Именно поэтому (радикал-структуралист сказал бы - только поэтому!) младший сын в сказках часто носит маркировку Дурака.
Как известно, впоследствии младший из этой троицы - Зевс стал главным богом на Олимпе. По мере развития культуры Небо берет верх и власть над Землей (хотя культ Земли не исчезает, он уступает свое доминирующее положение). Можно предположить, что это случилось не раньше, чем была осознана решающая роль погодных явлений (ветра, солнца, осадков) в плодородии. Так в обход всех правил первородства лучшую долю наследства в сказке получает младший сын.
Геродот приводит аналогичную скифскую легенду. Таргитай происходил от богов, «...а у него было трое сыновей: Липоксаис, Арпоксаис и самый младший - Колаксаис. В их царствование на скифскую землю с неба упали золотые предметы: плуг, ярмо, секира и чаша. Первым увидел эти вещи старший брат. Едва он подошел, чтобы поднять их, как золото запылало. Тогда он отступил и приблизился второй брат, и опять золото было объято пламенем. Так жар пылающего золота отогнал обоих братьев, но когда подошел третий, младший брат, пламя погасло, и он отнес золото к себе в дом. Поэтому старшие братья согласились отдать царство младшему» [6, с. 188].
Младший сын становится царем в силу своей избранности.
Просвечивает вертикальная стратификация космоса древних: Небо-Средний мир Преисподняя. Ей соответствует членение общества у индоевропейцев. По мнению французского исследователя Ж. Дюмезиля, древние общества индоевропейцев были трехфункциональными: Власть-Средние сословия-Простолюдины. В архаике и античности это: Жрецы-Воины-Земледельцы [7, 8, с. 134], причем первый слой - высший.
Отсюда характерное «до трех раз». Три для этой модели мира - число полноты. Герой побеждает потому, что такова «слоистость» или ступенчатость мироздания. Младший, третий сын не может не оказаться победителем: потребность соотнести его с какой-нибудь из трех частей древнего космоса заставляет с самого начала сказа предполагать в нем скрытого, но готового сбросить инкогнито нового молодого царя. «Неумойка-дурачок» (в ряде вариантов он сам мажет себе лицо сажей, чтобы не узнали) чудесным образом преображается в писаного красавца Ивана-царевича. Он - избранник. «И последние станут первыми» 1 .
Емеля-удачник. Похожая ситуация и с Емелей, хотя он никуда не спешит и, казалось бы, ничего не предпринимает.
В русском «успех» и «удача» этимологически не равны. Успех связан в лингвистическом поле языка со сроком, временем, ибо происходит от слова «спеть» (ср.: «спелый», «поспевать», «успел») [9, с. 467, 468], что указывает либо на зрелость человека, достижение им определенной возрастной границы, после которой ему «разрешен» успех, либо... на умение быть расторопным, первым при раздаче благ.
А вот везенье - фатум. Можно никуда и не бежать: «На тихого Бог нанесет, резвый сам набежит». Удача либо есть, либо нет (в корне «дать», ср.: «само далось»). «Вудаль» по-болгарски - нрав, характер, по-украински - способность [10, т. IV, с. 148]. По крайней мере особой категории избранников успех ни к чему: у такого уже есть удача, ему не к спеху. Емеля: «Я ленюсь!» [5, т. 1, с. 320]. Как в пословице: «Дурак спит, а счастье в головах лежит» [11, с. 48]. Впору вспомнить другое производное от корня «спеть» - спесь [9, с. 423].
Достаточно прочесть наиболее полный вариант сказки о Емеле [5, т. 1, с. 320-326], чтобы неожиданно убедиться: Емеля-дурак - гордец, но не глупец. Он имеет заветную мечту, и мечта эта - царская: «красный кафтан, красная шапка и красные сапоги». У него хватает мудрости не стремиться ко двору. Подкуп на него не действует. Чужого царства Емеля не захотел. За это по щучьему велению он основывает свое собственное.
К царской мечте - царские качества. Передавил, когда ехал на печи, кучу народа. И как надобно было дураку ехать в лес через город, то и поехал он по оному городу (...)и передавил множество народу... «Я чем виноват! Для чего они не посторонились?». Так во все времена ездит высшая власть. Да и само щучье слово - нечто вроде абсолютной власти, демонстрация силы царского приказа, мгновенного воплощения в жизнь словесного повеления.
Что же касается лени... Посмотрим на сказочный сюжет без шор. Емеля так «ленив», что захотел и поймал свое счастье - щуку 2 голыми руками в полынье.
Пора назвать настоящее имя и титул Емели. Кто же он? Такой же царь, как Иванцаревич. Но в отличие от Ивана, Емеля не «зарабатывает» свой статус, а уже имеет его. Этим и объясняется его так называемая «лень»: он скрытый царь, наследник, не обнаруживающий себя до срока.
Налицо два мужских сценария избранничества. Первый - искать себе царство за тридевять земель, добывать жар-птицу, чудо-коней и невесту - дочь чужеземного царя, т. е. стремиться к успеху. Второй - положиться на удачу: царство само найдет избранника 3 .
Оба сценария связаны с обретением власти, и тут нужен «талан»: «Не родись красивый, а родись счастливый». В этой большой группе сценариев сфокусировались культовые народные представления о Добром Царе.
