Дарьяльский прекрасно понимает, что наиболее духовно близка ему и родственна племянница барона Катя – символ уходящей усадебной дворянской культуры, - но в ней нет языческой первозданной силы Матрёны, той почвенной, земляной силой, в которой так нуждается ослабленный беспощадной умственной рефлексией герой. Именно эта опустошающая душу, оторванная от почвы, односторонняя жизнь в разуме и заставляет Дорьяльского искать спасение в “безумстве сердечном”, окунуться в омут стихийной, органической жизни. Но эта жизнь, лишённая сознания, и приводит его к гибели.
В процессе работы над “Серебряным голубем” и “Петербургом” в результате путешествия по Сицилии, Египту, Тунису, где А. Белый обстоятельно мог познакомиться с восточной культурой, он изменяет свое отношение к Востоку и все больше утверждается в мысли о необходимости оплодотворения знаниями Запада живительных сил и духовных ценностей Востока…
Влияние теософских, антропософских идей особенно сильно ощущается во втором романе трилогии – “Петербурге”, во многом определяя его эсхатологический пафос.
Роман “Петербург” был задуман вначале как сюжетное продолжение “Серебряного голубя” под названием “Путники”, где должны были описываться события, связанные с поисками неожиданно исчезнувшего Дарьяльского. Но вот весьма характерная для А. Белого – художника черта. “Внешняя” сюжетная связь романов оказывается для него несущественной, и в процессе обдумывания замысла у него складывается концепция романа, построенного уже совершенно на “иной фабуле” и связанного с первым лишь внутренней связью, единством его отношения к общей проблеме трилогии — проблеме Востока и Запада, проблеме исторических судеб России. Как и всегда у А. Белого, на первом плане у него оказывается художественное исследование особенностей сознания героев романа, их духовной жизни.
Пытаясь объяснить наличие в произведении всякого рода погрешностей в описании быта, революционных событий 1905 года, общественной среды того времени и т. п., писатель в письме к Иванову – Разумнику замечает: “Весь роман мой изображает в символах места и времени подсознательную жизнь искалеченных мысленных форм... Мой “Петербург” есть в сущности зафиксированная мгновенно жизнь подсознательная людей, сознанием оторванных от своей стихийности... подлинное местодействия романа — душа некоего не данного в романе лица, переутомленного мозговой работой; а действующие лица — мысленные формы... А быт, “Петербург”, провокация с проходящей где-то на фоне романа революцией — только условное одеяние этих мысленных форм”.
Но для того, чтобы “глубинное” стало доступно читателю, его необходимо было облечь в реальные, историко-конкретные формы, в которых оно и проявляет себя в действительной жизни; и в то же время найти такие приемы и средства художественной выразительности и изобразительности, которые бы через внешнее и обыденное дали бы возможность во всей полноте раскрыть драму сознания человека, оказавшегося в плену ложных, извращенных представлений. И А. Белый находит эти средства и создает сложнейшее произведение, не имеющее, пожалуй, литературной аналогии ни в отечественной, ни в зарубежной романистике. Многослойное по своей структуре, оно заключает в себе как бы три уровня проблематики, органично спаянных сложными ассоциативными связями и целостной системой образов-символов.
Внешний план раскрывает нам бытовую и социально-политическую проблематику романа. И в этом смысле “Петербург” дает читателю пусть неполное, одностороннее, но все же очень живое, яркое представление о русской революции 1905 года. Правда, автор еще оценивал революционное движение с позиций романтического идеала, отвергая присущие ему, на его взгляд, духовный нигилизм, социальное упрощенство, жесткий экономический детерминизм и т. п. Но в целом он объективно воссоздал социальные конфликты своего времени, сумел передать ощущение грозовой атмосферы революционной эпохи, смятение, охватившее все слои российского общества. В романе дана резко сатирическая характеристика бюрократической элиты империи, развенчиваются претензии на роль ведущей культурной, духовной силы общества либеральной интеллигенции Петербурга. Но это лишь внешний фон духовной драмы, разворачивающейся в романе. Тема Петербурга, тема петровской империи, как “Запада в России”, намеченная в изображении реальных событий современной писателю общественной жизни, постепенно раскрывается в романе в историко-философском аспекте.
Используя художественные образы Петербурга, созданные его предшественниками, с помощью прямых литературных ассоциаций емких философских формул, целой системы многозначных символов, А. Белый на небольшом временном романном пространстве как бы концентрирует всю историю послепетровской России, приведшей ее народ к искусственной, омертвленной бессмысленным порядком жизни, к “бреду капиталистической культуры”. Отсюда — особая насыщенность в художественной ткани романа образов и мотивов произведений Пушкина (“Медный всадник”), Гоголя (“Петербургские повести”), романов и публицистики Достоевского, каждый из которых прямо спроецирован на изображенный писателем современный ему мир.
