Потери Нижнетагильских заводов из-за бегства назначенных в рекруты мастеровых и работных людей в какой-то мере компенсировались притоком беглых людей, в числе которых были беглые рекруты с казенных заводов, драгуны, солдаты. С. Г. Струмилин в своей монографии по истории отечественной черной металлургии приводит сведения из «Пермской летописи» В. Н. Шишонко о том, что «в 1721 г. у Демидова обнаружилось на заводах человек с полтараста беглых рекрут». Но и тут Демидов весьма хладнокровно объяснил, что «у него оные беглые жили на заводах из найму, а что они беглые — не ведал» [Струмилин, 295]. Факты, изложенные В. Н. Шишонко, перекликаются с информацией, содержащейся в документах следственного дела о беглых солдатах, живших на заводах Акинфия Демидова в 1740 г. [см.: ГАСО, ф. 24, оп. 1, д. 951]. Обратимся к материалам этого дела, чтобы реконструировать расследуемые в нем события. «Железный караван» А. Демидова, состоящий из одиннадцати стругов, 17 июня 1740 г., следуя по реке Оке, остановился на ночевку в селе Подвезье Нижегородского уезда. В ту же ночь был ограблен в своем доме комиссар селитренных заводовМ. Д. Молостов. В своем доношении он заявил, что «в полночь неведомо какие воровские люди, человек с тритцеть, с копьи и с кистенями, пришед, дом ево разбили и ево били смертно, а разбоем взяли деньги и пожитки». По доношению Молостова вслед за демидовским караваном была отправлена команда из 30 человек во главе с вахмистром, которая поймала на стругах четырех беглых солдат, двое из которых признались в разбое и сообщили, что в нападении на Молостова участвовало 23 человека, «все с ево, Демидова, железных судов» этого каравана, «а с разбою-де возвратясь, взятые пожитки продали заведомо тех судов прикащику ево, Демидова». В ходе расследования дела выяснилось, что взятые под арест разбойники «по побеге из службы жительство имели в Сибири, на ево, Демидова, заводах». А их «разбойничий атаман», беглый драгун Иван Черепан, во время допроса дал показания о том, что «в нынешнем-де (1740-м. —О. М.) году на Демидовых железных судах было беглых рекрут человек с пятьдесят, а в зимнее-де время у него, Демидова, в Сибири на заводах бывает беглых рекрут человек по двести». Кроме того, он утверждал, что беглые на заводах и караванах А. Демидова снабжаются фальшивыми паспортами, и назвал 12 «писателей воровских пашпортов, которые ходят на казенных и Демидовых железных коломенках… которые сказывались, что они беглые школьники и зимуют на Демидовых заводах и пишут на тех заводах беглым рекрутам и другим бурлакам воровския пашпорты, и выходят повсегодно на тех коломенках, и бывают в Нижнем» [ГАСО, ф. 24, оп. 1, д. 951, л. 49—50]. Докладывая в Военную коллегию о расследовании дела о нападении на Молостова, подполковник Крюков писал, что «и прежде пойманные беглые рекруты многие показывали, что на ево, Демидова, заводах в Сибири жительство имели ж» [Там же, л. 50].
