Смекни!
smekni.com

Трансформация истории в современной литературе (стр. 2 из 3)

По мере развития этой авантюрной линии в романе выстраивается еще одна, связанная с идиллической утопией. Ее главный персонаж — бывшая жена Василия, живущая ныне отдельно от него в далекой деревенской глуши и пишущая диссертацию. Она не участвует в сюжетных событиях. Однако в самые острые моменты напряжение действия снимается тем, что Василий вытаскивает ее письма и читает наивно-идиллические и вместе с тем по-авторски проницательные размышления о русском характере: "Кстати, о Герцене. При всем таланте этого замечательного писателя, при глубоком и утонченном его уме, он все-таки не понял сущности русской трагедии, которую до конца понял великий Гоголь. Сущность же ее такова: трагедия в России всегда имеет нелепый, почти комический оттенок, и в ста случаях из ста в ней найдется что-то пошлое и смешное. Ну, разве не комично, что тиран Николай I, который уходил страну до полной потери обороноспособности, в частности, саМо-лично утверждал проекты всех строений на Руси, за исключением только крествян-ских изб? Разве не смешно, что русскую революцию делали агенты Охранного отделения? И какая пошлость, что вековую мечту христианина о Царствии Божьем на земле обещал воплотить неуч и хулиган!" [4, с. 199, 200].

Когда же, наконец, Лженаследник захватывает власть, то реализует в своем государстве невиданный утопический проект, сразу же оборачивающийся очередной антиутопией: "Но вот какая незадача: несмотря на безукоризненную исполнительность исполнителей, все начинания Василия Злоткина как-то глохли, а если и воплощались, то вкривь и вкось, точно они упирались в незримую стену сопротивления, как будто высшим силам было неугодно, чтобы они претворялись в жизнь. Предварительную цензуру отменили, но, как назло, откуда-то повылазили газетенки, дававшие безобразные карикатуры на особу нового государя; тротуары отгородили от проезжей части колючей проволокой, но теперь стало не в диковину ходить по улицам с саперными резаками; из десяти отроков, посланных в Эстонию учиться бухгалтерскому учету, впоследствии вернулся только один, да и то недоучившись и решительным алкоголиком из-за тоски по родному дому. Василий Злоткин совсем было впал в уныние, но умные люди ему подсказали: не надо никаких новелл, все равно заколдованный круг здешней жизни не разорвать, а надо только держать эту публику в ежовых рукавицах и не давать ей особенно отощать" [4, с. 222].

Герои повести постоянно рассуждают об утопических намерениях и тенденциях в России. Так, еще одним собеседником Васи становится капитан-лейтенант Правдюк, который подмечает извечное недовольство народа: "А главное, он еще недоволен! Царем недоволен, коммунистами недоволен, либералами недоволен - только собой доволен, дескать, вот мы какой великий народ, немцам намяли ряшку!" [4, с. 225].

Заканчивается утопический "разгул" мятежом, реставрацией и арестом Васи Злоткина, показанными Пьецухом все в том же ироническом стиле: "Едва Вася Злоткин ступил на родную землю в Новороссийске, как его схватили милиционеры, видимо, заподозрившие в нем контрабандиста или боевика. Вася им сказал:

- Вы что, мужики, у меня же дипломатический паспорт! А ему в ответ:

- Хочешь, я сейчас пойду на базар и куплю удостоверение, что я Николай Второй?" [4, с. 238].

На глазах у сегодняшнего читателя разворачивается непривычная для русской литературы ироническая игра с историческими фактами и литературными традициями. Примеры — романы Б. Кенжеева "Иван Безуглов" [5] и В. Шарова "До и во время" [б].

Кенжеев написал длинный роман о современном русском капиталисте, благородном строителе рыночных отношений в России. Подстать ему и героиня - секретарша Таня, играющая на домашнем рояле "Блютнер" Вивальди и говорящая на иностранных языках. Но самые примечательные персонажи романа - шофер Василий Жуковский, молодой предприниматель и помощник Безуглова Федя Тютчев, бухгалтер Евгений Боратынский...

Здесь, как и в следующем романе Кенжеева "Золото гоблинов" [7] (заключительная часть трилогии, в которую входят "Иван Безуглов" и "Портрет художника в юности"), проводится идея национальной деградации и опошления: известно, кем были Жуковский, Тютчев и Боратынский раньше, а вот кем они стали теперь... Произведения Кенжеева, их язык весьма напоминают роман В. Сорокина "Роман": то же медленное и скучноватое изображение положительных героев и идеальных отношений, стертый язык, не русский даже, а какой-то советский, перенасыщенный банальными штампами.

В. Тендряков в романе "Покушение на миражи" писал: "В других науках свои гадательные предположения ученые проверяют экспериментом. История же экспериментированию не поддается. Сама по себе она наиболее динамический процесс в природе. Историческая же наука, увы, едва ли не самая статичная из всех наук.

