М. А. Поляковская
Византийской государственности с самого начала ее существования были присущи черты, наличием которых можно характеризовать цивилизованные государства: высокая степень централизации, сложившаяся бюрократия, кодифицированное право. Центром империи была олицетворяющая собой всю страну ее столица — Константинополь, соединявший все нити государственного управления. Центром же Константинополя был императорский дворец со своим социальным миром, четкой системой взаимоотношений в придворных кругах, представленных знатью и высокими должностными лицами. Дворец василевса был символом Константинополя, а Константинополь — символом империи: не случайно современники иногда называли Византию Константинополитанией [см.: Fenster, 315, 318, 321, 324 ].
Наличие значительного по численности и весу в обществе слоя бюрократии было традиционным для Византии [см.: Поляковская, 156—157 , примеч. 4]. По справедливому мнению Г. Г. Литаврина, Византийская империя — это «единственная страна классической бюрократии в средневековой Европе» [Литаврин, 122 ]. Продолжавшая традиции эпохи домината византийская государственно-административная система, представленная армией чиновников, была строгим образом регламентирована и опиралась на сформулированный в гражданском кодексе правопорядок. Претерпевая с течением веков изменения, находившийся в Константинополе аппарат государственного управления всегда являлся основой исполнительной ветви власти. Даже в «темные века» (VII—VIII столетия), когда произошло сокращение числа чиновников на фоне переживаемого страной кризиса переходного периода, значимость Константинополя как центра бюрократии сохранилась. Власть префекта претория сменилась властью эпарха столицы. Создание в этот период многочисленных логофисий в конечном итоге, вопреки логике фемной реформы, привело к росту бюрократического аппарата, а затем и к упрочению централизации управления.
С приходом к власти Македонской династии (867—1056) наступила другая эпоха — «Age of Recovery and Consolidation» империи и государственного управления [см.: Kazhdan, 1991, 346 ], что означало, среди прочих проявлений, упрочение империи через изощренную систему налогообложения. Ко времени Льва VI Мудрого, когда была введена табель о рангах чиновников, значительно увеличилось количество центральных ведомств (до 60). Высшие 12 ступеней были представлены титулованной знатью.
По замечанию Г. Вайса, исследовавшего социальную категорию чиновничества по сочинениям имевшего опыт общения с этой средой Михаила Пселла, для Византии XI—XII вв. нельзя найти аналога среди европейских стран по численности бюрократического аппарата [см.: Weiss, 155, 162 ]. В системе центрального управления страной существовало 18 рангов чиновников, но в этой иерархии, отнюдь не закреплявшей внутренние деловые связи среди чиновников корпуса, каждый из чинов был зависим от василевса. Дворец, а не ведомства был центром бюрократического мира. Тенденция руководить страной из Константинополя сохранилась вплоть до IV Крестового похода 1204 г., когда империя рухнула вместе со своей системой центрального управления.
А как обстояло дело с государственным управлением в поздневизантийскую эпоху? Г. Г. Литаврин полагал, что реставрированная после нескольких десятилетий латинского владычества Византийская империя переживала «бюрократический недуг» [см.: Литаврин, 123 ]. Однако недуг был скорее присущ прежде всего самому государству, что проявлялось во всех сферах политики и управления.
По выражению Г. Вайса, страна представляла собой Kleinstaat [см.: Weiss, 155 ]. При Палеологах (1261—1453) Византия потеряла значительную часть своих земель и находилась в условиях чрезвычайно сложной внешнеполитической ситуации. Государственная власть была слаба, императоры выделяли в управление своим сыновьям-деспотам часть территорий в качестве апанажей. В такой ситуации чиновничество было неким «каркасом», на котором держалась система власти. Реставрированная империя воссоздала бюрократическую систему управления из константинопольского дворца. Хотя территория государства в поздневизантийский период была ничтожной по сравнению с предшествующей историей страны, амбиции же были прежними. Государственный аппарат наряду с управленческими функциями выполнял и репрезентативные, внушая численностью чиновников [см.: Raybaud] ощущение стабильности, надежности и порядка в стране. Обладание должностью для любого образованного человека было желанным, поскольку именно должность давала ему авторитет и особую социальную весомость.
Основным источником для изучения структуры поздневизантийской бюрократии является сочинение Псевдо-Кодина «О титулах и должностях» [см.: Pseudo-Kodinos], относящееся к середине XIV в. Вся чиновная лестница была представлена в обряднике Псевдо-Кодина 80 ступенями [см.: Guiland, 1967 , 233—283 ]. Проведем классификацию византийских придворных архонтов преимущественно по их участию в церемониале, избегая выделения классификационных ступеней, как это принято [см.: Piltz], на основании различий их парадного костюма.