Выявленные источники в какой-то мере подтверждают сообщения атамана Черепана и полковника Крюкова. Кратко изложим содержащиеся в них значимые для нас сведения. В 1729 г. на Нижнетагильский завод бежал взятый в число рекрутов крестьянин Новопышминской слободы Никита Клушин, который «жил при том заводев сушильной избе, где гулящие люди живут, и работал разные заводские работы: на домне у литья чугунных припасов, у носки на домну угля и у дела кирпича ис платы шесть годов» [Там же, д. 481, л. 129—129 об.]. Молотовой работник «завода цесаревны Анны» Кисарев, совершив побег с места работы в июле 1728 г., «пошел в демидов завод, и явился на оном заводе в канторе прикащику Якову Егорову, и записал имя свое и прозвание, и жилна куренях з бурлаками 2 в избушках, и на оных куренях работал ис платы у розломки угольных куч з демидовыми работными людьми» [Там же, д. 212, л. 246]. В следственных делах о беглых упоминаются и «беглые школьники», которые вполне могли выступать в качестве изготовителей «фальшивых паспортов». Беглый ученик Екатеринбургской школы Никита Орулин дал следующие показания во время допроса, состоявшегося в 1734 г.: «В бегах, ушед, жил на Невьянском… заводев сушильной избе з гулящими работными людьмитри года по приему десятника… и живучи при том заводе, на него, Демидова, работал всякую поденную заводскую работу и на куренях у кучной работы, а за ту работу получал деньги от прикащика ево, Ивана Якимова… сказывался города Кунгура гулящим человеком. А с того… завода сошед, и жил я на ево, Демидова, Нижнем Тагильском заводев сушильной избепо приему десятника Ивана Зудова полтретя года… и живучи при том заводе, работал на него ж, Демидова, всякие ж заводские и угольную ж кучную работу из денежной же платы, а о себе сказывался против выше писанного ж» [ГАСО, ф. 24, оп. 1, д. 481, л. 114 об.].
Более поздние источники свидетельствуют о том, что беглые рекруты достаточно легко находили и работу, и надежную защиту от выдачи властям и на заводах, и на «железных караванах» Демидовых и во второй половине XVIII в. Одно из следственных дел воссоздает обстоятельства пребывания на Нижнетагильском заводе трех беглых рекрутов, появившихся там в 1772 г. Сначала они жили у «заводского крестьянина» Якова Исакова, затем сумели купить себе фальшивые паспорта «и с теми пашпортами они нанялись того ж году в апреле месяце онаго завода у прикащика Григорья Григорьева в работу за небольшую плату денег на нагруженных железных барках до Петербурга». Когда караван судов прибыл в Тверь, они наняли за себя работников и вернулись на Нижнетагильский завод. Позже они вновь нанялись на «железный караван» [см.: Там же, ф. 643, оп. 1, д. 175, л. 15—15 об.].
В архивных документах удалось найти сведения и о других случаях побегов рекрутов и солдат на Нижнетагильские заводы, на территорию их лесных дач и приписанных к ним сел и деревень. Так, например, в 1725 г. у крестьян села Покровского скрывался беглый солдат из Тобольска Михаил Кулычев, который заявил на допросе, что бежал, «нехотя быть в салдацкой службе» [см.: Там же, ф. 24, оп. 1, д. 561, л. 92—93]. В 1772 г. в лесу около Черноисточинского завода были пойманы два солдата, совершившие побег из Тобольска [см.:РГАДА, ф. 1267, оп. 1, д. 264, л. 130]. В том же году беглый солдат из Кунгура был обнаружен в деревне Межевая Утка [см.: ГАСО, ф. 622, оп. 1, д. 4, л. 187].
Беглые рекруты избирали разные способы существования. Бытовала, например, категория беглецов — наемных работников у приписных крестьян, переходивших от одного работодателя к другому. Так, беглый солдат из Тобольска Михаил Кулычев с октября 1725 г. до марта 1726 г. скрывался в селе Покровском в доме Афанасия Попова, выполняя «всякую ево домовую работу из найму», а затем был нанят крестьянином того же села Борисом Подшиваловым для строительства коломенок на Шайтанском заводе и «у той коломенской работы работал за него недель с восемь» [см.: Там же, ф. 24, оп. 1, д. 561, л. 92—93]. Упоминавшиеся выше источники позволяют говорить также о беглых рекрутах, которые нанимались на «железные караваны» и на работы, связанные с углежжением.
