... Россия ?.. Да она вся - деревня...
И. Бунин
“Мой дед землю пахал”, — с гордостью заявлял разночинец Базаров, которого народ вообще-то не жаловал. Как и многие из горожан, я тоже совсем еще не оторвался от села, в котором трудились мои деды, провели молодость родители. Возможно, именно поэтому на меня произвела сильное впечатление “Деревня” Бунина.
Конечно, из уроков истории я знал о страшной бедности и отсталости в русских деревнях, о противоречиях между помещиками и крестьянами, бедняками и кулаками. Но после прочтения повести словно сам стал очевидцем того, что так ярко и сильно описал, нет, изобразил, будто художник, Иван Алексеевич.
Произведение не имеет острого, туго закрученного сюжета, но зато, по выражению Твардовского, обладает большой “густотой и плотностью жизненного материала” времен первой русской революции, а образы крестьян наделены чертами такой индивидуальности, что забываешь, что это не реальные люди, а плод авторской фантазии.
Какую же деревню рисует писатель? Задача моя сложна, потому что материал слишком велик, к тому же хотелось еще упомянуть и о рассказах. Попробую, хотя и чувствую, что в моих рассуждениях будут прорехи.
Итак, деревня предстает перед нами, прежде всего, очень бедной, даже питьевая вода порой настолько плоха, что вызывает повальные болезни. Нищета бьет в глаза не только в повести. Вот идет Анисья Минаева из рассказа “Веселый двор”. В полуобмороке от истощения бредет за двадцать верст к непутевому сыну и, чтобы преодолеть слабость, жует какие-то травинки. А если бы горох уже поспевал, то наелась бы тайком досыта. Но страшна для общества эта бедность не только сама по себе. Опасна она на фоне богатства малой группы людей: помещиков, кулаков. Среди картины изобильной ярмарки писатель рассуждает о том, что край богатейший, чернозем прекрасный на полтора аршина. А пяти лет не проходит без голода. Город славится на всю Россию хлебной торговлей, а досыта этот хлеб едят сто человек во всем городе. На ярмарке видимо-невидимо калек и нищих.
И вот забурлило. Не должны были власть имущие классы доводить крестьян до бунта, о котором еще Пушкин предупреждал, что страшен он в беспощадности разрушения. Но все, видимо, рассчитывали: “После нас хоть потоп!” А этот “потоп” и захватил... И главный герой понимает опасность народного волнения, “не то держись: почует удачу, почует шлею под хвостом — вдребезги расшибет-с!”. Но ведь не может порядок в стране держаться только на силе в интересах богатых слоев! Вот и не удержался...
На заднем фоне повествования мы видим, как пылают помещичьи усадьбы, те “дворянские гнезда”, что были так милы писателю. А в центре повести Тихон и Кузьма, два родных брата. Это не только разные люди, но и два разных характерных явления в русской жизни того времени. Тихон Ильич всегда много работал. Благодаря упорству, везению и умению зашибать деньгу торговлей разбогател. Наживался на всем, не гнушаясь и людскими несчастьями, умел пользоваться бесхозяйственностью дворян, торговал вином. Даже купил имение в деревушке Дурновка, где был крепостным его дед. Название места говорит само за себя. Недаром Кузьма, определяя, почему им с братом не вылезти из дикости и неуместности жизни, говорит: “Мы — дурновцы!”
Всю жизнь посвятил Тихон Ильич обогащению, достиг его, но к пятидесяти годам стал ощущать пустоту своего существования: детей нет, жене “чужд на редкость”, не удосужился понять, что она за человек. Не то что в Москве не был, а десять лет мечтал “урвать свободный вечерок”, посидеть с самоваром “на траве, в прохладе, в зелени”. Но так и не выбрался. “Каторга!” — так определяет теперь он свою жизнь — “клетка золотая”. А когда заполыхала революция, пошли слухи, что землю отберут, начался бунт, думает он все нажитое продать и уехать в город, потому что деревню презирал и ненавидел всей душой. Нужда заставила его помириться с братом, которому передает он в управление Дурновку.
Кузьма представлял из себя тип русского самоучки. Он долго считал, что “кто умен да не учен, в том и без ученья много света”, что может быть и “без наук просвещение”. Он о многом говорит правильно, но сам мало что делает. За душой ничего нет, практического дела не имеет, цели нет, зато судит всех строго. Деревню так же, как брат, не любит, заявляя, что нигде не видел скучнее и ленивее типов. Итак, по мысли автора, все наиболее энергичное и умное стремится из этой дикости бежать. “Поживи-ка у деревни, похлебай-ка серых щей, поноси худых лаптей!” — неоднократно говорит Тихон в ответ на мысли о несуразности жизни.
Каковы же обычные крестьяне? Бунин стремится показать, что не следует идеализировать мужика, как это часто бывало в русской литературе. Не потому ли в повести не изображено ни одного путевого крестьянина, у которого дело в руках спорится, в доме достаток, семья хорошая? А как поэтично вспоминал свои мечты лирический герой рассказа “Антоновские яблоки”, иногда представляя себе, как заманчиво быть мужиком, как хорошо “косить, молотить, спать на гумне в ометах”, иметь “здоровую и красивую жену в праздничном уборе”, “обед с горячей бараниной на деревянных тарелках”. В других рассказах писателя мы встречаем героев более приятных, чем в “Деревне”. Вот богатырь Захар Воробьев из одноименного рассказа, который мог запросто выпить четверть водки и прошагать 40 верст. Светел и трогателен батрак Аверкий из “Худой травы”. В повести же хотя и изображено много крестьян: Серый, Дениска, Молодая, Родька, Аким, другие, — все они какие-то несуразные, жизнь проживающие кое-как, лишенные нормальных человеческих чувств, не испытывающие жалости ни к другим, ни к себе даже. Эти люди сильны лишь своей толпой, массой. Когда их долготерпению приходит конец, а злоба и ненависть к богатеям, “кровососам” выливаются, тогда они могут и убить, поджечь, разграбить. Но выходит хмель, а с ним улетучивается и смелость, таков Митька-шорник. Во время бунта он лидер, машет палкой, обличает Тихона. А после опять как ни в чем не бывало появляется у того в лавке, почтительно снимает шапку. Однако ходят слухи, что Тихона хотят убить.
Все больше взрывоопасного материала в деревне. А уже идут в нее, нищую, озлобленную, разделенную надвое непримиримой ненавистью, новые веяния. Возвращаются из города сельчане. Вот, например, Дениска успел пообтереться в рабочей среде, даже привез среди книжонок типа “Жена-развратница” революционную брошюру о “пролетариате”. Мы чувствуем, что в семнадцатом году уж он своего не упустит...
В повести бунт кончается ничем, а Тихон Ильич с издевкой думает, что и бояться не следовало. Но мы-то знаем, чем позже дело обернулось. И благодаря повести лучше понимаем истоки послеоктябрьской трагедии России.