Достаточно полную и точную картину влияния Сталинградской победы на британское общество можно воспроизвести по архивным документам. Пик популярности советского союзника, судя по данным министерства информации, был отмечен и в январе — феврале 1943 г. Отдел внутренней информации в докладе, подготовленном 4 февраля, так оценивал ситуацию в стране: в новых победах русских армий, особенно в ликвидации немецких сил в районе Сталинграда, видят главную причину дальнейшего улучшения настроений англичан; в целом реакция мало чем отличается от той, какая описывалась в последние недели. «Россия по-прежнему является главной темой разговоров... Сколь бы ни были благоприятными или даже сенсационными новости из других мест, взоры и сердца большинства обращены к нашим великим союзникам». Говорят, что победа под Сталинградом вызвала больше глубокого восхищения, чем все другие подвиги России; восхищение и признательность большинства никогда ещё, по-видимому, не поднимались выше».
Но наблюдалось и другое: скептицизм по поводу притязаний России, способности русских «не останавливаться»; опасения перед тем, что Россия исчерпает свои ресурсы ещё до начала наступления союзников на Западе; сомнения насчёт поведения России за столом мирных переговоров; отсутствие знаний о России, величине её территории. Всё это, как говорилось в докладе, являлось «реакцией меньшинства». Что касается конференции в Касабланке, то она первоначально возбудила значительный интерес, но в конечном счёте он перешёл в разочарование, особенно в связи с отсутствием на переговорах Сталина14.
«Мэсс обсервейшн», в свою очередь, посвятила России большой раздел и подтвердила острый интерес, проявленный к ней в январе — 1-й половине февраля. В своих комментариях англичане, помимо общего для всех выражения радостных чувств, высказывали удивление быстротой, мощью наступательных операций СССР и уверенность в том, что удары нанесут непоправимый урон противнику. На вопрос: «Как, с Вашей точки зрения, идет война в России?» — «Хорошо!» ответили почти все опрошенные (95 % — 25 января, 99 % — 27 января, 93 % — 11 февраля). Вера в русских чрезвычайно сильна, отмечалось в февральском бюллетене. «Блиц-опрос» в Лондоне 22 февраля дал примерно те же результаты: 95 % — явные оптимисты в связи с войной России, отсутствие пессимистов и 5 % лиц, не высказавших своего мнения. Как и обычно, наряду с положительными оценками вклада советских армий, «Мэсс обсервейшн» зафиксировала признание больших трудностей России на фронте и в тылу, недостаточность оказываемой ей помощи (операции в Африке по-прежнему не рассматривались большинством как равноценные по своему значению битвам на советско-германском фронте)15.
«Пожелание перехода к наступательным действиям — вот что характерно для общественного мнения Британии», — утверждал в январе Т.Харрисон. Большая группа англичан связывает причины успехов Красной Армии с широким участием народов СССР в борьбе и с пониманием её целей. Советские люди, сослался он на слова одного лондонца, «вкладывают в войну всё своё сердце и весь свой труд»16.
Активизации военных усилий Англии в Европе продолжали требовать левые лейбористы. Они настаивали также на договорённости с СССР по вопросам «политической войны» в целях позитивной реконструкции континента и уничтожения всех форм фашизма. «Нью стейтсмен энд нейшн» напомнила: Россия воюет с десятками вражеских дивизий и платит высокую цену, она «вправе ожидать от нас получения помощи в 1943 г. не в меньших, а в больших размерах»17.
16 марта 1943 г. на Трафальгар-сквер состоялся митинг с участием 35 тыс. чел. под лозунгом скорейшего открытия второго фронта во Франции. Это был, пожалуй, один из немногих случаев такого рода, отмеченный в 1943 г. Общественные требования о втором фронте не приняли столь крупного масштаба, как летом — осенью 1942 г. Но англичане продолжали выступать за оказание эффективной помощи СССР, как показывает масса поступавших в министерство информации сводок. Ожидания открытия Британией и США второго фронта в Европе весной 1943 г. и принятия срочных мер в поддержку советского союзника; уверенность в том, что западные державы почти закончили свои приготовления к ворожению на континент; нежелание «упустить шанс», — все эти сюжеты повторялись и варьировались в донесениях из различных районов Британии. В сводках указывалось, что хотя «шумные сторонники» второго фронта составляют теперь лишь незначительное меньшинство, общим для всех жителей является стремление не допустить чрезмерно долгой его отсрочки. Это стремление и разговоры о бездействии Англии распространялись главным образом под влиянием сообщений об окружении противником Харькова и отходе от города советских войск; «росло, по-видимому, опасение перед тем, что благоприятные возможности исчезнут, и нам будет противостоять Германия с полностью отмобилизованными силами во всех частях европейской крепости»18. (К началу марта советские войска в ходе Воронежско-Харьковской операции сорвали план германского командования по уничтожению советских сил в районах Харькова и Курска, освободив эти города и ряд других административных центров19.
