Следующие два произведения, созданные Гончаровым: повесть “Счастливая ошибка” (1839) и очерк “Иван Савич Поджабрин” (1842) — это наброски типов к будущим романам. У Гончарова нет темы: уже в “Лихой болести” он сказал всё, что хотел. Более говорить ему нечего. Правда, в “Счастливой ошибке” герой психологическим своим комплексом напоминает Адуева из “Обыкновенной истории”, а в очерке о Поджабрине даны интересные наброски петербургской жизни (они также будут использованы в дальнейшем), но новая формула жизни у Гончарова ещё не сложилась.
Белинский был не прав, когда сказал, что смысл романа Гончарова “Обыкновенная история” (1844–1846; опубликован в 1847-м) состоит в разоблачении “романтика жизни”. Это Тургенев хотел запечатлеть в своих романах животрепещущий момент жизни — Гончаров же говорит о “коренных общечеловеческих типах”. “Обыкновенная история” — это рассказ о том, как оба Адуева проходят одни и те же этапы духовного развития (сходство вплоть до “жёлтых цветов”, которые они дарят своим возлюбленным, и до имён обеих этих возлюбленных — Лизавета — замечательно). Оба пропускают настоящую любовь, жертвуют ею ради “карьеры и фортуны”, которые так же неиндивидуальны, как и годичные циклы, а линеарность их обманчива. Пётр Иванович более симпатичен, так как в финале романа он понимает крах своих надежд на карьеру, которая, конечно, состоялась, но тем не менее не принесла счастья. Гончаров писал, что литераторам его времени не вырваться из круга пушкино-гоголевского влияния. “Обыкновенная история” — это формула несостоявшегося романа человека с жизнью. Собственно, именно пушкинская ирония (типа “Блажен, кто смолоду был молод…”) и реализована в конструкции гончаровского романа. Погоня за карьерой означает утрату истинного смысла жизни, и наверное, не случайно совпадение имён возлюбленных у обоих героев. Елизавета — это имя по-древнееврейски означает “мой бог”, “моя клятва”: Пётр и Александр Адуевы проиграли, потому что отреклись от своего бога, от своей клятвы. Александр на самом деле выглядит менее привлекательным, нежели его дядя. С одной стороны, повторение одним человеком общей судьбы неизбежно, и поэтому герой не может быть “прав” или “не прав”, исполняя то, что предписано возрастом. Но, с другой стороны, герой должен и научаться чему-то у жизни; Александр же не внемлет своим урокам и считает, что, повторяя путь дяди, он достигает житейского идеала.
Можно говорить (и очень часто говорят), что первый роман Гончарова — это “обыкновенная история” о том, как Петербург ломает характер героя, влияет на его судьбу. Но такая интерпретация ограничивает роман узкими рамками конкретно понятого историзма. “Обыкновенная история” обыкновенна потому, что это история не только о провинциале, приехавшем в Петербург, это история о каждом человеке. Главным оказывается достичь любви, но люди не понимают этого, и жизнь уходит, как вода в песок.
В 1847–1848годах Гончаров задумывает два новых романа — две новые формулы жизни. Начинается медленная работа над “Обломовым”. Но в 1852году Гончарову предлагают место переводчика и летописца у генерала Е.В.Путятина, совершающего кругосветное путешествие, — и он, разумеется, согласился.
“Чудище обло”
Так сбылась детская мечта Гончарова о кругосветном путешествии. Когда через два года он возвращается в Петербург, он оказывается первым среди русских писателей, которые совершили такой “подвиг”, но за ним прочно укрепляется репутация домоседа. Он становится цензором и почти не выезжает из Петербурга (хотя поездки за границу он время от времени делает — совершенно в пределах нормы для своего времени). Книга Гончарова “Фрегат “Паллада”” публикуется своим чередом в 1856–1857годах. В 1858году выходит отдельное издание. При жизни Гончарова она выдерживает восемь изданий: ни один роман Гончарова не переиздавался так часто. Это для русского девятнадцатого века — настоящий бестселлер.
Что же увидел Гончаров в других странах? Он увидел просвещённых англичан, диких бушменов, впадающих в детство хранителей древней культуры японцев и понял, что счастье человека не зависит от местоположения общества на пути прогресса. Общественное устройство не гарантирует человеку достижения идеала, а развитие цивилизации не означает развития гуманности (англичане ввозят в Китай опиум; вообще в изображении Англии и англичан Гончаров отталкивался, как можно судить, от очерка А.С. Хомякова “Англия” (1848); см. его в изд.: ХомяковА.С. О старом и новом: Статьи и очерки. М., 1988). Гончаров показывает, что прогресс — вещь весьма относительная. Продвижение вперед по пути прогресса очень часто оказывается движением назад.
