Смекни!
smekni.com

Виктор Пелевин и его творчество (стр. 6 из 7)

А Пелевин крут. Надо же было на обложке написать: «Все мысли, которые могут прийти в голову при чтении данной книги, являются объектом авторского права. Их нелицензированное обдумывание запрещается». Эх! Не дает нам дядя автор подумать. Выдает какую-то пустоту. а этот раз новым ингредиентом стал Чапаев. Но вы сами можете посмотреть, что это вышел за образ. А я лучше обращусь к тексту.

Тимур Тихонович, психиатр, говорил: «Те, кто участвует в сеансе вместе с вами, могут проникнуться вашими идеями и настроениями на некоторое время, но, как только сеанс кончается, они возвращаются к своим собственным маниям, оставляя вас в одиночестве. И в эту секунду— если удается достичь катарсического выхода патологического психоматериала на поверхность— пациент может сам ощутить относительность своих болезненных представлений и перестать отождествляться с ними. А от этого до выздоровления уже совсем близко».

Т. Т. продолжал, а Петька думал так: «Я слабо понимал смысл его слов— ЕСЛИ ДОПУСТИТЬ, ЧТО О БЫЛ». Намек оставим без комментариев.

WOW! А дальше идет моя «любимая» леталка простушки Марии со Шварценеггером. Эх, девочка, ты и так тупа, а под острым пером Пелевина стала еще тупее. Но мне понравился твой вывод: «Мария заключила, что имеет дело с сильно замусоренным и не вполне нормальным сознанием, и, когда все кончилось, испытала большое облегчение». Я, признаться, тоже. Кстати, это опять намек.

Любопытно. Сам автор определяет свою книгу так: «Это первый роман в мировой литературе, действие которого происходит в абсолютной пустоте». Я согласна. о на ум сразу же приходит знаменитое выражение Толкиена о том, что легко придумать зеленое солнце, но как же тяжело придумать тот мир, который бы это солнце освещало. Пелевин не смог сделать это.

Не хочу я больше о нем говорить. Пусть учится писать. А то создается такое впечатление, что все свои произведения он пишет в обнимку со словарем иностранных слов. Это умно, конечно. Но не совсем понятно и абсолютно не мотивировано. Как сказала серьезная и немолодая «Литературная газета», Пелевин до сих пор остается пока только проектом. Вероятно, коммерческим. И не так уж это круто. А я хочу думать. И не желаю жить в пустоте, подчиняясь анальным вау-факторам.

Варя Титова / Если вы никогда Пелевина не читали, то

— ВЫ ДОЛЖНЫ быть незамедлительно введены в курс того, что он дает читателю изнанку действительности, которую вернее всего было бы назвать пародией, но не позволяет уйти от реальности:

«Поэтому конец света, о котором так долго говорили христиане и к которому неизбежно ведет вуайеризация сознания, будет абсолютно безопасен во всех смыслах— ибо исчезает тот, кому опасность могла бы угрожать. Конец света будет просто телепередачей. И это, соратники, наполняет нас всех невыразимым блаженством». (Пелевин «Generation П»)

— Вы должны быть готовы к тому, что, по всей вероятности, Пелевин не хочет и не может казаться глупее, чем он есть на самом деле, а именно таковым и является.

— Вы должны хотя бы догадываться о том, что существуют другие писатели, по сравнению с которыми Пелевин во многом вторичен.

Еще одно описание галлюцинаций, сопутствующих наркотическому трансу:

«Он припустил следом за Гиреевым, высоко подпрыгивая, чтобы не споткнуться о какое-нибудь корневище или кочку. Скоро выяснилось, что он бегает гораздо быстрее Гиреева— просто несопоставимо быстрее. Несколько раз обогнав его и вернувшись назад, он заметил, что бегает не вокруг Гиреева, а вокруг обломка сухого ствола в человеческий рост». (Пелевин «Generation П»)

«Он вдохнул глубоко в легкие черный ягодный дым, и в голове у него китайскими цветами расцвел символический язык древнего гибнущего царства… мириады сексуальных символов и бронзовая плоть, хорошо знакомая… уже невнятно бормотали тысячи голосов и пульсировали в нем, тащили, раздирали на части… Его тело уносило с собой неоновые призрачные письмена, а две половины разделялись, и сексуальные слова взрывались в пустоте…» (Уильям Берроуз. «Билет, который лопнул».)

— Для вас не должно стать откровением, что его произведения лишены поэзии и практически не обладают художественностью.

Еще одна смерть:

«…Азадовский, выпучив бараньи глаза, обеими руками изо всех сил тянул к себе тонкую нейлоновую струну. Силы, увы, были неравными— на его прорезанных ладонях выступила кровь, окрасившая желтую нить, и он упал сначала на колени, а потом на живот, накрыв грудью свалившуюся маску. Татарский успел заметить момент, когда выражение удивления и оторопи в направленных на него глазах Азадовского пропало, не сменившись никаким другим». (Пелевин «Generation П»..)

