Случается, что мнение экспертов бывает ошибочным, однако последующие неудачи начала и первого года войны наглядно продемонстрировали весьма низкую боеспособность Советской армии. Ей приходилось проходить "учебу" не на маневрах, а в тяжелейших боевых условиях. "Великий вождь" любил повторять слова: "Наше дело правое - победа будет за нами". Хотя в конце концов он оказался прав, но за эту "учебу" было заплачено десятками миллионов человеческих жизней, и это заставляет говорить нас о "горечи великой победы". Уже после войны, во время торжественного приема в Кремле по случаю победы, Сталин не удержался и в "порядке самокритики" поднял тост за терпение русского народа, который не прогнал своих руководителей после первых неудач в войне...
10. Суворов утверждает в книге, что накануне войны Советская армия имела танки и самолеты, сопоставимые по качеству с немецкими и в гораздо большем количестве. На стр. 514 он пишет: "Чингисхан покорял мир не силой оружия, но силой маневра. Ему были не нужны почти неуязвимые, неповоротливые рыцари. Для глубокого стремительного маневра в тыл противника ему были нужны огромные массы почти незащищенных, легко вооруженных, но исключительно подвижных войск. На основе именно этой философии создавались советские танки БТ. Их было много. Только танков серии БТ Сталин имел больше, чем все страны мира вместе взятые имели танков всех типов. Танки БТ обладали исключительной скоростью и подвижностью, огромным запасом хода. Они не имели тяжелой брони и мощного оружия. Их роль в ходе внезапного вторжения: не ввязываться в затяжные бои, обходить очаги сопротивления, выходить в глубокий тыл противника, захватывать незащищенные жизненно важные центры".
И на стр. 515: "...танки БТ имели уникальную способность сбрасывать гусеницы и использовать автострады противника для рывка в глубину его территории. Эта возможность могла быть реализована только на автострадах Германии, Италии, Франции".
Приходится заметить, что Суворов еще раз выдвигает почти "маниловскую идею": промчаться на танках - "галопом по Европам". Но ведь сначала надо было преодолеть сопротивление Германской армии в Польше с ее плохими дорогами и с сосредоточенной на ее территории 2,5-миллионной группировкой немецких войск, имеющей в своем составе несколько танковых армий (оснащенных мощными танками). В начале сороковых годов многие, просмотрев фильм "Три танкиста", могли заблуждаться относительно реальной мощи советской танковой армады. Однако после первых поражений в начале войны стало ясно, что танки БТ являются прекрасной мишенью для противника. Считать танки БТ способными противостоять немецким танкам - это еще одна утопия Суворова. Дойти до Берлина на таких танках было просто невозможно; это, вероятно, понимал и Сталин, и потому он не рвался в бой, а терпеливо ждал, пока другие танки: Т-34, ИС и КВ войдут в серию и начнется их массовый выпуск. Воображаемый автором день "М" не состоялся и не мог состояться 6 июля 1941 года по причине того, что приготовления армии к войне были еще далеко не закончены.
11. В главе "Война, которой не было" Суворов пишет: "Надо вспомнить, что Гитлер постоянно и глубока недооценивал Сталина, мощь Красной Армии и Советского Союза в целом. Гитлер понял, что Сталин готовит вторжение, но не оценил сталинского размаха. Вдобавок советской разведке удалось ввести в заблуждение германскую разведку относительно сроков советского нападения. Большая часть германских экспертов тогда (и современных историков сейчас) считали, что советское нападение готовилось на 1942 год. Гитлер не представлял, насколько опасность велика и близка. Гитлер несколько раз откладывал срок начала войны против Советского Союза".
Автор продолжает на стр. 327: "Давайте представим себе, что Гитлер еще раз перенес срок начала "Барбароссы" на 3-4 недели. Давайте попытаемся представить себе, что случилось бы в данном случае..." Далее Суворов рисует головокружительную картину успехов Советской армии при условии, если бы ей удалось застать в "день "М" Германскую армию врасплох" (как это удалось Гитлеру 22 июня 1941 года).
Подобные "обратные" аналогии довольно сюрреальны. Дело в том, что Германская армия до того времени, в отличие от советской, имела значительный и к тому же успешный опыт войны в Европе. Опыт военной кампании в Финляндии, как мы отметили выше, как раз, наоборот, свидетельствовал о низкой боеспособности Советской армии. А ведь в Польше, как мы говорили, было сосредоточено около 150 немецких дивизий, приближавшихся по численности к полному населению Финляндии. Воевать против такой мощной, хорошо оснащенной в техническом отношении армии было бы не просто, даже если бы ее удалось на первых порах застать врасплох.
Можно также гадать об исходе бомбардировок приграничных немецких аэродромов и влиянии этих действий на господство в воздухе. Известно, впрочем, что, несмотря на войну на Востоке, Гитлер продолжал бомбардировки Англии, и поэтому половина авиации была сосредоточена на аэродромах во Франции, недоступных для бомбардировочной авиации СССР. Так что, даже в том случае, если Германия потеряла бы всю свою авиацию на Востоке, она могла перебросить авиацию с Запада и тем восполнить потери.