В “Петербургских повестях” Гоголя город также не только историческая реальность. Петербург – призрак, фантом, рожденный воображением героя.
У А. Блока Петербург также город двухбытийный. Это и столица России, реальный город с туманами, дождями, памятниками, театрами. И над этим - внебытовая, ирреальная душа города, определяющая течение истории, судьбы героев.
Двухбытен Петербург и в одноименном романе Андрея Белого. “Это только кажется, что он (Петербург) – существует. Как бы то ни было, Петербург не только нам кажется...”
Сюжет романа “Петербург” (1911—1913) не сложен.
1905 год. Террорист Дудкин дает Николаю Аполлоновичу Аблеухову бомбу (“сардиницу ужасного содержания”), а более важное в партии лицо - Липпанченко – требует, чтобы Николай Аполлонович подложил эту бомбу своему отцу – сенатору Аполлону Аполлоновичу Аблеухову. Бомба с часовым механизмом сложными путями попадает к сенатору. Сын узнает об этом, но не может найти бомбу, не может убрать ее из кабинета отца... Ночью, в пустом кабинете раздается взрыв. Отец решил, что сын хотел его убить, сын не может доказать обратного. Судьбы других героев также трагичны: еще до взрыва террорист Дудкин, сойдя с ума, убивает провокатора Липпанченко.
Такой “бытовой” сюжет романа, за которым открывается попытка писателя осмыслить историю, настоящее, попытаться угадать будущее.
Остановимся подробнее на проблематике романа.
В ответе на вопрос: “Что есть Русская Империя наша?” мы узнаем: “Русская Империя наша есть географическое единство, что значит: часть известной планеты. И Русская Империя заключает: во-первых – великую, малую, белую и червонную Русь; во-вторых – грузинское, польское, казанское и астраханское царство; в-третьих, она заключает… Но – прочая, прочая, прочая”.
В приведенной цитате уже намечена географическая и вместе с тем этническая двойственность Руси, находящейся между Востоком и Западом. “Эволюция мифа, - пишет Л. Долгополов, - от народных преданий XVIII века к Пушкину и от Пушкина к эпохе Блока и Белого привела к тому, что он захватил в свою орбиту многие общие вопросы, связанные с темой исторической судьбы России, которая, в свою очередь, осмысляется теперь как вариация темы Востока и Запада... В сферу сопоставлений на рубеже XIX — XX веков втягивается новая категория — Восток, который присутствует в сознании людей рубежа веков и как некое географическое понятие, и как своеобразная нравственно-этическая категория... Россия оказалась в фокусе, в центре пересечения двух противоположных воздействий, средоточием разнородных и противостоящих исторических тенденций, и здесь-то стали теперь отыскиваться особенности ее исторической судьбы и национального характера русского человека”. Каковы же эти особенности?
Проблема влияния Востока на Русь затронута писателем в романе “Серебряный голубь”. По мнению А. Белого, “темная бездна Востока” порабощает Русь. Рациональный Запад в будущем соединится с оккультным Востоком и на этой основе возникнет некое новое единство. В “Серебряном голубе” побеждает Восток (Дарьяльский не уезжает за границу, на Запад, и вскоре погибает), а тема “Восток—Запад имеет продолжение в романе “Петербург”, усиливая тем самым его “иррациональное” звучание.
Тягу Руси к Западу Андрей Белый подчеркивает, упоминая Константинополь. “Петербург”, или Сантк - Петербург, или Питер подлинно принадлежит Российской Империи. А Царь - град, Константиноград (или, как говорят, Константинополь), принадлежит по праву наследия”. В Древней Руси (после того как римский император Константин Великий переносит в IV в. и. э. в Константинополь столицу империи) город начинают называть Царь - градом. За этим историческим фактом скрыт еще один немаловажный момент. Софья Палеолог (племянница Константина XI, последнего византийского императора) была выдана замуж за московского великого князя Ивана III и привезла с собой трон с изображением двуглавого орла (позже—герб России), символизирующего единство Восточной и Западной Римской империи. Установленная в прошлом историческая общность на протяжении многих столетий объединяла Россию и Запад, но, по мнению А. Белого, эта связь стала ослабевать, а в будущем, возможно, исчезнет вообще. И первым обречен на исчезновение именно Петербург-город европейский, западный. Эту мысль дополнит тема регулярности города, также обреченного на исчезновение. Центральный проспект — Невский — “обладает разительным свойством: он состоит из пространства для циркуляции публики; нумерованные дома ограничивают его; нумерация идет в порядке домов—и поиски нужного дома весьма облегчаются... Невский Проспект прямолинеен ... потому что он — европейский проспект... Прочие русские города представляют собой деревянную кучу домишек. И разительно от них всех отличается Петербург”.