В начале ноября 1824 г. Пушкин пишет брату: “Я тружусь во славу Корану” (XIII, 119). Он имеет в виду стихотворение “Торгуя совестью пред бледной нищетою” (л. 38 об.), в котором также интерпретирует стих из суры “Крава”. Заметно, однако, что теперь характер ее переработки у Пушкина совершенно иной, нежели в стихотворении “С тобою древле, о всесильный”. Теперь “Подражание” имеет форму назидательной притчи, пишется изощренной строфой и обособляется особым (не “кораническим”) заголовком “Милостыня”, который появляется перед перебеленным текстом, записанным на той же стра нице, ниже трудно давшегося Пушкину черновика. В пушкиноведении существует стойкая традиция относить этот набросок к “воронцовскому” лирическому циклу (имея в виду упоминание здесь “талисмана”: “Внезапно ангел утешенья, Влетев, принес мне талисман”). Однако еще в дореволюционном академическом издании Пушкина справедливо замечено: “Этот набросок, может быть, находится в связи с ..Подражаниями Корану", к которым он близок и по месту своему в рукописи, хотя Анненков, стараясь в 1855 году провести его через цензуру, не позволявшую называть Коран ..сладостным", писал, что ..автор здесь набрасывает первый очерк известного стихотворения “Талисман”"...”. Действительно, смысл стихотворения совершенно проясняется, если вспомнить, что, согласно легенде, в пещере на горе Тор (близ Мекки) Маго-мет по обыкновению “общался” с архангелом Гавриилом, который приносил ему очередные суры Корана. В той же пещере Магомет скрывался в ночь изгнания из Мекки.Cтихот-ворения на коранические темы, написанные уже в конце 1824 г.
Когда произошло переоформление цикла? Думается, в апреле—мае 1825 г. Хотя “Подражания Корану” и числятся в перечне произведений из Тетради Капниста, отосланной для издания 15 марта 1825 г.,^ этот цикл тогда, вероятно, состоял или из трех стихотворений, записанных в тетради ПД, № 833, или из семи, существовавших к тому времени. В новой редакции цикл был создан не позже конца мая 1825 г. (и не ранее конца апреля, когда появился набросок “В пещере тайной. ..”). Тогда Пушкиным досылались в Петербург последние стихотворения, добавленные к “тетради Капниста”, для передачи в цензуру.
Великий Пушкин, маленькое дитя! — 28 сентября 1824 г. писал Пушкину А. А. Дельвиг. — Иди, как шел, делай, что хочешь, но не сердися на меры людей и без тебя довольно напуганных! Общее мнение для тебя существует и хорошо мстит. ...) Никто из писателей русских не поворачивал так каменными сердцами нашими, как ты. Чего тебе недостает? Маленького снисхождения слабым. Не дразни их год ил^два, бога ради. Употреби получше время твоего изгнания...”( Письмо это было отправлено на следующее утро с оказией. Вечером 30 сентября Пушкин мог уже его читать. Может быть, перекличка между советами лицейского друга и мыслями по поводу только что прочитанной к этому времени суры 80 Корана (“Слепый”) поразила Пушкина, и это сыграло роль импульса в работе над циклом.
Первоначальное содержание цикла, включавшего в себя всего три стихотворения, темы которых органически переходят из одного в другое, пока что почти лишено арабского (мусульманского) колорита. Позже, в примечаниях к циклу, заметив, что Коран есть “собрание новой лжи и старых басен”, Пушкин добавит: “...несмотря на сие, многие нравственные истины изложены в Коране сильным и поэтическим образом”.
