Лик его помню суровый и бритый,
Стада людей пастуха.
Умер уж он; его скрыли уж плиты,
Итоги из камня, и грез, и греха.
Помню я свет отсыревшей божницы,
Там жабы печально резвились!
И надпись столетий в камней плащанице!
Смущенный, наружу я вышел и вылез,
А ласточки бешено в воздухе вились
У усыпальнцы - предков гробницы.
В самом общем виде эта сюжетная ситуация воссоздает схему евангельской притчи о блудном сыне и имплицитно привносит в произведение “философию экзистенциальных библейских обобщений” (В.И. Хазан).
Важнейшее жанровообразующее свойство содержания поэмы было отмечено в свое время В.Г. Белинским: “Поэма рисует идеальную действительность и схватывает ее в высших моментах”. Это подтверждается и поэмой Хлебникова, в которой отражен, с точки зрения поэта, идеальный вариант разрешения межэтнических взаимоотношений в России на примере жизни трех этносов Астраханского края. Основным принципом в поэме вследствие этого становится обобщающая идеализация, в соответствии с которой он абстрагируется от многих и многих негативных моментов ради утверждения главного - дружбы народов, возможности взаимопонимания трех разных мировых религий, “высшим моментом” в действительности, воссозданной в произведении, является, следовательно, мир, взаимопонимание. Это обусловливает непреходящее значение поэмы Хлебникова.
По своей природе, как отмечают исследователи, поэмный жанр синтезирует различные жанровые начала - прежде всего лирическое и эпическое. Их синтез “находится в прямой зависимости от степени проявления авторского “Я”.
Для поэмы “Хаджи Тархан” характерна эмоциональная напряженность и выразительность повествования, в организации ее художественного мира основную роль играет не сюжет, а композиция, как и вообще в поэмах такого рода “стержнем ее содержания является пафос, идейно-эмоциональная настроенность рассказчика”. Его чувства и переживания раскрываются в соотнесенности с важнейшими вопросами, с высшими нравственными идеалами народа. Но обстоятельно, подробно содержание чувств героя “не развертывается”, они выражаются в поэтически сконцентрированной “сжатой форме".
Поскольку композиция становится ведущим принципом реализации авторского замысла, постольку с ее помощью создаются различные узлы напряжения, сквозное действие почти элиминируется, события возникают как бы случайно. “Особое значение npи этом приобретают внесюжетные элементы: голос автора, прямые характеристики героев и событий, немотивированные развитием фабулы, высказывания героев, авторские отступления, анонимные реплики и т.д.”.
Субъективно-эмоциональная настроенность повествователя приводит к тому, что между ним и фактами истории и действительности устанавливаются совершенно особые отношения на основе принципа трансформативности. “...факты действительности под видом объективности предстают перед нами в переосмысленной, преображенной форм,. выступая как средство, как “строительный материал” для выражения тех или иных (истинных или неистинных) представлений автора о жизни”. Функция фактов коренным образом меняется, факт становится формой выразительности, по словам Бальзака, “посредником для передачи идей, ощущений, разносторонней поэзии”, т.е. факт, претерпевая значительную деформацию под воздействием авторского сознания, становится носителем нового содержания, становится фактом-символом, фактом-мифом, фактом-легендой. Символизация как особенность хлебниковской поэтики может полностью пересоздавать реальные факты и события, что соответствует его установке сводить “весь процесс мышления к мифологизации постигаемого”. Исходя из этого, поэт творит миф об Астраханском крае как пространстве, где решены все межэтнические проблемы, мифологизированы у него и образы этносов - калмыков, русских, татар. Мифологизация помогла ему даже на уровне структуры текста воплощать основопологающую идею духовного единства народов.
Один из современных исследователей справедливо утверждает, что существует прямо не выраженная связь между пониманием писателем функций литературы и теми жанрами, которые он разрабатывает. В любом случае произведение является носителем полифункциональности (познавательная, воспитательная, гедонистская и пр. функции), но в зависимости от особенностей творческих устремлений писателя одна из функций становится доминирующей и, как следствие, начинает воздействовать на жанровые предпочтения творца. Это наблюдение подтверждается и художественной практикой Хлебникова в период его работы над “Хаджи Тарханом”.
Сочинения Хлебникова “Учитель и ученик. О словах, городах и народах”, “О расширении пределов русской словесности”, “Курган Святогора”, создающие контекст “Хаджи-Тархана”, свидетельствуют о том, что в его теоретических построениях на первый план выходит идеологическая дикция, в литературе он больше ценит не ее познавательные, аналитические возможности, а прежде всего воспитательные, “утверждающие” потенции. Он не приемлет многие явления русской литературы XIX-XX веков из-за преобладания в них критико-аналитического начала. Отсюда его категоричность в оценках: “значит, на вопрос, чем занимаются русские писатели, нужно ответить: они проклинают! Прошлое, настоящее и будущее!” “Русская книга” и “русская песнь” в исследовании Хлебникова постоянно оказываются “в разных станах”. В “Хаджи Тархане” и сопутствующих ему произведениях Хлебников, отталкиваясь от “нигилизма” современной ему литературы, искал такую жанровую форму, в которой он мог бы решить сразу несколько своих программных задач.
