После того как главный командир Нерчинских заводов В. И. Суворов подал в отставку «за болезнею», его сменил В. В. Нарышкин. Именно Нарышкин перевел действовавшие исключительно на конной тяге заводы на водяное действие. Дучарский завод стал первым из предприятий, чьи меха заработали от наливного колеса, что случилось в 1776 г. В течение трех последующих лет плотины были устроены на всех заводах.
Но затем начались чудачества. Привыкший к роскошной петербургской жизни Нарышкин, расточительный столичный вельможа, искал таких же развлечений в нерчинской жизни. Растратив заводскую казну на разбрасывание денег в толпу и праздники, Нарышкин прибегал к займам, но, будучи избалованным, по водящейся за ним столичной привычке долгов не возвращал. Из тунгусов и бурят Нарышкин без ведома императрицы сформировал тунгусский гусарский красный эскадрон и отправился походом на Иркутск. Заезжая в деревни по пути следования, Нарышкин созывал народ, поил его водкой, забранной из питейных заведений, бросал в толпу казенные деньги, взятые из Нерчинского комиссарства (он растратил таким образом 60, 5 тыс. руб.). По пути Нарышкин останавливал купеческие караваны и отбирал товары, чай, сахар, сукно, холст, бочки водки с выдачей расписок на свое имя. Казенное серебро шло на пуговицы мундиров гусарского полка, сформированного из тунгусов и бурят, и на украшения конской сбруи. Когда Нарышкин и его красный полк вернулись на Нерчинский завод, губернатор Немцов приложил усилия к неявному расформированию эскадрона и изъятию артиллерии. Нуждаясь в деньгах, Нарышкин затребовал их у Удинской канцелярии на счет заводов. Воевода Тевяшов денег не дал и сделал так, чтобы из Удинска Нарышкин выехал. На дороге Нарышкин был задержан и отправлен в Иркутск к губернатору Немцову, а тот отправил его под конвоем в Петербург, тогда же отправил курьера с донесением о «незаконных и дерзких делах» Нарышкина [Максимов, 335—347 ]. Действия Нарышкина кажутся на первый взгляд сумасбродством, но логичность и последовательность его поступков говорят о наличии внятного замысла, сформированного под влиянием революционных идей, о чем нагляднее всего свидетельствует поход красного батальона на губернский город Иркутск, и вообще трудов французских просветителей. Этого замысла не появилось бы, не будь у Нарышкина в Нерчинском краю практически ничем не ограниченной власти.
Тем самым в период 1762—1779 гг. противоречия развивались по нескольким линиям: 1) между Кабинетом и Берг-коллегией по поводу поставки на КВЗ нерчинского свинца; 2) между верховной властью, т. е. императрицей и главными командирами заводов; 3) между долгосрочными перспективами сереброплавильного производства и хищническим исчерпанием лучших залежей рудного серебра.
В результате подавления Пугачевского восстания и для усиления государственной власти на местах с 1775 г. проводилась губернская реформа, которая докатилась до Сибири в 1779 г. Управление сибирскими сереброплавильными заводами передавалось губернаторам. Губернские канцелярии управляли заводами лишь на бумаге, военные чины не умели управлять производством, потому что никогда этим не занимались. Четко соблюдался лишь канцелярский порядок делопроизводства. Этот формализм пагубно сказался на производстве. Поступления серебра с КВЗ сократились в четыре раза, сама императрица обратила внимание на этот кризис. Что же дала губернская реформа производству серебра в Сибири? Были стерты две первых линии противоречий. Сам по себе «губернский эксперимент» послужил нагляднейшим доказательством того, что промышленное производство вообще немыслимо, если нет единоличной власти главного начальника. Это было только в интересах Кабинета, поскольку главный командир КВЗ подчинялся только ему.
И вот в 1785 г. главным начальником (не командиром) Колывано-Воскресенских заводов был назначен Гаврило Симонович Качка, статский чиновник, бывший управляющий Санкт-Петербургским монетным двором, учреждением, куда поступали все драгоценные металлы, добываемые в империи, и главным поставщиком были Колывано-Воскресенские заводы.
В течение 1786 —1799 гг. он провел реформу горного дела: переход по примеру Нижней Венгрии на сплошную разработку рудников и введение нижневенгерского машинного обогащения руды путем толчения в мокрой ступе и последующей отсадки толченой руды на решетах. Не случайно и то, что по происхождению Качка был венгром, его отец-штейгер какое-то время служил по контракту на Колывано-Воскресенских заводах. Г. С. Качка родился в России, но его первым учителем в горном деле был отец.
В годы правления Качки расцвел талант Козьмы Фролова, который построил на Змеиногорском руднике каскад четырех подземных водоналивных колес. Самое крупное колесо Вознесенской машины составляло 18 м в диаметре. Отныне все операции на Змеиногорском руднике (водоотлив, подъем руды, ее обогащение) были автоматизированы, чем и был заложен новый мировой стандарт в горном деле.
