Лирика "Серебряного века"
Лирика “серебряного” века многообразна и музыкальна. Сам эпитет “серебряный” звучит, как колокольчик. Серебряный век- это целое созвездие поэтов. Поэтов - музыкантов. Стихи “серебряного” века - это музыка слов. В этих стихах не было ни одного лишнего звука, ни одной ненужной запятой, не к месту поставленной точки. Все продуманно, четко и . . . музыкально.
В начале XX в. существовало множество литературных направле-ний. Это и символизм, и футуризм, и даже эгофутуризм Игоря Северянина. Все эти направления очень разные, имеют разные идеалы, преследуют разные цели, но сходятся они в одном : работать над ритмом, словом, довести игру звуками до совершенства.
Особенно, на мой взгляд, в этом преуспели футуристы. Футуризм напрочь отказался от старых литературных традиций, “старого языка”, “старых слов”, провозгласил новую форму слов, независимую от содержания, т.е. пошло буквально изобретение нового языка. Работа над словом, звуками становилась самоцелью, тогда как о смысле стихов совершенно забывалось. Взять , например, стихотворение В. Хлебникова “ Перевертень”:
Кони, топот, инок.
Но не речь, а черен он.
Идем молод, долом меди.
Чин зван мечем навзничь.
Голод чем меч долог?
Пал а норов худ и дух ворона лап ...
Смысла в этом стихотворении никакого, но оно замечательно тем, что каждая строчка читается и слева направо, и справа на лево.
Появлялись, изобретались, сочинялись новые слова. Из одного лишь слова “смех” родилось целое стихотворение “ Заклятие смехом”:
О, рассмейтесь смехачи!
О, засмейтесь смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешек надсмеяльных - смех усмейных смехачей!
О, иссмейся рассмеяльно сих надсмейных смеячей!
Смейво, смейво,
Усмей, осмей, смешки, смешки,
Смеюнчики, смеюнчики.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Культы формы долго не просуществовал, и многие новые слова не вошли в язык общества. Футуризм быстро изжил себя. Но работа футуристов не пропала даром. В их стихах к почти совершенному владению словом добавился смысл, и они зазвучали, как прекрасная музыка. Борис Пастернак “Метель”:
В посаде, куда ни одна, нога
Не ступала, лишь ворожей да вьюги
Ступала нога, в бесноватой округе,
Где и то, как убитые, спят снега, -
Постой, в посаде, куда ни одна
Нога не ступала, лишь ворожеи
Да вьюги ступала нога, до окна
Дохлестнулся обрывок шальной шлеи . . .
Я не привожу это стихотворение полностью, но уже с первых строк слышна песня метели. Всего одно предложение, а тебя закружила, понесла метель ... Пастернак начинал как футурист. Талант Пастернака и владение формой - школа футуризма, дали потрясающий результата: необыкновенно красивые, музыкальные стихи.
Обратимся теперь к символистам. Символизм провозглашал не только культ формы стиха, но и культ символов : отвлеченность и конкретность необходимо легко и естественно слить в поэтическом символе, как “ в летнее утро реки воды гармонично слиты солнечным светом”. Это и происходит в стихах К.Бальмонта, похожих на шелест листвы. Например, его таинственное, загадочное стихотворение “Камыши”:
Полночной порою в болотной глуши
Чуть слышно, бесшумно кричат камыши.
В каждом слове этого стихотворения употребляется шипящий звук. Из-за этого все стихотворение как будто шелестит, шуршит.
О чем они шепчут? О чем говорят?
Зачем огоньки между нами горят?
Мелькают, мигают - и снова их нет.
И снова забрезжит блуждающий свет...
И тиной запахло. И сырость ползет.
Трясина заманит, сожжет, засосет.
“ Кого? Для чего?” - камыши говорят.
Зачем огоньки между нами горят?
Разговор камышей, мигание мелькание огоньков, трясина, сырость, запах тины - все создает ощущение таинственности, загадки. И в то же время от строк
В болоте дрожит умирающий лик.
То месяц багровый печально поник . . .
И вздох повторяя погибшей души,
Тоскливо, бесшумно шуршат камыши.
веет дыханием смертельной тоски. Так рождается таинственная , жутко-вато-притягательная музыка стихотворения . . .
Еще одно стихотворение Бальмонта, очень красивое и символичное - это “ Я мечтою ловил уходящие тени . . .” постоянное повторение слов в каждых двух строчках создает как бы переливающийся, журчащий ритм:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
В повторении слов “ и дрожали ступени, и дрожали ступени”, “тем ясней рисовались, тем ясней рисовались”, “ вокруг раздавались, вокруг меня раздавались” и т.д. употребляются звуки “р” и “л”, за счет чего стихотворение получается похожим на журчащие переливы ручья. Это что касается языка. Что же касается содержания стихотворения - оно наполнено глубоким смыслом. Человек идет по жизни все выше и выше, ближе и ближе к своей цели:
И чем выше я шел, тем ясней рисовались,
Тем ясней рисовались очертания вдали . . .
