В этом отрывке характерна смена вида глагола при введении в "суммарный" описательный текст конкретного анекдота о Василии Львовиче, бытовавшего в 1812 году. Как мы видим, разные принципы повествования могут варьироваться на протяжении одного текста, даже на субфразовом уровне. Однако мемуарный жанр анекдота, случая (строго говоря, "полумемуарный", поскольку чаще мы имеем здесь дело с передачей чужих слов со ссылками или без ссылок на источники, т.е. с фиксацией жанра устной словесности, как и следует из определения анекдота) - жанр этот существует самостоятельно и обладает достаточно жесткими формальными характеристиками: краткость, пуантировка и т.д.
Следует отметить, что, казалось бы, формальный критерий длины текста оказывается критерием содержательным. Разделение мемуарных текстов на "длинные" и "короткие" напрямую соотносится с жанрами художественной прозы. На одном полюсе будут очерк или новелла, а на другом - крупный эпический жанр. (На неразрывную связь психологической прозы и мемуаров указывала Л.Я. Гинзбург. Когда в XIX веке складывается канон обширных мемуарных текстов, то он взаимодействует с основным современным ему прозаическим жанром - романом. Ср. также высказывание Льва Лосева в предисловии к публикации воспоминаний Е. Шварца:
"Нам кажется, что в основном мемуары суть разновидность одного из жанров художественной прозы, а именно романа. Любое мемуарное произведение - это роман, в котором в качестве материала использованы не фиктивные, а реальные события. Разновидности мемуаров легко различимы по тем же структурным принципам, что и разновидности романов: мемуары монологические (в основе - судьба, карьера героя-автора, развитие его отношений с миром <...>), мемуары полифонические (в основе - многие образы-голоса: 2 и 3 тома "Былого и дум", "Люди. Годы. Жизнь" Эренбурга), мемуары эпические (в основе - ход времени, портрет эпохи: 1 том "Былого и дум", отчасти "На рубеже двух столетий" Белого), мемуары орнаментальные, "с установкой на выражение", пользуясь формалистским жаргоном (Паустовский, Катаев)".
"Короткие" мемуары, в зависимости от их ориентации на нарративный или дескриптивный модус повествования, будут взаимодействовать с жанром новеллы или очерка (например, биографического - так, указывая в качестве жанрового образца на Ретифа де ла Бретона, строит "Капище моего сердца" И.М. Долгорукий). В первом случае повествование оправдывается увлекательностью излагаемого сюжета, во втором - точностью или яркостью в изображении деталей.
"Новеллистические" или очерковые мемуарные фрагменты могут объединяться в более обширные тексты путем "склеивания", иногда весь текст будет строиться именно как ряд "эпизодов" (с промежуточными фразами, призванными заполнить хронологический разрыв - "прошло три года" или "в следующий раз мы встретились уже в Париже"; выбор такой формы повествования зависит от жанрово-тематической природы текста). В крупном жанре, соединяющем автобиографическое хронологическое повествование с историософской рефлексией (лучше всего описанном заглавием эпопеи Герцена) введение новеллистических эпизодов или анекдотов часто будет выполнять иллюстративную функцию, подтверждая обобщающие суждения или характеристики автора мемуаров.
Функция источника, которую выполняют мемуары, обслуживается и другими жанрами: в частности, дневниками и эпистолярием. Однако в исследовательской традиции не всегда разграничивают разные типы документального повествования, несмотря на принципиальную разницу позиции повествователя. По заданному в жанре временному разрыву между повествованием и действием, а также по ориентации не на конкретного адресата (как в переписке) и не на автокоммуникацию (как в дневниковом жанре), мемуары безусловно должны рассматриваться отдельно. Мемуары, впрочем, могут строиться по модели дневников, имитируя отсутствие дистанции между моментами действия и говорения. Таким образом повышается степень предполагаемой достоверности текста. (Ср. "Записки современника" С.П. Жихарева и мемуары Н.В. Кукольника.)
В отличие от дневников, мемуары гораздо активнее взаимодействуют и соприкасаются с жанрами художественной литературы (ср. заглавие мемуаров И Ясинского "Роман моей жизни" (1926). Фикциональность, которая в прозе мотивируется вымыслом, в мемуарах с одной стороны, является их признанным недостатком (ошибки памяти), с другой - она входит в горизонт читательских ожиданий и может включаться в авторское задание.