В 1786 г. Качка на деле оценил реальные запасы руд и, конечно, осознал, что придется плавить руды значительно более бедные и в куда больших объемах, чем прежде. Вскоре Качка был вынужден оправдываться перед Кабинетом за умножившуюся расплавку руд. Это означало, что расход свинца значительно возрастет в той мере, в какой снизится среднее содержание серебра в рудах. Взаимоотношения Кабинета с Берг-коллегией по поводу поставок свинца с Нерчинских заводов всегда имели негативный оттенок. Особенной остроты они достигали, когда Колывано-Воскресенские заводы требовали увеличить поставки. Исходя из банальной ведомственной зависти, Берг-коллегия то и дело ставила Кабинету подножки. В результате губернской реформы Нерчинские заводы не состояли больше в ведомстве Берг-коллегии, это создало благоприятные условия для передачи их в ведомство Кабинета, что случилось в 1787 г. (после того, как в 1786 г. Качка отрапортовал Соймонову об уменьшении содержания серебра в рудах).
Таким образом, единственным ведомством, которое не проиграло, а, наоборот, существенно выиграло от губернской реформы, был Императорский кабинет. Во-первых, упадок производства от нахрапистой добычи «легких руд» списали на губернские канцелярии, и Кабинет остался как бы ни при чем; во-вторых, опыт подтвердил, что без единоначалия главного командира заводов производство неизбежно впадает в кризис, это вторая тактическая победа Кабинета; в-третьих, коронное ведомство получило в свое полное распоряжение производство нерчинского свинца.
В начале 1780-х гг. горные специалисты на Алтае получили показательный урок последствий зависимости производства от богатства одного единственного, пусть и богатейшего на первый взгляд, рудника. На КВЗ начинается разработка Риддерского, Салаирского и Зыряновского рудников. Произошло изменение подходов. Теперь приняли за правило уравнительную проплавку бедных и богатых руд, чтобы после истощения запасов богатых руд не пришлось плавить одни только бедные. В результате интенсификации добычи руды на КВЗ Качка сумел поднять их ежегодную производительность до психологически важной отметки — 1 тыс. пудов. Он представил доказательство того, что выполнил поставленную задачу. В 1798 г. было закреплено, что Колывано-Воскресенские заводы не могут отныне производить ниже этого уровня. В следующем году Качка покинул Колывано-Воскресенские заводы.
Очень любопытно совпадение периодов подъема и спада производства серебра с внешнеполитической активностью России на черноморском направлении. В первые дни восшествия на престол Екатерины II Сенат сделал ей представление «о крайнем недостатке денег в казне». Вскоре сама императрица вынуждена была признать: «Нигде ныне денег нет, что и правда» [Русский архив, 423—424 ].
Серебро с КВЗ поступало в личную казну императрицы и никогда не смешивалось с государственными доходами, как писала Екатерина II Вольтеру. В 1767 г. рекордные 629 пудов нерчинского серебра составили государственный доход, из которого, вероятно, и формировался военный бюджет. В 1768—1774 гг. состоялась первая Русско-турецкая война. Относительное затишье продолжалось до 1787 г. В этот период была проведена губернская реформа, произошел значительный спад производства серебра. В 1783 г. императрица заметила кризис производства серебра на Алтае. В 1786 — 1787 гг. там были приняты меры к усилению производства драгоценного металла. Любопытно, что в 1787 г. начинается вторая Русско-турецкая война, закончившаяся в 1791 г. признанием Турцией Крыма за Россией.
Таким образом, до 1787 г. нерчинское серебро поступало в государственную казну, алтайское серебро — в личную казну императрицы, не смешиваясь с государственными доходами. У населения же, как и у крупных купцов-оптовиков, в обращении находилась монета из мексиканского серебра.
По данным А. Гумбольдта, в 1747 г. в колониях Испании было произведено золота и серебра на 12 млн пиастров, а в 1795 — на 24 млн, т. е. за 50 лет производство выросло в три раза [Humboldt, 140 ]. По его же данным, в 1747 г. в Мексике было произведено 1, 4 млн марок серебра (658 тонн), тогда как в 1777 г. — 2, 4 млн марок (1128 тонн), что на 40 % выше по сравнению с 1775 г. Также Гумбольдт отмечал, что резкое увеличение вброса на европейские рынки серебра приходилось на 1777—1778 гг. В Китай, например, мексиканское серебро попадало двумя путями — через морскую и через русско-китайскую торговлю. Серебро, находившееся в денежном обращении у населения Российской империи, в основном было мексиканским.
Ежегодная производительность серебра в Мексике была в 10 раз больше, чем совокупная производительность Европы. Представление о богатстве мексиканских руд было сильно преувеличено. Содержание серебра в руде составляло 0, 18 — 0, 25 %, как на Алтае и в Европе. Громадные объемы производства серебра в Мексике объяснялись обилием руд, а не их богатством.