— А есть у вас сочинения Пушкина? — спросил поэт. Ему подали один экземпляр.
— Сколько стоит эта книжка? — спросил Пушкин. Торговец заломил неимоверно высокую цену, в 4—5 раз превышавшую номинальную.
— Почему так дорого? — улыбаясь спросил Пушкин.
— А очень уж приятная книжка. Случалось ли вам пить чай без сахара? — вдруг спросил торговец.
— Да ведь это очень неприятно.
— Ну, так вот, пойдите домой, возьмите эту книжку и велите налить себе чаю без сахара. Пейте чай и читайте эту книжку — будет так же сладко, как и с сахаром.
Проживая в Кишиневе, Пушкин целые дни проводил у генерала Орлова. Последний любил поэта и весьма снисходительно относился к разным выходкам его.
Однажды кто-то заметил генералу, как он может терпеть, что у него на диванах валяется мальчишка Пушкин в шароварах. Орлов только улыбался на такие речи, но один раз полушутя он сказал Пушкину, пародируя басню Дмитриева “Башмак—мерка равенства”
Твои, мои права одни, Да мой сапог тебе не впору.
— Эка важность, сапоги!—возразил Пушкин,—если мериться, так у слона больше всех сапоги.
Этим все и кончилось, и размолвки между ними никогда не было.
Какая-то дама, гордая своими прелестями и многочисленностью поклонников, принудила Пушкина написать ей стихи в альбом. Стихи были написаны, и в них до небес восхвалялась красота ее, но внизу, сверх чаяния, к полнейшей досаде и разочарованию, оказалась пометка: 1 апреля.
А. М. Каратыгина в своих воспоминаниях о Пушкине рассказывает следующий забавный анекдот.
“В 1818 году, когда Пушкину едва минуло 18 лет, ему после жестокой горячки обрили голову и он принужден был носить парик. Это придавало какую-то оригинальность его типичной физиономии и не особенно ее красило. Как-то в Большом театре он вошел к нам в ложу. Мы усадили его в полной уверенности, что здесь наш проказник будет сидеть смирно... Ничуть не бывало! В самой патетической сцене Пушкин, жалуясь на жару, снял с себя парик и начал им обмахиваться, как веером... Это рассмешило сидевших в соседних ложах и обратило на нас внимание находившихся в креслах. Мы стали унимать шалуна, он же со стула соскользнул на пол и сел у нас в ногах, прячась за барьер; наконец, кое-как надвинул парик на голову, как шапку: нельзя было без смеха глядеть на него! Так он и просидел на полу во все продолжение спектакля, отпуская шутки насчет пьесы и игры актеров”.
Раз В. А. Жуковский, выходя из дворца, о чем-то просил камер-лакея и пожал ему руку. На беду это увидел Пушкин и сказал:
Из савана оделся ты в ливрею, На пудру променял лавровый свой венец, С указкой втерся во дворец И руку жмешь камер-лакею... Бедный певец!
В другой раз, не застав Жуковского дома, Пушкин написал на его запертой двери:
“Здесь живет гробовой мастер!” Жуковский был настолько добр и настолько любил молодого поэга, что никогда не сердился на него. Но большею частью эпиграммы, каламбуры и остроты срывались с языка Пушкина против тех людей, которые имели-неосторожность оскорбить чем-либо раздражительного поэта: в этих случаях он не щадил никого и тотчас обливал своего противника едкой желчью.
Одно время в одесском обществе стала циркулировать злая эпиграмма Пушкина на графа Воронцова.
Эпиграмма эта дошла по адресу, но граф Воронцов ничем не проявил своего гнева. Естественно, милостей от него поэт ожидать уже не мог.
К Пушкину, как известно, нередко обращались за отзывом разные пииты и Сафо, большею частью непризнанные, и гениальный поэт никогда не отказывал в этом. Вот случай с казанской “поэтессой” девицей А. А. Наумовой.
Наумова, вышедшая уже в то время давно из возраста девиц-подростков, сентиментальная и мечтательная, занималась также писанием стихов, которые она к приезду Пушкина переписала в довольно объемистую тетрадь, озаглавленную ею “Уединенная муза закам-ских берегов”. Пушкин, много посещавший месгное общество в Казани, познакомился также с Наумовой, которая как-то однажды поднесла ему для прочтения пресловутую тетрадь свою со стихами, прося его “вписать что-нибудь”.
Пушкин бегло просмотрел рукопись и под заглавными словами Наумовой — Уединенная муза Закамских берегов быстро написал;
Ищи с умом союза,
Но не пиши стихов.
Недавно я стихами как-то свистнул
И выдал их без подписи моей;
Журнальный шут о них статейку тиснул,
Без подписи ж пустив ее, злодей.
Но что ж? Ни мне, ни площадному шуту
Не удалось прикрыть своих проказ:
Он по когтям узнал меня в минуту,
Я по ушам узнал его как раз.
Однажды Александр Сергеевич пришел вмасте с Мицкевичем к сестре своей Ольге Сергеевне, когда обычные посетители были уже в сборе. Гости—одни в ожидании музыкального сеанса, другие — виста, расхаживали по комнате, и тут-то произошел известный обмен доброжелательными фразами между русским и польским поэтами.
Пушкин и Мицкевич вошли вместе.
— Дорогу, господа, туз идет,— возвестил Мицкевич, указывая на Александра Сергеевича.