Свидетельствуют архивные материалы и еще об одной категории беглых рекрутов — разбойниках. Некоторые беглецы обосновывались в лесах около заводов и промышляли грабежом. Пятого сентября 1798 г. в Нижнетагильскую контору пришел житель Нижнесалдинского завода Аввакум Санников и заявил о совершенном на него нападении. По его словам, «в проезде ево из Екатеринбурга на здешней завод, не доезжая деревни Мостовой, вышедшим из лесу беглым рекрутом, бывшим Невьянскаго завода жителем Артемьем Белинковым с товарищем, неведомым человеком, отнято собственных ево [Санникова] денег тысеча восемьсот восемьдесят пять рублей» [РГАДА, ф. 1267, оп. 7, д. 257, л. 68]. Заводские приказчики вынуждены были устраивать облавы на такого рода беглецов. Так, например, в июле 1798 г. «партией» служителей и жителей Черноисточинского завода был схвачен беглый рекрут Архип Рябинин, подозреваемый в грабеже людей, проезжающих по дорогам, ведущим к Нижнетагильским заводам. В рапорте Нижнетагильской конторы петербургским управляющим Н. Н. Демидова сообщалось, что Рябинин «был захвачен на покосе у черноисточинского жителя Андрея Кочетова в балагане, спящей вообще с тем жителем и сестрою ево, Кочетова, девкой, которые до прибытия, для надлежащаго об оном Рябинине изследования Верхотурскаго нижнего земского суда содержатся скованные под крепкою стражею» [Там же, л. 31]. В том же рапорте приказчики докладывали и о втором беглом рекруте: «…ис производящих по Краснопольской дороге грабежи один беглой же рекрут Гаврила Соседков в Краснопольскую волость сам собою явился. В пристанодержательстве ж онаго подозрение подали на себя Верхно-Салдинскаго завода жители Росказовы, тем более что, по сообщению Краснопольскаго волостнаго правления, при обыске ево, Соседкова, у них в доме, до обыску не допускали, и по посланным из ружья стреляли, и потом учинили побег, и по сие число находятся в укрывательстве» [Там же]. Жизнь в местных лесах предпочитали уходу на чужбину и некоторые беглые рекруты, поставленные от Нижнетагильских заводов. Так, например, в июне 1757 г. служители Выйского завода поймали «в лесных урочищах» двух беглых рекрутов. Один из них был жителем Выйского завода, а в другом опознали работника Лайского завода Ивана Воронова, отданного в рекруты за Нижнетагильский завод [см.: ГАСО, ф. 620, оп. 1, д. 14, л. 164—164 об.]. Но, видимо, Воронову удалось еще раз совершить побег из-под караула, так как из переписки Нижнетагильской и Лайской заводских контор следует, что в сентябре 1757 г. пришлось вновь устраивать облаву на «беглого рекрута и вора» Ивана Воронова, которого выследили по доносу его отца примерно в двадцати верстах от Нижнетагильского завода, по Висимской дороге, «в пустом лесу, в построенном неведомо кем земляном балагане» [Там же, л. 256].
Отнюдь не все беглые, жившие в лесах, окружавших Нижнетагильские заводы, занимались разбоем. Традиционным местом укрывательства беглецов, как с Нижнетагильских заводов, так и из других краев, служили кельи, в которых «спасались от мира», от правительственной и церковной администрации старообрядцы. В октябре 1795 г. в лесу около Висимо-Шайтанского завода был пойман беглый рекрут Невьянского завода, «назвавшейся в монашеском образе Пахомием» [РГАДА, ф. 1267, оп. 10, д. 75, л. 137]. Приехавший для расследования дела об этом побеге капитан-исправник Верхотурского нижнего земского суда Д. П. Чураков жестокими истязаниями принудил беглого признаться, что он якобы жил во время побега у расходчика Черноисточинского завода Аверкия Кузнецова. Чураков распорядился избить палками доставленного к нему Кузнецова, а затем «приказал наложить большую цепь с тягостию в два пуда или более и держал во оной в канторе (Черноисточинской. —О. М.) под стражею двои сутки». Затем цепь с Кузнецова сняли, но наложили кандалы на ноги («скован в ножные железа тяжкие»), в течение двух суток выдержали в тюрьме при Нижнетагильском заводе, а затем через местного жителя Федора Пелевина Чураков передалтребование заплатить 100 рублей и вынудил дать расписку в том, что якобы Кузнецов должен эту сумму Пелевину [см.: РГАДА, ф. 1267, оп. 10, д. 75, л. 137]. Таким образом, выявление беглых на заводах и в местных лесах служило поводом для вымогательства взяток земским исправником Чураковым с мнимых «пристанодержателей».