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор . . .
Он оставляет позади прожитые годы - “уходящие тени погасшего дня”, уснувшую Землю, но цель его все еще далека:
Для меня же блистало дневное светило,
Огневое светило догорало вдали.
Но он верит, что достигнет заветной мечты. Он узнал, “как ловить уходящие тени . . . потускневшего дня”, т.е. как не зря проживать время, отведенное ему в этом мире и все выше шел, дальше, ближе и ближе к своей мечте.
Еще одно стихотворение Бальмонта я хотела бы привести. Это красивое посвящение любви.
“ Черкешенки”
Я тебя сравнивать хотел бы с нежной ивой плакучей
Что склоняет ветви к влаге, словно слыша звон созвучий . . .
Я тебя сравнивать хотел бы с той индусской баядерой,
Что сейчас-сейчас заплачет, чувства меря звездной мерой.
Я тебя сравнить хотел бы . . . Но игра сравнений темна,
Ибо слишком очевидно: ты средь женщин несравненна.
Я перехожу к акмеизму и к моим любимым поэтам: Николаю Гумилеву и Анне Ахматовой. Акмеизм - стиль, придуманный и основанный Гумилевым, подразумевал отражение реальности легкими и емкими словами. сам Гумилев очень критически относился к своим стихам, работал над формой и над содержанием. Гумилев, как известно, много путешествовал по Африке, Турции, востоку. Впечатления от путешествий отразились в его стихах, диких экзотических ритмах. В его стихах звучит и музыка заморских стран, и песни России, и смех и слезы любви, и трубы войны. Одни из самых прекрасных стихотворений об Африке - это “ Жираф” и “ Озеро Чад”.
“Жираф” - это изысканная музыка “таинственных стран”. Все стихотворение особенное:
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай : далеко, далеко на озере Чад
Изысканный ходит жираф.
И начинается особенно таинственная и грустная сказка “ про чер-ную деву, про страсть молодого вождя, . . . перо тропический сад, про стройные пальмы и запах немыслимых трав . . .” Потрясает описание жирафа:
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится толь луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер. . .
необычные сравнения:
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Это стихотворение настолько мелодично, что в наше время на него написана музыка и оно стало песней. И вот еще одна таинственная сказка : “ Озеро Чад”. Она похожа на любовный роман в стихах. Сюжет его банален и грустен, но язык стихотворения придает ему красоту и необычайность:
На таинственном озере Чад
Посреди вековых баобабов
Вырезные фигурки стремят
На заре величавых арабов.
По лесистым его берегам
И в горах, у зеленых подножий
Поклоняются странным богам
Дев-жрицы с эбеновой кожей.
Таинственное озеро, величавые арабов, странные боги, девы-жрицы - все это создает загадочную и величественную атмосферу, в которую погружается читатель. Вот он видит прекрасную пару: дочь властительного Чада и ее мужа - могучего вождя, и красивого, но лицемерного европейца. Он видит красивый, простой мир Чада и “цивилизованный” грустный мир Европы, где кабаки, пьяные матросы и грязная жизнь. “Озеро Чад” не очень большое стихотворение, но написано оно столь ярким и выразительным языком, что перед нами проходит целая жизнь . . .
Гумилев пережил первую мировую войну. В своих стихах он пока-зал бессмысленность этой войны, которая принесла только горе, траур в города и села, печальную, песню заупокойных . . . Интересны сравнения войны и мирными образами:
Как собака на цепи тяжелой,
Тявкает за лесом пулемет,
И жужжат пули, словно пчелы,
Собирая ярко-красный мед.
А “ура” вдали - как будто пенье
Трудные день окончивших жнецов.
Поэт говорит, что перед богом равны как воюющие люди, так и мирное люди :
Их сердца горят перед тобою,
Восковыми свечками горят.
“Зачем, для чего война, во имя чего?” - спрашивает Гумилев. Да, кому-то она приносит славу, титулы, удачи. Но
. . . сосчитают ли потопленных
Во время трудных переправ,
Забытых на полях потоптанных
И громких в летописях слав?
Иль зори будущие ясные
Увидят такими как встарь -
Огромные гвоздики красные
И на гвоздиках спит дикарь?
Так не лучше ли прекратить истреблять друг друга, а обняться и сказать “Милый, вот, прими мой братский поцелуй!” Стихи Гумилева о войне - это труба протеста всех мирных людей против насилия, гневная ода против бессмысленных убийств.
О музыке гумилевских стихов можно говорить бесконечно долго и много. Поэзия Гумилева - это вся его жизнь, занятая поисками красоты. Стихи его отразили “не только искание красоты, но и красоту исканий”.
Анна Ахматова. Русская Сапфо, жрица любви . . . Ее стихи - это песни любви. Всем известна ее потрясающая поэма “У самого моря”, в которой слышится шум прибоя и крики чаек . . .