— Нет, вы проходите прежде! Козырная двойка туза бьет,—сострил Пушкин.
На пирушке кто-то обратился к Пушкину с просьбой сказать четверостишие на вино и женщину. Пушкин не заставил себя долго просить и тут же сказал:
Вино и женщины — звено К безмерной радости и раю! Я пью с красавицей вино И с ней блаженство испиваю!
Во время одного из путешествий по России Пушкин на почтовой станции вошел в общую комнату и потребовал себе обед, пока перепрягали лошадей. Едва он сел за стол, как к нему подошла незнакомая барышня, недурная собою, прилично одетая и, рассыпаясь в похвалах его таланту, поднесла ему искусно вышитый кошелек.
Пушкин, обольщенный этой внимательностью, поблагодарил ее и после обеда сел в коляску и отпранил-ся своей дорогой.
Не успел он выехать из деревни, как его вдруг догоняет верховой и останавливает экипаж.
— В чем дело? — спросил Пушкин.
— Да ваша милость изволили забыть отдать 10 рублей за кошелек, что купили у барышни,— отвечал посланный.
Пушкин весело рассмеялся и отдал деньги. Впоследствии он часто рассказывал об этом случае охлаждения его авторского самолюбия.
В Кишиневе, во время ссылки, Пушкин был дружен со многими чиновниками местного управления, к числу которых по своему кишиневскому положению принадлежал и сам. Он был прикомандирован к канцелярии генерала Инзова, управлявшего в то время Новороссийским краем. Правителем канцелярии был М. И. Лекс, впоследствии товарищ министра внутренних дел. Когда по приезде в Кишинев ему назвали фамилию Лекса, Александр Сергеевич спросил:
— Как зовут его?
— Михаил Иванович. Пушкин сейчас же подхватил;
Михаил Иваныч Лекс, Превосходный человек-с!
И это присловье надолго осталось при имени Леьса, которого с тех пор иначе и не называли.
Действительно, Лекс был хороший человек. Пушкин заочно это угадал...
Причиною ссылки Пушкина на юг России были разные лирические произведения, в которых юноша поэт слишком свободно выражал свои политические воззрения и мнения о действиях правительства. Стихи распространились по Петербургу. Граф Милорадович, петербургский генерал-губернатор, получил приказ произвести дознание. Он пригласил к себе Пушкина, отечески распек его и потом, призвав полицмейстера, приказал ему опечатать все бумаги на квартире Пушкина.
— Граф,— сказал поэт,— вы напрасно беспокоитесь: там этих стихов не найдете. Лучше велите мне дать перо и бумагу — я вам их все здесь на память напишу.
Милорадович был тронут благородною искренностью юноши и первый ходатайствовал перед государыней о смягчении ему наказания.
ПРИЯТЕЛЯМ
Враги мои, покамест я ни слова...
И, кажется, мой быстрый гнев угас.
Но из виду не выпускаю вас,
И выберу когда-нибудь любого:
Не избежит пронзительных когтей,
Как налечу нежданный, беспощадный,
Так в облаках кружится ястреб жадный
И сторожит индеек и гусей.
В 1833 году летом Пушкин жил на Черной речке. На одной из соседних дач вечером собралось довольно большое общество и в том числе поэт. Стали играть в банк.
Когда игроки погрузились в игру, в калитку палисадника вошел молодой человек, высокого рос га, закутанный в плащ. Увидев играющую компанию, он незаметно для игроков вошел в комнату через балкон и остановился за спиной одного из них.
Это был князь Г., общий приятель, известный весельчак...
Дня за два до этого вечера Г. находился в том же обществе, которое сошлось теперь на Черной речке, выиграл около тысячи рублей именно у того, который в данный момент держал банк, и выигрыша не получил.
Г„ постояв несколько минут никем не замеченный, взял со стола какую-то карту и крикнул:
— Ва-банк!
Все подняли глаза и рассмеялись на неожиданною гостя в его странном костюме.
Начались приветствия, но банкомет, озадаченный ставкою Г., встал из-за стола и, отведя его в сторону, спросил:
—— Ты на какие деньги играешь: на эти или на ie? Под “этими” он разумел ставку нынешнего вече;”а, а под “теми” — свой долг. Г. отвечал ему:
— Это все равно: и на эти, и на те, и на те, те, те... Игра продолжалась. Пушкина, слышавшего разговор Г. с банкометом, развеселил ответ князя, и он беспрестанно стал повторять:
— Те, те, те
А потом написал шуточные стихи:
Полюбуйтесь же вы, дети,
Как в сердечной простою
Длинный-Фирс* играет в эти,
Те, те, те и те. те, те,
Черноокая Россети*
В самовластной красоте
Все сердца пленила эти,
Те, те, те и те, те, те.
О, какие же здесь сети
Рок нам стелет в темноте:
Рифмы, деньги, дамы эти,
Те, те, те и те, те, те.
Ближайший друг Пушкина, известный поэт барон А. А. Дельвиг, имел необыкновенную склонность всегда и везде резать правду, притом вовсе не обращая внимания на окружающую обстановку.
Однажды у Пушкина собрались близкие его друзья и знакомые. Выпито было изрядно. Разговор коснулся интимной жизни поэта. Пушкин остановил расходившегося Дельвига, начавшего рассказывать о каком-то любовном похождении Александра Сергеевича: