Смекни!
smekni.com

Трагедия и надежды поколения 30-х годов (стр. 2 из 4)

Основную тему своих рассказов Варлам Шаламов определил как борьбу человека с государственной машиной, как борьбу за себя, внутри себя. В результате своего адского опыта писатель добрался до "донных элементов человеческой души". И опыт этот несет нам не надежду, а нечто большее — знание правды. В этом единстве — воспитательное значение прозы Шаламова. Обращаясь к читателю, автор стремится донести мысль о том, что лагерь — это не отдельная, изолированная часть мира. Это слепок всего нашего общества. "В нем ничего, чего не было бы на воле, в его устройстве социальном и духовном. Лагерные идеи только повторяют переданные по приказу начальства идеи воли. Ни одно общественное движение, кампания, малейший поворот на воле не остаются без немедленного отражения, следа в лагере. Лагерь отражает не только борьбу политических клик, сменяющих друг друга у власти, но культуру этих людей, их тайные стремления, вкусы, привычки, подавленные желания". Только хорошо усвоив это знание, которое ценой собственной жизни добыли миллионы уничтоженных и ценой своей жизни донес Шаламов, мы сможем победить окружающее зло, не допустить нового ГУЛАГа.

К тем произведениям, которые были изъяты из нашей литературно-общественной жизни, потому что их авторы пытались осмыслить истоки, характер и следствия трагического социального эксперимента, называемого Октябрьской социалистической революцией, безусловно, относится повесть В. Гроссмана "Все течет". Она была создана в 1963 году и не вписывалась в общепринятую трактовку нашей истории. Герой повести Иван Григорьевич, 30 лет пробывший в лагерях, а затем реабилитированный, бессонными ночами вспоминает свои тюремные десятилетия. Пожилой человек с искалеченной судьбой старается понять "правду русской жизни, связь прошлых и нынешних времен". В повести Гроссмана очень мало внешнего действия: приезд Ивана Григорьевича после каторги к двоюродному брату в Москву, встреча с женщиной, которую он полюбил и которая умирает от рака легкого. Главное здесь — действие внутреннее, мучительные раздумья о том, какую роковую роль сыграл Октябрь в цепи русской истории. Мысли Ивана Григорьевича — это думы самого автора о том, почему же произошла в России страшная трагедия, почему невыносимые страдания выпали на долю невинных людей, раздавленных кровавым "красным колесом". Перед мысленным взором героя проходят судьбы несчастных жертв сталинизма. Вот тихая, робкая Машенька, которая читала Блока, училась на филологическом, тайно писала стихи. Насильственно оторванная от любимых людей, мужа и маленькой дочери, эта молоденькая женщина трогательно пытается сохранить опрятность и нравственную чистоту. Но ей не удается избежать ужаса унижений, грязи, душевного тления, которые постепенно превращают ее в покорное, отупевшее от ужаса и горя существо. Случайно услышанная музыка вдруг прорвала душевную омертвелость, и надежда увидеть живыми мужа и дочь, благодаря которой она продолжала жить, вдруг умерла. Маша пережила ее всего на год. Она ушла наконец от бесконечной муки в четырехугольном ящике, сколоченном из забракованных досок. Вспоминая о Маше Любимовой, Иван Григорьевич подумал, что "на колымской каторге мужчина неравноправен женщине — все же судьба мужчины легче". Жуткие картины голода на Украине воссоздает рассказ Анны Сергеевны, тогда комсомолки, активистки, которая была "заколдована" коммунистической пропагандой, призывающей уничтожать нелюдей, врагов, то есть кулаков. Эти воспоминания не дают Анне Сергеевне спокойно жить, заставляя вновь и вновь ощущать свою вину за слезы раскулаченных, за умерших в муках детей, понять страшное преступление государства перед своим народом. Сталинизм безжалостно уничтожал будущее России, ее цвет и надежду. Сколько талантливых юношей и девушек в лагерях "оделось деревянбушлатом" вместо того, чтобы