Смекни!
smekni.com

Мифологические и библейские мотивы в романе Тургенева "Отцы и дети"

МИФОЛОГИЧЕСКИЕ И БИБЛЕЙСКИЕ МОТИВЫ В РОМАНЕ “ОТЦЫ И ДЕТИ”

В любом произведении литературы, естественно, созданном после Рождества Христова, так или иначе прослеживаются какие-нибудь религиозные, библейские, а вместе с тем и мифологические мотивы. Почему это происходит? Ведь писатель не всегда пишет именно о взаимоотношениях нашего мира с тем “горним”, который мы не в состоянии увидеть. Такое проникновение религиозных мо­тивов в светскую литературу происходит потому, что вся наша жизнь подсознательно пропитана христианской культурой, с пер­вых веков принятия христианства Византией оно стало неотъемле­мой частью нашего существования, независимо от того, каких жиз­ненных позиций придерживается человек. В литературе мы видим то же стремление, даже в самых, на первый взгляд, нехристиан­ских произведениях.

Советское литературоведение умышленно скрывало, а большин­ство читателей не хотели задумываться об этих христианских идеях. Их действительно нужно видеть, они становятся понятны не с первого взгляда.

Так и в романе Тургенева “Отцы и дети” не сразу можно их уг­лядеть. Действительно, ну что такого христианского в романе, ну Базаров, нигилист, переживает любовную коллизию, отрекается от своих убеждений и с этим умирает.

Но здесь уместно будет вспомнить притчу о блудном сыне. В конфликте Базарова с отцами видится сходство с притчей, правда, не полное. Блудный сын уходит от отца, забывает свой дом, пере­жив духовное падение, и, что главное, сумев подняться, покаяв­шись, возвращается домой. В нашем случае блудный сын уходит от отцов, уходит от того, что называется культурой, которая жила по­колениями. Возвращается ли он? Этот вопрос останется открытым. Будем надеяться, что да. С другой стороны, в святоотеческих тол­кованиях притча о блудном сыне понимается как возвращение нас, блудных детей, к Отцу Небесному. Так как мы забыли Его из-за наших грехов. “Простите, вы что, даже...?” — “Все, — отвечает Базаров”. Для Николая Петровича это не понятно, как человек может забывать Бога! Ладно, отрицание искусства, творения чело­веческих рук, еще можно понять, осмыслить, но отрицать то, что нельзя отрицать, — это выше, точнее, ниже Николая Петровича. В этом эпизоде видна та же перефразированная притча. По отноше­нию к Базарову можно вспомнить и миф об Эдипе, который не яв­ляется библейским повествованием, но в нем заключен глубокий философский смысл. Скитания царя Эдипа, выкалывание себе самому глаз похоже на скитания и страдания, правда, духовные, Базарова, его духовное самоослепление. В христианстве есть поня­тие “духовные очи”, то есть взгляд человеческой души на мир. И не просто какое-нибудь его понимание, а понимание с точки зрения православного духовного опыта. И вот если у человека не оказыва­ется тех самых “духовных очей”, то человек слепнет, спотыкается и падает.

Интересно взаимоотношение Базарова с представителем и той реальности, которую он отрицает, — с отцом Алексеем. Тургенев представляет его как человека либеральных взглядов — в карты играет, даже иногда трубочку покуривает, сделано это, наверное, для того, чтобы примирить его с Базаровым: автор вывел образ о. Алексея не как пример идеального священника, а именно как “немного нигилиста”. Что же Базаров? “Если он моей тарелки супа не съест, то я с любым человеком могу за столом сидеть”. Взгляд нигилиста. Но когда о. Алексей его соборует, то он подсознательно откликается на этот обряд: “когда святое коснулось его груди, то нечто похожее на содрогание ужаса мгновенно отразилось на его помертвевшем лице”. Вот здесь Базаров совершенно отрекается от своих принципов именно тогда, когда над ним происходит церков­ный обряд.

Но не только в образе Базарова встречаются христианские моти­вы. Вторым центром произведения является образ Одинцовой. Один из критиков говорит о ней как о воплощении беса. Действи­тельно, Одинцова холодна, и холодна не только и не столько в об­щении с людьми, сколько в душе. У нее холодная любовь, не согре­тая теплом Христовой любви. Любовь эгоистическая. Одинцова по­хожа на Коробочку. Своеобразная Церцея, залавливающая в свои сети уставших от жизни путников. Кстати говоря, именно она заду­вает свечу у смертного ложа Базарова, то есть она задувает своим холодным дыханием жизнь Базарова.

Можно сказать, что в романе “Отцы и дети” библейские мотивы имеют место лишь в связи с Базаровым, как с главным проблема­тичным целым.