"Слова" Серапиона Владимирского
Кириллин В. М.
В истории Древней Руси монголо-татарское нашествие 1237-1240 гг. и последовавшее за ним иго хоть и сказались в целом парализующе на мироощущении русского общества, сильно затормозив нормальный ход его развития, но вместе с тем пробудили самосознание отдельных русских людей к осмыслению всего случившегося и того, что им еще предстояло пережить. Прежде всего, это касалось немногих продолжавших в то время, несмотря ни на что, нелегкий, но богоугодный труд "списателя". И одним из славнейших имен той эпохи, пронесенных для нас сквозь века русскими книжниками, является имя Серапиона, епископа владимирского.
К сожалению, об этом церковном деятеле и замечательном мастере слова известно очень мало. Летописи XV в. сохранили лишь два сообщения о нем. Так, например, в "Московском летописном своде" под 1274 г. говорится, что "того же лета прииде ис Киева митрополит Кирил и приведе с собою архимандрита печерьскаго Серапиона, и постави его епископом Володимерю, Суждалю и Новугороду Нижнему"; а уже из статьи за 1275 г. следует, что в этом году он "преставися… положен же бысть в церкви святыа Богородица во Владимери". Таким образом, до своего переезда в Северо-восточную Русь и архипастырского посвящения Серапион духовно окормлял братию Киево-Печерского монастыря - примерно четверть века, начиная с 1249 г., по мнению исследователей. Но насельником этой обители, он, несомненно, стал много раньше. Вероятно, в качестве новопосвященного владимирского епископа Серапион участвовал в работе знаменитого церковного Собора 1274 г., которая была направлена на преодоление целого ряда недостатков в церковном обиходе и внецерковной жизни духовенства и мирян. Результаты таковой, как известно, были зафиксированы "Правилом Кирилла, митрополита русского". Согласно этому документу, отцы собора, заботясь о нравственном состоянии общества, вместе с тем констатировали его небывало тяжкое положение в условиях подвластности Золотой Орде. Нашествие монголо-татар они оценивали как наказание Божие за греховную жизнь всех чад русской церкви и в связи с этим настоятельно обращались к духовенству с призывом не оставлять свою паству без учительного попечения. Надо думать, епископ Серапион очень серьезно воспринял решения собора (возможно, как их соавтор), ибо его немногие речи, приписываемые ему древнерусскими книжниками, прямо с ними перекликаются по тексту. По крайней мере, в продолжение своего недолгого архипастырского служения он преподал народу не одно назидание, да и в годы своего монастырского бытия, несомненно, обрел большой опыт учительства.
Думается, за свою жизнь Серапион создал немало литературных произведений церковного назначения. Не без причины же летописец отметил его ученость: "бе же учителен зело в божественом писании". Однако по сохранившемуся корпусу древнерусских книг известно только пять его "Слов", или "Поучений". Невеликие по объему, все они были весьма значимы для грамотников Древней Руси, ибо последние нередко переписывали их как произведения, сочиненные будто бы авторитетнейшими византийскими риторами классического периода в истории церковного красноречия, то есть жившими еще в IV-V вв.
Четыре поучения Серапиона, надписанные его именем, содержатся в довольно древней рукописи конца XIV в., а именно в сборнике "Златая чепь".
Первая речь - "Слово преподобнаго отца нашего Серапиона" (начало: "Слышасте, братие, самого Господа, глаголюща в Евангелии: И в последняя лета будет знаменья в солнци, и луне, и в звездах; и труси по местом, и глади... "). Настоящий текст встречается и в других древнерусских рукописных сборниках. Например, в некоторых списках "Измарагда" он переписан с другим названием и как псевдоэпиграфическое сочинение, - с другой атрибуцией: "Слово святаго Иоанна Златоустаго о казнех Божиих и о ратех". Вторая речь - "Поучение преподобного Серапиона" (начало: "Многу печаль в сердци своем вижю вас ради, чада, понеже никако же вижю вы пременишася от дел неподобных... "). Это поучение встречается, кроме того, в популярных на Руси гомилетических сборниках, именовавшихся "Златоустами". В последних оно всегда было приурочено ко вторнику 1-й недели поста, но снабжено было другим заглавием и атрибутировано другому автору: "Поучение Иоанна Златоустаго, да престанем от грех наших". Третья речь - "Слово святаго преподобнаго Сирапиона" (начало: "Почюдим, братие, человеколюбье Бога нашего! Како ны приводит к себе?... "). Данное сочинение так же встречается в других рукописях, и опять-таки с другим названием и атрибуцией: "Слово святаго Ефрема о казнях божиих и о ратех". Четвертая речь - "Поучение преподобнаго Серапиона" (начало: "Мал час порадовахся о вас, чада, видя вашю любовь и послушание к нашей худости... "). Что же касается пятой речи, то она известна пока что по единственному списку, который содержится в так называемом "Паисиевском сборнике" конца XV в.: "Слово блаженаго Серапиона о маловерии" (начало: "Печаль многу имам в сердци от вас, чада. Никако же не премените от злобы...").