В числе мотивов в обоснование дальнейших действий западных союзников выдвигался такой: не заключит ли Россия сепаратный мир, не прекратит ли она после освобождения своей территории преследовать противника. Приказ Сталина по случаю 25-летия РККА, в котором подчёркивалось, что СССР один несёт всю тяжесть войны, у части англичан вызвал раздраженные комментарии («неблагодарность» русских). Выражалось недовольство новым призывом лорда Бивербрука к открытию второго фронта; по мнению большинства, Бивербрук преуменьшал вклад собственной страны20. На устойчивость опасений европейцев перед «русско-германской комбинацией» ссылался английский историк Дж.Уилер-Беннет, рассматривая возможность выдвижения гитлеровцами предложения о сепаратном мире с СССР на условиях отвода немецких войск с советской территории, признания советских границ 1941 г. и ряда уступок в Азии. Россия, полагал он, заинтересуется таким предложением только в двух случаях: во-первых, если придёт к заключению, что США и Британия не хотят или не могут продолжать поставки; во-вторых, если западные союзники откажутся признать западные границы СССР 1941 г. Уилер-Беннет был убеждён, что Россия «намеревается вернуть свои бывшие территории. Она предпочтёт сделать это в результате победы союзников над Германией и в рамках общего мирного урегулирования»21.
Почти сразу после Сталинградской победы в министерство информации начали поступать, наряду с восторженными откликами, сигналы тревоги по поводу послевоенных намерений советского союзника. Некоторые англичане опасались, что СССР «займёт всю Европу или потребует слишком много за столом мирных переговоров», что его победа приведёт к распространению коммунизма. Тревожило, что Россия одна сможет нанести поражение Германии; «предоставив России возможность стать европейским завоевателем, мы дадим ей также право решать вопрос о реорганизации Европы». Постоянные напоминания Сталина о том, что СССР ведёт борьбу без помощи извне, расценивались как свидетельство притязаний на получение права диктовать мир22.
Лишь немногие жители Британских островов, судя по сообщениям с мест, хотели бы, чтобы послевоенные условия сложились по советскому образцу. Правда, сводка от 11 февраля содержала ссылку на согласие с послевоенным господством России в Восточной Европе («Она этого заслуживает»)23.
С желанием как-то приглушить сигналы тревоги по поводу целей СССР связано, вероятно, появление нового проекта приглашения большой группы советских воинов в Британию. В записке, адресованной 26 февраля руководителю русского отдела министерства информации Питеру Смоллету, предлагалось в качестве меры противодействия «большевистскому пугалу» пригласить в Англию около 300 советских солдат и офицеров — участников битв под Ленинградом, Сталинградом и Харьковом. Они могли бы пройти маршем по улицам Лондона, других крупных промышленных центров и получить «великолепный приём» у населения24.
Британская общественность высказывала, вместе с тем, беспокойство по поводу трений в межсоюзнических отношениях, которые проявились во время визита А.Идена в Вашингтон в марте 1943 г. и в связи с заявлением посла США в СССР адмирала У.Стэндли (на пресс-конференции в Москве Стэндли обвинил советское правительство в замалчивании размеров американской помощи). В восьми регионах Англии, где обсуждалось выступление американского посла, большая часть жителей осудила его как «неразумное и несвоевременное». О противоположных мнениях общества было упомянуто в докладах от 18 и 25 марта: «Недружественное чувство к России выражено немногими, но ощущается многими. Даже те, кто восхищается Россией, боятся, что она может попытаться господствовать в послевоенной Европе». «Средний англичанин, независимо от его политических взглядов, восхищается Россией и не симпатизирует Америке»; в англо-американских отношениях слишком много взаимной критики, они нуждаются в улучшении"25.
Политика сотрудничества с СССР, признания значения его военных усилий получала поддержку со стороны немалой части британского общества. В ходе опроса, проведённого БИОМ в апреле 1943 г., 50 % респондентов назвали Россию той страной, которая внесла наибольший из Объединённых Наций вклад для достижения победы; Британию назвали 42 % опрошенных лиц, Китай — 5 %, США — 3 %. 39 % респондентов мотивировали такую оценку роли России следующим образом: «Её крупные потери и страдания — она несёт самое большое бремя — Россия действует, а не только говорит — она ведёт тяжелейшую войну на своей территории». 3 апреля 76 % участников опроса утвердительно ответили на вопрос — нужно ли союзникам вторгнуться на континент, прежде чем будет побеждена Германия.