Вся пестрота сказочных и былинных сюжетов с мужским героем на поверку сводится к пяти ролям (если не считать травестийных и медиаторных сюжетов):
1) Змееборец и/или путешественник на тот свет; 2) Богатырь; 3) Верный слуга («Федот-стрелец»); 4) Солдат; 5) Разбойник. Перечисленные «мини-эпосы» ложатся в единый стандарт сюжетного развертывания, где обнаруженные Проппом [4, с. 23 49] функции-кубики развертываются в цепочку.
Медиаторные сценарии успеха
Они представляют собой частный случай локальных «игр обмена». В психологическом смысле это - борьба хитрости (в архаике понимаемой как ум, мудрость) с жадностью или глупостью, и приоритет принадлежит наиболее дальновидному трикстеру.
Взглянем под этим углом зрения на классическую модель «Было у царя три сына». Ее можно прочесть еще одним способом. Два сына «фундаментальных» (бинарная оппозиция) - и медиатор между ними. Такой ракурс помогает многое понять в скрытой логике сказки - хотя бы «немотивированную» ненависть двух старших братьев к младшему.
Третий брат появился исторически не сразу. Троичная модель с медиатором более молода. Допотопная двоица (Каин/Авель) продолжает держаться, но после потопа к ней добавляется трехчленная модель мира: у Ноя три сына - Сим, Хам и Иафет. От них происходят все народы. Те же стадии у греков: сперва имелось два брата-близнеца Египт и Данай, от них пошли все люди; спустя века выплывает трехчленная модель: у Эллина было три сына [13, с. 119].
От двух частей мира - к трем. Чрезвычайно схоже с описанным историком Ж. Ле Гоффом «рождением Чистилища», многозначительно совпавшим с появлением в средневековой Европе сословия купцов [15; 16, с. 240-243]. Ада и Рая показалось маловато, требовалось «средостение» между ними.
Сказанное не означает, что медиатор как таковой - молод. Напротив: трикстер (амбивалентный персонаж мифа и фольклора, обладающий мудростью, но склонный к злым шуткам) очень древен. Боги-хитрецы вроде Гермеса отлично известны. Почему бы такому не стать героем сказочного повествования? Младший сын Крона Зевс тоже из хитрецов: как-то раз проглотив свою жену Метис (имя значит «хитрость» и «мудрость»), он вполне овладел прозорливостью, коварством и непредсказуемостью поведения.
Но если трикстер обнаружит себя раньше времени - плохо его дело. Есть ситуации, в которых выказать свое превосходство значит заранее проиграть. Заяви о себе хитрец или умник открытым текстом, с него глаз не будут спускать, манипуляция не состоится.
Термин «трикстер» родствен понятному нам слову «трюк». Рассмотрим несколько сказочных манипуляций и их психологические шаблоны.
Черномор-» кидала». Что общего между басней «Ворона и Лисица» и исповедью говорящей Головы в «Руслане и Людмиле»? Вроде бы ничего. Между тем это варианты одной и той же истории. И хотя первый случай - рассказ о силе невинной лести, а второй - о братоубийстве на почве зависти, имеются веские причины полагать, что оба раза перед нами практически одна и та же нехитрая манипуляция.
Сравним ситуации с точки зрения позиций соперников. Лиса - внизу. Ворона - на дереве. Ее доминирующий статус в начале игры подчеркнут верхней позицией. Трансакции персонажей происходят по оси «низ-верх». Карлик Черномор тоже внизу, он путается в ногах у братца-великана.
Лиса - известный сказочный трикстер. И у Черномора типичная характеристика трикстера: «умен, как бес, и зол ужасно».
Лиса лишена возможности достать Ворону, которая к тому же в любой момент может избавиться от нее - улететь. Полная параллель такому положению - неравенство сил братьев. Наступи великан на Черномора - мокрое место останется от колдуна со всей его магией; тому и думать нечего одолеть богатыря силой.
Лиса моложе Вороны - вороны живут до ста лет и, случается, владеют секретом бессмертия. Хитрец Черномор в согласии с индоевропейской моделью распределения ролей - также младшенький. Голова жалуется: «...когда бы не имел / Соперником меньшого брата!» [17, т. 1, с. 686].
Схожая ситуация: имеются две стороны, находящиеся в тайной распре, и объект вожделения, послуживший причиной или поводом для столкновения. Тайной распря названа не зря - ее наличие и сущность не известны «простодушной» стороне: Ворона считает, что Лисицу пленяет не сыр, а ее голос; великан-богатырь до рокового момента не знает, что брат давно задумал погубить его.
Сперва кажется, что тут играют двое. Выигрыш - владение вожделенным предметом. Борьба идет между двумя сторонами за обладание: в первой фабуле - куском сыра, во второй - мечом...
Не совсем так. А точнее, совсем не так. В басне о Вороне и Лисе сыр вовсе не на кону: Ворона им уже обладает и сильно удивилась бы, узнав, что сражается за него. Далее. Участников на самом деле не двое. Третий, несколько виртуальный персонаж басни Ворона-певица, т. е. другое «я» вороны. Эту другую, подавленную личность Лиса как бы выманивает из-под колпака торможения и самоконтроля Вороны. Приманка, своего рода «духовная пища» - похвалы.