Исследователи высказывали разные мнения относительно времени написания этих литературных памятников. Однако содержащиеся в них отголоски реальных исторических событий (и, соответственно, хронологические приметы) слишком смутны и общи. Определенно можно утверждать лишь, что все речи явились в результате размышления их автора относительно постигшей Русскую землю беды и что обращены они были не к узкому кругу слушателей (например, к братии монастыря), а к самой широкой аудитории, ко всем чадам русской церкви. Соответственно, они взаимосвязаны тематически, как отдельные части единого цикла, и, скорее всего, были произнесены во время недолгого архиерейства Серапиона, хотя не исключено, что в каких-то вариантах они говорились оратором и раньше.
В научной литературе обычно отмечают, что главной темой всех указанных сочинений является тяжкое положение Руси в условиях наступившей зависимости от Золотой Орды. Это так и не так. Серапион, действительно, пытается понять сам и затем объяснить людям смысл случившегося. Сообразно концепции владимирского собора и так называемой "теории казней Божиих" проповедник придает исключительно религиозное значение нашествию иноверных и другим бедствиям, происшедшим на Руси в его время: именно так карается неисполнение Господних заповедей, междоусобная брань, маловерие. По убеждению Серапиона, одолеть русичам постигшую их беду и избегнуть подобного несчастья в будущем можно лишь через преоборение ими греха в самих себе и в том, как ими строятся общественно-бытовые отношения. Вот что, на мой взгляд, является главной темой речей проповедника: о бедах он говорит хотя и весьма эмоционально, но общо, лишь как о следствии вопиющей безнравственности в жизни Руси и как о знаках еще более тяжкого наказания. Главной же темой для него является удручающее духовное состояние народа. О нем, прежде всего, болезнует ум и сокрушается сердце Серапиона, его детально, выразительно и с горьким чувством он описывает. По существу, речи Серапиона суть обличение общественных и частных пороков, инвектива на свойственную чадам церкви Христовой, в силу их религиозной черствости и скудоты, профанацию христианского вероучения и христианской этики.
Более тесной тематико-содержательной взаимосвязью отличаются первые три слова - как эмоционально возрастающие вариации исполнения одних и тех же мотивов. При этом самым исторически конкретным является первое "Слово". И вероятно, его дошедший до нас текст есть результат собственной переработки ритором своей ранней речи, сказанной когда-то под впечатлением только что случившегося. В этом обращении к пастве Серапион говорит как священноначальник и вместе с тем как один из числа многих. Поводом для размышления служит ему какой-то, будто реально происшедший, природный катаклизм: "Ныне же земли трясенье своима очима видехом: земля, от начала утвержена и неподвижима, повеленьем Божиим ныне движется, грехы нашими колеблется, безаконья нашего носити не может". Возможно, здесь речь идет о землетрясении (если вообще это не метафора), которое упоминается летописями в статье под 1230 г. Во всяком случае, так выходит по внутреннему смыслу логики оратора, ибо далее он трактует упоминаемое им событие как мистическое предзнаменование еще более страшной беды: "Бог ныне землею трясет и колеблет, - безаконья грехи многия от земли отрясти хощет, яко лествие от древа". Что же люди? - задумывается ритор. А люди явили полное равнодушие к этому предвестию. И вот, их постигли худшие потрясения, - нашествие иноплеменников: "Мы же единако не покаяхомся, донде же приде на ны язык немилостив. Попустившу Богу и землю нашу пусту створшу, и грады наша плениша, и церкви святыя разориша, отца и братью нашу избиша, матери наши и сестры в поруганье быша". Не исключено, что здесь подразумевается сокрушительное нашествие Батыя на Русь в 1237 г. Однако Серапион предрекает еще большие беды, если несмотря на это людьми не будет принесено покаяние и они не подвигнутся к нравственному исправлению: "Аще отступим скверных и немилостивых судов, аще пременимся криваго резоимьства (сребролюбия) и всякаго грабленья, татбы, разбоя, сквернословья, лже, клеветы, клятвы и поклепа, иных дел сотониных, - аще сих пременимся, добре веде (знаю): яко благая приимут ны не токмо в сий век, в будущий!" Но, констатировав зависимость условий реальной действительности от духовного состояния человека и, очевидно, воспринимая жизнь земную лишь как приуготовление к жизни по смерти, проповедник все же больше озабочен тем, что случится с опекаемыми им чадами не здесь, на земле, а там, перед лицом Судии, когда они должны будут дать последний ответ. Поэтому он настаивает на том, что и избавление от тягот земного бытия и будущее спасение в грядущем веке они смогут обеспечить себе лишь через послушание заповедям Божиим: "Аще бо поидем в воли Господни, всем утешеньем утешит ны Бог небесный, акы сыны, помилует ны, печаль земную отымет от нас, исход мирен подаст нам на ону жизнь, иде же радости и веселья бесконечнаго насладимся з добре угожьшими Богу". Однако проповедника гнетет горькая печаль из-за полной безрезультатности его учительных усилий: "Многа же глаголах, братье и чада, но вижю: мало приемлют, пременяются наказаньем (назиданием) нашим; мнози же не внимают себе, акы бесмертны, дремлют. Боюся, дабы не збылося о них слово, реченное Господом: "Аще не бых глаголал им, греха не быша имели! Ныне же извета (прощения) не имут (получат) о гресе своем" (Ин. 15: 20)". Завершает Серапион свою речь напоминанием, что его увещания суть лишь от Бога передаваемый дар и пастве надлежит не только принять его, но и преуспеть в своем старании исправиться, дабы преумножить этот талант и обрести все-таки себя "в славе Отца своего с пресвятым Духом".