Разумеется, здесь гораздо более важен другой вопрос, как бы реагировал остальной мир, если бы Сталин нарушил советско-германский договор и первым напал на Германию. Можно не сомневаться, что такой опрометчивый шаг привел бы к серьезному осложнению отношений СССР с Великобританией и США (а также встревожил бы Японию, которая буквально накануне заключила с СССР пакт о ненападении). В этой ситуации Сталин вряд ли мог рассчитывать на безусловную помощь Черчилля и Рузвельта (в случае неуспеха наступательных операций и переноса войны на советскую территорию). Хотя Черчилль и провозгласил: "Если бы Гитлер вторгся даже в ад", то он "по меньшей мере благожелательно отозвался о сатане в Палате общин", но еще неизвестно как отреагировали бы парламентарии на акт агрессии со стороны "сатаны" по отношению к Германии. Недоброжелателей у Сталина в английском истеблишменте было достаточно, чтобы заблокировать жизненно необходимые поставки для СССР. Черчилль неоднократно повторял, что помощь СССР в значительной мере обусловлена именно тем фактом, что Советский Союз стал жертвой "неспровоцированной агрессии".
Военные, дипломатические и экономические осложнения, которые последовали бы за мифическим нападением СССР на Германию, наверняка привели бы и к трениям внутри страны. В каких бы тисках репрессий не пребывал народ в СССР, но мнение собственного народа о действиях правительства тоже было немаловажным фактором. Сомнительно, чтобы волна массового патриотизма, которая охватила всю страну после "вероломного нападения", могла родиться в противоположной ситуации; да и превратить захватническую войну в отечественную Сталину едва ли бы тогда удалось. Я уже не говорю о том, что для гитлеровской пропаганды нападение СССР на Германию явилось бы "лакомым кусочком", и число "власовых", "красновых" и им подобных предателей возросло бы многократно... Резюмируя изложенное в этом параграфе, можно заключить, что, несмотря на все минусы, связанные с вероломным нападением Германии, плюсов в противоположной ситуации было бы еще меньше.
12. В нескольких главах книги Суворов рисует довольно одиозный образ Гитлера как жертвы "коварства" Сталина. На стр. 565 автор пишет: "Коммунисты 50 лет уверяли нас в том, что Сталин верил Гитлеру. Статистикой сии уверения не подтверждаются. Дело обстояло как раз наоборот. Гитлер поверил Сталину и подписал пакт, который создал для Германии заведомо проигрышную ситуацию войны против всей Европы и всего мира. Пакт поставил Германию в положение единственного виновника войны... Гитлер слишком долго верил Сталину. Имея Сталина у себя в тылу, Гитлер беззаботно воевал против Франции и Британии, бросив против них все танки, всю боевую авиацию, лучших генералов и подавляющую часть артиллерии. Летом 1940 года на восточных границах Германии оставалось всего 10 дивизий, без единого танка и без авиационного прикрытия. Это был смертельный риск, но Гитлер этого не осознавал. В это время Сталин готовил топор. Гитлер прозрел слишком поздно. Удар Гитлера уже не мог спасти Германию".
Эти интерпретации хода событий, по нашему мнению, столь далеки от реальности, что серьезно опровергать их просто смешно. Материалы Нюрнбергского процесса уже 50 лет назад высветили истинные намерения Гитлера и его приспешников в отношении Европы, России и всего мира; они оказались столь чудовищными, что "юродствование" по поводу "заблудшей овечки", над которой был занесен топор, просто неуместны. Поэтому, не вступая в полемику с Суворовым по этому вопросу, хочется привести один трагикомический эпизод, который ясно раскрывает подлинные цели и намерения гитлеровской верхушки.
Рассказывает У. Черчилль: "Когда в августе 1942 года я впервые посетил Москву, я услышал от Сталина краткий отчет о переговорах (Молотова с Риббентропом в ноябре 1939 года. - Э. Г.), который в основных чертах не отличается от германского отчета, но, пожалуй, был более красочным. "Некоторое время назад, - сказал Сталин, - Молотова обвиняли в том, что он настроен слишком прогермански. Теперь все говорят, что он настроен слишком проанглийски. Но никто из нас никогда не доверял немцам. Для нас с ними всегда был связан вопрос жизни или смерти". Я заметил, что мы сами это пережили, и поэтому понимаем что они чувствуют. "Когда Молотов, - сказал маршал, - отправился в Берлин повидаться с Риббентропом в ноябре 1940 году, вы пронюхали об этом и устроили воздушный налет". Я кивнул. "Когда раздались сигналы воздушной тревоги, Риббентроп повел Молотова по длинным лестницам в глубокое, пышно обставленное бомбоубежище. Когда они спустились, уже начался налет. Риббентроп закрыл дверь и сказал Молотову: "Ну вот мы и одни здесь. Почему бы нам сейчас не заняться дележом?" Молотов спросил: "А что скажет Англия?" "С Англией покончено, - ответил Риббентроп. - Она больше не является великой державой" "А в таком случае, - сказал Молотов, - зачем мы сидим в этом убежище и чьи это бомбы падают?"