А главное, в итоге своих путешествий Гончаров вернулся назад, в исходную точку, в Петербург, где, кажется, так ничего и не изменилось за эти два года, да и сам путешественник изменился мало (загорел, конечно, под тропическим солнцем и на морском воздухе, но этот загар давно уж сошёл, пока долгой зимой он возвращался Сибирью в европейскую Россию). Те же, кто не путешествовал и сидел дома, — что же, и они почти не изменились, не более, чем путешественник. Странствуй, не странствуй — итог один. Вот опыт этой интермедии (существует, впрочем, и иное мнение; см.: ВасильеваС.А. Философия истории в книге И.А.Гончарова “Фрегат “Паллада””: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. Тверь, 1998).
Опыт путешествия прямо и непосредственно отразился в “Обломове”, который, с одной стороны, самый политический роман Гончарова, а с другой — написан цензором (служба продолжалась с 1856 по 1867год). Современники не понимали, как совместить две эти ипостаси. Попробуем сделать это мы.
“Обломов” вышел в свет в 1859году. Первая часть, написанная, очевидно, до путешествия, довольно занудна. В ней отразился опыт натуральной школы (очерки типов, очерки местности). Но занудность первой части определена не только известной “устарелостью” метода; она во многом сознательна. Гончаров считал, что читатель должен “продраться” сквозь трудности чтения, которые передают трудности самой жизни (он в дальнейшем таким же образом построил и первую часть “Обрыва”, которую читать почти невозможно), начало романа не должно “увлекать”: это вам не детектив, не бульварная литература. Сравнивая Обломова с его посетителями, мы видим, что он полнее и тоньше чувствует жизнь, чем они: странствователи по жизни проигрывают перед домоседом. Глава “Сон Обломова” призвана ответить на вопрос, откуда взялось это сидение на месте, но одновременно она и понижает этическую ценность домоседства. А когда на сцене романа появляется Штольц, мы понимаем, что жить надо только так, как живёт этот “русский немец”. И радуемся за Обломова, что он переменяет своё домоседство (пускай и с трудом) на подвижность, если уж не на странничество.
Роман Обломова с Ольгой Ильинской (по своей девичьей фамилии она заведомо, заранее принадлежит Илье Ильичу, и странно, что этот прогноз не сбывается) начат весной. Объяснение героев происходит в преддверии грозы (обычная природоморфная метафора). На то, что любовь Обломова и Ольги будет скоротечна, намекает ветка сирени, которую в день объяснения Обломов дарит Ольге, та её теряет, и ветка очень быстро увядает. Последнее объяснение героев происходит осенью, и чтобы подчеркнуть совпадение любовного цикла с природным, Гончаров назначает им эту встречу в летнем саду: хоть и в городе, да всё ближе к природе. Умирает любовь зимой, когда в преддверии ледостава на Неве развели мосты, а санный путь по молодому льду ещё не начался. Всё это архаично и напоминает “Бедную Лизу”. Но мы не будем волноваться из-за этой архаичности: на фоне её иначе прочитывается всё последующее построение.
Жизнь Обломова в этой части включается в циклическое время года. Это максимально большое циклическое время (не сутки всё же!), которое передаёт максимальную полноту переживания жизни. В доме Пшеницыной временной цикл жизни Обломова меняется: сначала он живёт циклом суток, а потом — в нарушение законов природы — циклом полусуток. Кружась в этом всё убыстряющемся ритме, Обломов проживает за короткий срок всё больше и больше из отпущенного ему (как и каждому человеку) на этой земле. И вскоре поэтому умирает.
Всё это время на заднем плане романа присутствует Штольц, который ведёт активный образ жизни, находится всё время в поездках и путешествиях, воплощая собой тип странствователя. Но вот он добивается руки Ольги Ильинской, и они поселяются в Крыму на лоне природы. Женатого Штольца со всей неизбежностью захватывает циклическое время: и суточное, и годовое. Бедная Ольга всё более тяготится этой циклической однообразной жизнью, и роман кончается тревогой: куда ж бежать? Ведь куда ни беги, всё равно с неизбежностью крутишься как белка в колесе в этом цикле, который можно только распространить, можно только раздвинуть его границы, но выйти за пределы порочного круга никак нельзя.