«Убийство было чем-то вроде танца. Толстяк с женским тазом начал поворачиваться к подростку, тот сделал еще полшага назад, и гильзы запрыгали по кирпичу. Тело казненного, словно он теперь передумал и решил просить пощады, сначала согнулось в пояснице, а потом поехало назад. Он сел, дернувшись, медленно завалился назад— дымящаяся сигарета в сжатых зубах…» (Дмитрий Савицкий. «Тема без вариаций».) — Вам, вероятно, может показаться любопытным, что его не воспринимают всерьез ни люди, глубоко погруженные в лоно наркотической зависимости, ни люди, не на шутку увлеченные буддизмом:

«— Ее никак не зовут,— повторил Сейфуль-Фарсейкин, входя в комнату.— Когда-то давно ее звали Иштар, но с тех пор ее имя не раз менялось. Знаешь такой брэнд.

— No name? И по хромой собачке та же картина. А все остальное ты правильно сказал». (Пелевин «Generation П»)

— Вам, вероятно, о многом скажет, что Пелевин— головная боль эстетов и его произведения, без сомнения, можно назвать продукцией масскульта…

— Вы должны оставить ему шанс, что именно он является откровением эпохи и, как это ни плачевно,— отражением IQ поколения и тенденций в развитии искусства, претерпевающего один из мощнейших приступов упадка.

— Пусть вам кто-нибудь намекнет, что нет на свете ничего более претенциозного, чем «Generation П» и более специфического, чем «Жизнь насекомых», поэтому наиболее демократичным (и скорее всего обреченным на успех) вариантом для знакомства с творчеством Пелевина может оказаться, к примеру, «Омон Ра»

Откровение, настигающее вас: «— Признайся, б…ь,— сурово сказал Сэм,— ведь сосешь русскую кровь?

— Сосу,— тихонько ответил Артур.

Сэм тихонько высвободил одну руку с чугунными пальцами и схватил за шею Арнольда.

— И ты сосешь?

— И я,— потрясенно сознался Арнольд». (Пелевин «Жизнь насекомых») «Я догадался, что мой рот тоже чем-то заткнут и перемотан, но удивиться этому не успел, потому что вместо удивления испытал ужас: там, где должны были быть Славины ступни, одеяло ступенькой ныряло вниз, и на свеженакрахмаленном пододеяльнике проступали размытые красноватые пятна— такие оставляет на вафельных полотенцах арбузный сок». (Пелевин. «Омон Ра».)

Особенно эффектен этот эпизод при проведении параллели с Мересьевым…

— Вы должны почитать Пелевина, потому что иначе вам будет не по себе, если в вашем присутствии зайдет разговор о его неоспоримых достоинствах.

Виктория Васютина / Галлюцинации Пелевина

Виктор Пелевин— один из самых известных современных русских писателей девяностых годов. Окончил Литературный институт. Автор сборника рассказов «Синий фонарь», повестей «Омон РА», «Жизнь насекомых», «Желтая стрела», романов «Дженерейшн ПИ», «Чапаев и Пустота» и многих других. В интервью с «новым Толстым» на вопрос о дате рождения Пелевин, на манер маркиза де Сада, заявил: «Я склонен думать, что вообще не родился». Хорошо известно, что в своем посмертном завещании, знаменитый автор «120 дней Содома», маркиз Де Сад приказал считать себя несуществующим, т.е. попытался создать прецедент самоизъятия себя из мира людей. Так что заявление Пелевина о нерождении уже не актуально!

Впервые я услышала о Пелевине в начале 1999 года. Его имя упоминалось везде: в разговорах с друзьями, в книжных магазинах и т. д. Все время звучал риторический вопрос: «Как, ты еще не прочитала Пелевина?» Еще тогда у меня зародилось подозрение: очередное веяние моды, что-то вроде черного квадрата Малевича. Все восхищаются, но никто ничего не понимает.

Итак, отмахнуться от факта, что в России буквально из ниоткуда появился писатель почти гениальный, стало трудно. Но, хочется все-таки разобраться, кто же все-таки Пелевин— гениальный писатель или просто модный? Гений— он гений и есть, а с модой похуже: сегодня он моден, а завтра нет! Так что время покажет, гений Пелевин или нет!

Но вернемся к произведениям Пелевина. Все советовали непременно прочитать пресловутый роман «Чапаев и Пустота». Сколько прекрасного я слышала я о нем: роман бесподобен! Одни диалоги чего стоят! В них содержится и яд, и противоядие (только не понятно, от чего…). Это четыре стихии, собранные вместе, концентрированная энергия, не дающая расслабиться ни на миг. (Лично мне опять не понятно, о каких стихиях шла речь, ничего такого я не приметила).

Действие романа затрагивает и революцию, и реальность. Здесь есть все: и японские самураи, и умалишенные, и Шварцнеггер и Просто Мария, барон Юнгер, пулеметчица Анна и даже новые русские, обсуждающие полномочия «внутреннего ОМОНа», в общем, каша, маслом масленая. Да, и самое главное, смысл романа заключается в том, что пелевинский Чапаев выступает в роли учителя, который пытается раскрыть перед своим ординарцем Петром Пустотой, то есть, Петькой, истинную природу мира.

Но это уже не для средних умов! Когда Петька достигает пределов Внутренней Монголии, она называется так, не потому, что она внутри Монголии, а потому, что она внутри того, кто видит пустоту. Дойдя до прочтения этого момента, у меня сложилось впечатление, что писатель просто начал бредить или стал видеть какие-то галлюцинации. Но может быть и так, что я сама чего-то недопонимаю! Тем не менее, это была попытка создать роман о пустоте, повествование о пути к сокровенной истине.