Как бы то ни было, на первом этапе работы над стихотворным циклом Пушкин увлекся мотивами столь же магометанского, сколь и библейского свойства. Именно к этим генетически первым трем пушкинским “Подражаниям” наиболее применима характеристика, данная Б. В. Тома-шевским “духовным одам”, традиции которых Пушкин в данном случае использовал: “...жанр ..духовных од", несмотря на религиозную оболочку, вовсе не замыкался в узкой сфере религиозных размышлений. Это был жанр, широкий по охвату тем и лирических настроений. В какой-то степени этот жанр в эпоху господства оды в лирической поэзии является предшественником того рода стихотворений, которые в эпоху господства элегий отошли в область так называемых ..медитативных элегий". Особенно псалмы давали материал для развития тем, по существу никак не связанных с религиозными догмами” В конце октября 1824 г. Пушкин несомненно ознакомился в михайловской ссылке не только с французским текстом Корана, но и с обильными примечаниями к нему, а главное — с достаточно подробным жизнеописанием Ма-гомета, предпосланным переводу Савари. По всей вероятности, книги этой у Пушкина не было еще месяц назад, когда он приступил к созданию цикла,иприобрел он ее именно в связи с работой над “Подражаниями”. Результат знакомства с фактами легендарной биографии пророка сказался в новых “Подражаниях Корану”, в частности в стихотворении “Клянусь четой и нечетой”, своеобразной увертюре всего цикла. Отталкиваясь от первого стиха избранной для подражания суры 93 “Клянусялучезарностию солнечного восхода и темнотою ночи, что господь твой не оставил тебя” (Книга Аль-Коран, с. 368), Пушкин насыщает четверостишие другими клятвами. На первый взгляд причудливо неожиданные,^ они соотнесены с главными темами цикла.
Лирический герой пушкинского цикла ни на миг не колеблется в своих побуждениях, изначально праведных: он настолько уверен в этом, что не способен даже уязвляться подозрениями. Таким образом, цикл складывался в ходе постоянного обогащения замысла и включил в себя три основных начала, доминировавших на разных этапах работы Пушкина над “Подражаниями Корану”:лирико-патетическое (в традициях “духовных од”), назидательно-проповедническое и агиографическое.
Создавая свою трагедию, Пушкин критически осмыслял опыт как русской, так и европейской драматургии. Французская классическая трагедия, образцовая по стилю, по стихам, “полным смысла, точности и гармонии”, не удовлетворяет его догматическим соблюдением единств места и времени, а также анахронизмом характеров, под мифологическими именами обнаруживающих черты французских галантных аристократов XVIIв. Приступая к созданию трагедии “Борис Годунов”, Пушкин избрал материалом для нее, может быть, самую драматическую эпоху русской истории, предшествовавшую восхождению на престол Лжедимитрия, безродного самозванца Законченная в конце 1825 г. трагедия Пушкина в следующем году не была допущена в печать и вышла в свет лишь в 1831г.
Пушкин в своей трагедии смело ломал общепризнанные в его время драматургические каноны, и это сообщило его пьесе вызывающе непривычную форму. Понятно, что прежде всего прижизненная критика обратила внимание на полнейшее разрушение двух по классицистической поэтике незыблемых единств — места и времени. Подсчитано, что в трагедии Пушкина — свыше восьмидесяти персонажей, причем более семидесяти из них действуют лишь в одной из сцен. Само это многолюдье не может не потеснить центральных героев пьесы, Бориса Годунова и Григория Отрепьева, первый из которых появляется лишь в шести, а второй — в девяти. Трагедия Пушкина посвящена событиям царствования Бориса Годунова.
Роман в стихах “Евгений Онегин” в творческой эволюции Пушкина имеет совершенно особое значение. Почти в каждой новой главе роман устремлен к неведомому будущему. В этом принципиальная разница между “Евгением Онегиным” и “ Дон-Жуаном ”. Роман в стихах был органически связан со всем пред-шествуюшнм творчеством поэта Booбщe говоря,лироэннческаяинтерпретация традиционного драматического сюжета была обычной для творческой манеры Пушкина конна 1810—начала 1820 гг.
БОЛДИНСКИЙ РЕАЛИЗМ
1828-1833
В пушкиноведении неоднократно отмечалось, что на рубеже 1830-х гг. творчество Пушкина приобретает новое качество, которое в полной мере обнаруживается во время Болдинской осени 1830 г., когда — на протяжении двух месяцев — из-под пера поэта выходит целая библиотека произведений. Впрочем, некоторые из них (вторая часть “Евгения Онегина”, “Маленькие трагедии”, сказки) явились воплощением замыслов предыдущих лет, что само но себе позволяет отодвинуть границу исследуемого периода к более ранним годам.