стать физиками, историками, музыкантами, философами, преумножая славу своей страны. "Дореволюционная литература часто оплакивала судьбу крепостных актеров, музыкантов, живописцев. А кто же в нынешних книгах вздохнул о тех юношах и девушках, которым не пришлось нарисовать своих картин и написать своих книг? Русская земля щедро рождает и собственных Платонов, и быстрых разумом Невтонов, но как ужасно и просто пожирает она своих детей", — пишет Гроссман в своей повести. Пример тому — судьба Ивана Григорьевича. Талантливый юноша-студент, который еще в детстве с легкой быстротой прочитывал математические и физические книги, обнаруживал прекрасные способности к лепке, в котором жила тяга к Древнему Востоку, к парфянским рукописям и памятникам, был исключен из университета за то, что выступил в аудитории против диктатуры, против ограничения свободы. Вся дальнейшая жизнь, 30 долгих лет прошли в сталинских лагерях, из которых вернулся не застенчивый чувствительный юноша, а усталый, придавленный жизнью пожилой человек. Но, даже по замечанию преуспевающего брата, он остался прежним Иваном — таким же деликатным, прямым и добрым. Он по-прежнему не может понять, как мог брат подписать письмо, осуждающее врачей-убийц, почему люди становились сексотами и доносчиками. Автор предпринимает в повести целое исследование, пытаясь понять, что толкало людей на подлость и предательство. Все они были обычными людьми со своими достоинствами и слабостями. Но на одного крепко нажали: его били, не давали спать и пить, а кормили селедочкой. И он оклеветал невинного человека, чтобы вырваться из этого ада. Иуда-второй и дня не провел в заключении, вел задушевные разговоры с друзьями, а затем доносил на них начальству по собственной инициативе. Но писатель не спешит осуждать его. Ему нужно добраться до истоков, чтобы понять, откуда рождается подлость. И разгадка эта заключается в происхождении героя: его отец был богатым человеком, который умер в 1919 году в концлагере, тетка с мужем жили в Париже, брат воевал на стороне добровольцев. И всю жизнь с детства его преследовал животный страх и страстное стремление стать "своим" у пролетарского государства. Поэтому и принес он свой ум и "присущий ему шарм" на алтарь отечества. У Иуды-третьего огромный список погубленных им людей, но он не ведал, что творил. "Партия кричала на него, топала на него сталинскими сапогами: "Если ты проявишь нерешительность, то поставишь себя в один ряд с выродками, и я сотру тебя в порошок! Помни, сукин сын, ту черную избу, в которой ты родился, а я веду тебя к свету; чти послушание, великий Сталин, отец твой, приказывает тебе: "Ату их". Значит, он выполнял свой долг не потому, что сводил счеты или хотел добиться повышения, он таким способом зарабатывал доверие партии, считая, что неправда служит высшей правде. Казалось бы, нет оправдания Иуде-четвертому, который ценой страданий людей, погубленных им, приобретает дополнительную жилплощадь, повышение оклада, импортный гарнитур, утепленный гараж... Кроме того, он таким образом мстит тем, кто его остроумно высмеял, кто вызвал в нем ревность. "И все же задержим поднятый для удара кулак! Ведь его страсть к предметам рождена нищетой... Не звериная ли его жизнь породила в нем звериную страсть к предметам, к просторной берлоге? Не от звериной жизни озверел он?" Как тонкий психолог, вживается писатель в человеческие судьбы, стремясь проникнуть в их души, понять их страх, отчаяние, смятение, раскаяние. И приходит к выводу, что именно государство несет главную ответственность за судьбы миллионов, за нравственное растление общества. "Да, да, они виноваты, их толкали угрюмые, свинцовые силы. На них давили триллионы пудов, нет среди живых невиновных... Все виновны, и ты, подсудимый, и ты, прокурор, и я, думающий о подсудимом, прокуроре и судье. Но почему так больно, так стыдно за наше человеческое непотребство?"