Во-первых, он стремится создать произведение, близкое к народному искусству с его жизнеутвеждающим началом, поэтизацией здоровья и красоты в природе и человеке. Оно должно было быть полемичным по отношению к сочинениям современных авторов. “Я не хочу, - писал он, - чтобы русское искусство шло впереди самоубийц!”
Во-вторых, такое произведение расширяло бы “пределы русской словесности”, вводя в литературу жизнь народов волжского понизовья с их историей, неповторимым бытом и мифологией.
Наконец, в-третьих, он воплощает волновавшее его “учение о едином роде людей, слиянии всех государств в общину земного шара”, что придает поэме явно выраженный философский оттенок.
В результате Хлебниковым была написана поэма, воспевающая красоту природы дельты Волги, возвышающее и облагораживающее мирное сосуществование ее народов, их единство с природой. Произведение заставляло задуматься о ценности духовного наследия каждого народа, о целительности взаимопонимания этносов, которое может быть твердой основой российской государственности. Несомненно, что “Хаджи Тархан” имеет и познавательное значение, но не оно определяет его суть и своеобразие.
В “Хаджи Тархане” довольно явно ощущается отношение субъекта речи, интерпретирующего и оценивающего историю и современность, ко всему изображаемому. В повествовании преобладает возвышенно-героический пафос, что полностью соответствует эстетическому идеалу автора.
Ты видишь город стройный, белый,
И вид приволжского кремля?
Там кровью полита земля,
Там старец брошен престарелый,
Набату страшному внемля.
Уже не реют кумачи
Над синей влагою гусей.
Про смерть и гибель трубачи,
Они умчались от людей.
И Волги бег забыл привычку
Носить разбойные суда,
Священный клич “сарын на кичку”
Здесь не услышат никогда.
Имплицитно происходит актуализация одического начала. Это подтверждает истинность выводов Р. Вроона о связи “Хаджи Тархана” с традицией жанра оды XVIII века. Поэма Хлебникова, разумеется, не ода в чистом виде, но некоторые приметы этого жанра в ней обнаруживаются довольно легко.
Классическая ода обычно выражает восторженные чувства, которые возбуждает в поэте какое-нибудь событие или лицо. О прямо выраженных “восторженных чувствах” в “Хаджи Тархане” говорить не приходится. Они присутствуют в поэме скорее в редуцированном виде, как проявление восторга перед своеобразной красотой края, его “дремлющих степей”, “божеств морских могил величеством”, людей, чей “отблеск лиц и чист и смугол”, перед величием исторических событий, пронесшихся над этой землей, как желание искренно и страстно воспеть желаемое поэтом для России состояние мира между народами, может быть, недостижимое в ту пору, но провидимое в будущем. Хлебников, как это принято в оде, приобщается к чувствам коллективным - патриотическим, гражданским. Возвышенное порождается соответствием развивающейся жизни, изображенной Хлебниковым, “национально-прогрессивному содержанию этой жизни”.
Ряд элементов художественной формы “Хаджи Тархана” работают на создание одической тенденции. Как известно, композиция оды должна отличаться “беспорядком”, за которым скрывается строгая логика. Это обнаруживается и в поэме Хлебникова, хотя у него композиционный “беспорядок” является скорее отражением своеобразия медитаций в русской литературе XX века, отличающимися свободой и разнообразием эмоциональных и речевых структур, но поскольку одическое начало у него стало одной из жанровых доминант, эти особенности поэтики литературы разных эпох оказываются как бы в положении корреляции.
Язык “Хаджи Тархана”, как и язык традиционной оды, “украшен” мифологическими образами (Прометей, Озирис, Ра и др.), тропами, риторическими фигурами, различными приемами ораторской речи.
По определенной схеме в оде должна быть выдержана строфика (в русской оде - десятистрочные строфы, четырехстопный ямб). Хлебников, конечно же, этого правила не соблюдает, хотя начало поэмы и написало четырехстопным ямбом. Однако в дальнейшем он допускает многочисленные отступления, чтобы в последних строчках снова вернуть к нему. Роль строфы в поэме Хлебникова начинает выполнять блок-фрагмент общей картины, блоки-фрагменты структурируются по принципу монтажа, в результате чего неожиданно оказываются рядом разные фрагменты общей картины мира.