Элементы документальности вовсе не исключены, когда речь идет о художественных жанрах; достаточно вспомнить о введении реальных персонажей в "Евгении Онегине" - не только в авторских отступлениях: "второй Чадаев, мой Евгений" или "как Дельвиг пьяный на пиру", но и в сюжете: исторический Каверин ждет вымышленного Онегина в модной ресторации. По предположению Ю.М. Лотмана, десятая глава "Евгения Онегина" представляет собой имитацию мемуаров - записок Онегина: здесь реальные и исторические персонажи вводятся в речь героя романического повествования. С этим можно сравнить сложную игру на противопоставлении романа и мемуаров, которую Пушкин демонстрирует в <"Рославлеве"> "Отрывке из неизданных записок дамы". Широкое распространение мемуарного жанра в XIX веке способствует появлению мнимых мемуаров (одни - как "Посмертные записки старца Феодора Кузьмича" Л.Н. Толстого, будут чистой беллетристикой в форме мемуарного текста. Другие - как "Записки Омер де Гелль" П.П. Вяземского - будут выполнять функцию мемуаров реальных. О фальсификации мы можем говорить только тогда, когда такая установка сознательно предусмотрена подлинным автором текста).
Русская мемуарная традиция насчитывает уже по меньшей мере три столетия. В XVIII в. складывается мемуарный канон, но мемуары еще, как уже было сказано выше, не предназначены не только для публикации, но и для широкого распространения. В XIX в. складывается традиция публикаций: 1812 год (об этом подробно пишет А.Г. Тартаковский) задает отношение к современности как к истории, а массовое вовлечение образованных слоев общества в описываемые события имеет результатом увеличение количества мемуарных текстов.
Важным для развития мемуарной литературы в XIX в. является становление реалистических жанров в литературе. Значимой вехой в истории жанра стала эпоха реформ, "гласность" - если до этого происходило накопление "критической массы" мемуаров, то после начинается волна публикаций. Волна захватывает не только основные журналы специального направления: "Русский архив", "Русская старина", "Исторический вестник", но и остальные журналы тоже.
В конце XIX - начале XX вв. дистанция между "временем рассказа" и временем действия сокращается настолько, что ломается традиция мемуаров и появляются гибридные жанры - "роман с ключом". На мемуарные тексты начинают оказывать влияние эстетика и идеология модернизма; понятие реальности размывается, а представление об историческом значении современности выходит на первый план.
Ранняя советская эпоха характеризуется всплеском "некрологических" мемуаров, это связано не только с рядом смертей, вполне закономерно сопутствовавших великим катаклизмам (Л. Андреев, Блок, Гумилев), но и историческим сломом: отчуждение от недавнего прошлого (разрушение старого мира) дает возможность писать о недавнем прошлом в плюсквамперфекте. Название мемуарного цикла Вл. Ходасевича - "Некрополь" - демонстрирует отрефлексированность этой особенности. У мемуаристов-эмигрантов временная граница дополняется/ заменяется пространственно-политической.
В советской подцензурной литературе 30-50-х гг. устанавливается "неожитийный", биографический и, соответственно, мемуарный канон, влияющий не только на создаваемые в это время мемуары, но и на отбор старых мемуарных текстов, предназначаемых для публикации. Ослабление цензурного давления в конце 50-х гг. вновь, как и за 100 лет до того, способствует расцвету мемуарного жанра. Это также связано с общей тенденцией к реабилитации культурных фигур 20-30-х, вычеркнутых из официальной истории ("Люди. Годы. Жизнь" Эренбурга, "Повесть о жизни" Паустовского и др.) Мемуарные тексты также активно функционирует в неподцензурной литературе - "тамиздате" и "самиздате" (воспоминания Н.Я. Мандельштам, "Крутой маршрут" Е. Гинзбург).
Обширный корпус русских мемуаров можно попытаться классифицировать по разным параметрам.
Во-первых, можно выделить разные виды текстов в зависимости от того, будет ли мемуарист апеллировать к собственным воспоминаниям о событиях ("прямые" мемуары), либо пересказывать чужие свидетельства ("непрямые"). Возможен тип записи чужих устных рассказов с указанием автора, в этом случае автор-посредник выполняет роль "редактора" (может дополнять, уточнять, придавать связность рассказу). Промежуточный рассказчик (тот, кто фиксирует чужие тексты) может сознательно устранять себя из текста как субъект повествования (см. "Рассказы бабушки" Благово). Если же он не устраняется (например, когда чужой рассказ инкорпорирован в свой текст), будет существенным указание на достоверность или недостоверность передаваемых рассказов, соответственно - на авторитетность или неавторитетность их автора.