Вот если б можно было изъять из истории какую-нибудь известную историческую личность, а потом понаблюдать - как без нее дальше развернутся события!.." [8]. Самому Тендрякову этот эксперимент тоже не удался: интересные вставные эпизоды он вынужден 'был скрепить крайне слабым морализаторским рассказом о взаимоотношениях в семье главного героя - профессора Георгия Петровича Гребина.

Еще одной попыткой в этом направлении стал упомянутый роман Шарова "До и во время". Его публикация была сопровождена уничтожающей критикой, причем сотрудниками отдела критики журнала-публикатора - "Нового мира"! Шаров, историк по образованию, задумал роман о важнейших персонажах мировой истории. Мистик-философ Н. Федоров, столь радикально повлиявший на А. Платонова, приверженец аскетической жизни, в романе оказывается любовником Ж. де Сталь. Но это не сама мадам де Сталь, а ее реинкарнация в собственной дочери. Сталин оказывается сыном и любовником мадам де Сталь, а сын Л. Толстого Лев Львович - "настоящий писатель", в отличие от своего отца Льва Николаевича, так якобы никогда настоящим писателем и не ставшего. Тело распятого Христа кладут в могилу; Достоевский умирает одновременно с Федоровым, Л. Троцкого убивают после окончания Второй мировой войны, а композитор А. Скрябин - революционер в музыке - оказывается предшественником революционера В. Ленина,

Шаров предупреждает возможные упреки в болезненных фантазиях и объясняет это одним простым обстоятельством: все версии возникают в психиатрической больнице, где находится главный герой. Но есть и еще одно оправдание: герой Шарова -писатель, который работает над книгами о Ж. де Сталь. Почему "над книгами", во множественном числе? Одну из них он намеревается написать для серии "Жизнь замечательных людей", другую - для издаваемой Политиздатом серии "Пламенные революционеры"; а это совсем разные издательские требования, различные биографические каноны. Впрочем, неплохо вышло бы и для серии "Пламенные любовники". "По Шарову, ход событий мало зависит от личности: можно поменять фигуры на противоположные, но жизнь все равно пойдет своим чередом" [9—11].

Однако для всех альтернативных историй существует первое и важнейшее требование: они должны быть интересны, ибо в достоверность более или менее образованный читатель все равно не поверит. Роман Шарова оказался затянутым и скучным, что и предопределило творческую неудачу.

Куда более интересным стал роман писателя и сценариста В. Залотухи "Великий поход за освобождение Индии (Революционная хроника)" [12]. В нем описывается фантастическая экспедиция Красной Армии в Индию в 20-х годах. Целью экспедиции было освобождение индийской бедноты от безжалостной эксплуатации колонизаторов. Мистические сцены и линии, связанные с индуистскими культами, захватывающе переплетаются с авторской иронией, наполняющей легкое беллетристическое повествование.

Спустя пять лет Залотуха вновь вернулся к литературным фантазиям на социальные темы. Его роман "Последний коммунист" [13] - о фантастических событиях в небольшом российском городе Придонске. Весь город приватизирован человеком по фамилии Печенкин. К нему возвращается из Швейцарии единственный сын, наследник отцовской империи.

«- Он такой остроумный, - зашептала Галина Васильевна. - Я спросила: "Что ты любишь больше всего?" Знаешь, что он ответил? "Ленина и пепси-колу..." - Она улыбалась и смотрела на мужа, ожидая его реакции.

- Новое поколение... — прокомментировал Печенкин и пожал плечами» [13, с. 2].

Однако сын получил образование в швейцарском колледже, где преподавал потомок К. Маркса, и всю свою европейскую образованность Печенкин-младший использует для восстановления социальной справедливости в городе и "раскулачивания" собственного отца.

Часто ехидные морализаторы, желая подчеркнуть пошлость общественных Пристрастий в советское время, называли соотечественников "самой читающей Пикуля нацией в мире". Однако он был лишь более успешным современником таких уважаемых либеральной интеллигенцией исторических романистов, как Б. Окуджава и Ю. Давыдов. Сегодня игра на патриотических мотивах привлекает талантливого последователя В. Пикуля - писателя и драматурга Э. Радзинского.

Почему появились эти произведения? Легкий ответ - потому что официальная история была лживой. Но Е. Попов еще в недавней своей книге "Прекрасность жизни" [14] показал, что официальная история была адекватным отражением реальности. С одной лишь поправкой: адекватным, но неполным. Это только повод для сюжетов!

Это особенно характерно для России, "движение которой всегда больше смахивало на броуновское движение, нежели на поступательное, именуемое прогрессом" [1, с. З]. Так что в своей творческой направленности перечисленные произведения иронически противостоят новой мифологизации истории, подобной "Красному колесу" А. Солженицына.