Псевдо-Кодин перечисляет все титулы (τὰ ἀξιώματα) и должности (ὁ ὀφφιϞιοι) единым списком, без членения на разряды. На основании церемониальных функций представителей первых трех ступеней выделим их в придворную элиту: деспоты, севастократоры и кесари. Перед коронацией василевса деспоты, севастократоры и кесари держали щит, на котором поднимали инаугурируемого [см.: Pseudo-Kodinos, 256.6—10 ]. В праздник Рождества Христова они отдельно поздравляли императора в его покоях [см.: Ibid., 212.4—14 ]. Деспот, севастократор и кесарь особо выделены среди архонтов на выборах патриарха [см.: Ibid., 219.11—13 ]. Отличают представителей придворной элиты и их должностные обязанности, несомненно, парадного, номинального характера — командование войском, что являлось особенно почетным. Значимость этих трех ступеней иерархии подчеркивается также и наличием в обряднике специальных глав, посвященных введению деспотов, севастократоров и кесарей в должность. Все перечисленное дает нам основание отнести носителей названных титулов к придворной элите.
Особо значимым в элитной группе был титул деспота [см.: Guiland, 1959, 52-89; Guiland, 1967; Ферjанчиђ, 1960; Ченцова, 26—38 ], поскольку он давал его носителю самый высокий после императора статус. Возникший еще в XII в. титул жаловался членам императорской семьи, прежде всего сыновьям, а также зятьям и братьям. У сыновей, несмотря на равенство титула, были несомненные преимущества перед другими деспотами. Этот титул предполагал в будущем возможность стать императором. Носители титула обычно имели апанажи — Фессалонику, Мистру, Монемвасию, Морею, Селимврию, Веррию. Титул деспота мог жаловаться и правителям соседних государств, связанных с империей как союзническими, так и родственными (через браки дочерей императора) отношениями.
Просопография этой элитарной группы в эпоху Палеологов имеет весьма репрезентативный характер. Следует заметить, что плотность просопографической информации может служить индикатором знатности человека или группы. Титул деспота и уделы в управлении имели обычно сыновья императора. Политическая же судьба давала в будущем императорскую власть одному из них. Из пяти сыновей Андроника II Палеолога от двух браков (с Анной Венгерской и Ириной Монферратской) Михаил IX стал соправителем, а Константин, Иоанн и Димитрий носили титулы деспотов. Воцарившийся Андроник III, имевший от двух браков (с Ириной Брауншвейгской и Анной Савойской) двух сыновей, передал власть соправителя Иоанну V, а Михаил остался деспотом [см.: Prosopographisches Lexikon, № 21437, 21485, 21521]. Из четырех сыновей Иоанна V Палеолога в соправители сначала был определен старший, Андроник IV, а Мануил, Михаил и Феодор стали деспотами [см.: Ibid., № 21438, 21460, 21513, 21522]. Деспотами были также Матфей и Мануил, сыновья Иоанна Кантакузина, тестя и соправителя Иоанна V Палеолога (причем Матфей стал соправителем Иоанна VI). Таким образом, на нескольких примерах из истории семей Палеологов и Кантакузинов можно видеть, что титул деспота был несомненно почетным.
Севастократоры занимали вторую ступеньку в категории титулов, означавших принадлежность к придворной элите. Титул севастократора [см.: Ферjанчиђ, 1970, 255—269 ] ведет свое начало от эпохи Комнинов. Алексей I Комнин специально создал этот титул (от слов севаст и автократор ), чтобы почтить старшего из братьев, что делало его вторым после императора. Введенный при Комнинах титул сохранился до конца жизни империи, но при Палеологах носители его уступили деспоту право быть первым после императора. Обращение к просопографии носителей этого титула свидетельствует, что планка знатности здесь гораздо ниже, чем у деспотов. Лишь некоторые из сыновей василевса, прежде чем получить титул деспота, были севастократорами. В число носителей этого титула входили члены родственных Палеологам фамилий — Комнинов, Ангелов, Дук, Асанов, а с середины века и Кантакузинов. Можно вспомнить севастократора Андроника Асана, сына Мануила Комнина Рауля Асана и Анны Комнины Дукины Палеологины Асанины, бывшего воспитанника Иоанна VI Кантакузина, а затем и активного его сторонника [см.: Prosopographisches Lexikon, № 1487]. Среди севастократоров мы встречаем и названных Псевдо-Кодином [см.: Pseudo-Kodinos, II , X] Иоанна Асана и Мануила Комнина Рауля Асана, позднее поднявшихся до титула деспота [см.: Prosopographisches Lexikon, № 1499, 1506]. Членом императорской семьи был Димитрий Кантакузин, севастократор в 1357—1383/84 гг., являвшийся сыном Матфея Кантакузина, соправителя Иоанна VI Кантакузина, и Ирины Палеологины [см.: Ibid., № 10961].
Титул «кесарь» [см.: Guiland, 1947, 168—194 ] ведет свое начало со времен домината, когда он предназначался молодому императору, стоящему по своему рангу ниже августа. В XI в. кесарем становился обычно императорский сын, но при Алексее I Комнине этот титул был сдвинут на второе место после севастократора. При Палеологах он занял третью ступеньку в иерархии после деспота и севастократора. Судя по просопографическим данным, кесарями могли быть родственники правящей фамилии. Можно вспомнить в качестве примера кесаря, позднее ставшего севастократором, Константина Дуку Ангела Комнина Палеолога [см.: Prosopographisches Lexikon, № 21498]. Титулом кесаря могли обладать представители близкой к престолу знати, такие как Мануил и Алексей Ангелы Филантропины [см.: Ibid., № 29750, 29771]. Однако внутри элиты, судя по просопографическим данным, уровень знатности падает от одной ступени к другой.