раскладывали на камнях, а при потеплении — складывали в скеи, посыпая солью.
Весенняя промысловая пора являлась страдой — временем напряженного труда. Невзирая на непогоду, в дождь, снег, ветер, промышленники отправлялись в море, выбрасывали и выбирали ярус, обрабатывали рыбу. Измученные и голодные, они ненадолго являлись «в дом», сушили мокрую грязную одежду, ели варево из трески, подбитое мукой, и после короткого отдыха снова спешили отправиться в море. Хозяева не хотели тратиться па обустройство быта своих кабальных работников. Жили те в провонявшихся избах с убогой обстановкой. В июне, как только сходил лед в Горле Белого моря, в мурманские становища прибывали хозяйские лодьи, доставлявшие все необходимое для промысла на будущий год, являлись также скупщики рыбы, промышленники-летняки. Хозяева нагружали суда добытой продукцией для отвоза на архангельский рынок и, радуясь успеху, выставляли своим работникам угощение. Дня двагри длилась попойка, сопровождавшаяся песнями и веселым гомоном.
В июле-августе работать на промысле было уже не столь тяжело, как весной, рыбаки даже восстанавливали здоровье и, возвращаясь, домой на хозяйском судне, выглядели упитанными, загорелыми и бодрыми. Однако в отдельные годы на Мурмане случались эпидемии, и тогда болезни уносили жизни многих промышленников. Кроме того, гибли они вместе с суденышками во время жестоких штормов. В память об утонувших по обычаю на берегу ставили крест.
Пятая часть промысловых изб на Мурмане в начале XVII века принадлежала жителям Кандалакши. Но в наиболее выигрышном положении, из-за близости к местам лова трески, находились коляне. Им не нужно было совершать тяжелых и длительных переходов к морю, они имели возможность вести выгодную торговлю с поморскими промышленниками, приходившими в Колу, сдавали им в аренду помещения, а после промысла ремонтировали и хранили до весны их суда; строили шняки и продавали их пришлым мурманшикам. Большинство колян вело промысел в складчину самостоятельно, а не по найму хозяев.
Тресковый промысел кормил и многих лопарей. Одни из них ловили треску на собственных судах «тройниках», другие работали «из покруту» — на хозяйском содержании за определенную долю улова. Так, сонгельские лопари при опросе в 1785 году говорили, что «для трескового мурманского промыслу, приехав в Колу, нанимаются от Кольских жителей... упромышленную рыбу продают тем же хозяевам, получая от них за свою часть деньгами»[11].
Размер уловов на Мурмане сильно колебался. В отдельные годы рыба удалялась от берегов или подходила к ним позднее обычного, и уловы снижались. Точный учет добытого велся невсегда. Не учитывалась рыба, шедшая на собственное потребление промышленников. Однако об объеме товарной продукции можно судить по количеству рыбы, проходившей через таможни, по числу промышленников, являвшихся на промысел, и по ряду других показателей и свидетельств. Согласно писцовой книге 1608 года, на Мурманском берегу стояло 196 промысловых изб, в каждой из которых обычно размещались по две артели, то есть 8 ловцов и 2 вспомогательных работника. Объем добытой рыбы исчислялся не в сыром виде, а в переработанном — отдельно сухая и соленая. Суммарно и округленно считали, что каждый ловец за сезон в среднем приготовлял 100 пудов рыбной продукции. В таком случае 392 артели (1568 рыбаков) произвели в 1608 году 156 800 пудов, или 2568 тонн сухой и соленой рыбы.
В последующее время уровень добычи рыбы падает вследствие ухудшения промысловой обстановки на западном Мурмане, весенний промысел трески почти исчезает. Основным местом рыбодобычи становится район становищ Гаври-лово — Териберка. В начале XX века Мурман давал 500—600 тысяч пудов рыбы в год.
В XVI—XVII веках сушеную треску сбывали преимущественно в страны Западной Европы, а затем все более и более мурманской рыбы стапо поступать на внутренний российский рынок. В посты она являлась важнейшим подспорьем к хлебу.
С развитием пароходства около трети мурманской рыбы стали отправлять в Ригу и Петербург. Исследователь мурманских промыслов В. Л. Кушелев в 1885 году считал округленно: 100 тысяч пудов рыбы весеннего улова поступало с Мурмана в Архангельск и 250 тысяч пудов — на осеннюю, Маргаритинскую ярмарку; в Петербург отправлялось около 200 тысяч пудов, остальная рыба потреблялась самим промысловым населением. Тресковый промысел на Мурмане постепенно совершенствовался. В начале XX века появились первые траулеры. Но по-прежнему преобладал старинный ярусный лов на наживку.
ХОЗЯЙСТВЕННОЕ ОСВОЕНИЕ ВОД МУРМАНА РУССКИМИ ПРОМЫШЛЕННИКАМИ
Предприимчивые поморы не довольствовались промыслом в Белом море. Они смело выходили на просторы полярного океана. В поисках лежбищ морского зверя отдельные промышленники плавали к Новой Земле и Груманту (Шпицбергену).
Поморы научились строить большие парусные суда, хорошо приспособленные для плавания в арктических водах. Благодаря этому создались условия для хозяйственного освоения богатств Мурманского побережья. Во время систематических поездок в Финмаркен русские сборщики дани хорошо изучили морские пути вдоль Мурманского берега. В 1496 году, когда Россия воевала со Швецией, целая русская рать с Двины на судах прошла в Каянскую землю, шведское владение у северного побережья Ботнического залива. Морским путем вдоль Мурмана пользовались иногда и для дипломатических сношений с западноевропейскими странами. В том же 1496 году из Холмогор в Данию отправились четыре корабля, на одном из которых до Тронхейма ехал русский посол Григорий Истома.