Кондратьев изнутри раскрывает, какую тяжесть нес на своих плечах Сашка, которому «каждый отделенный—начальник», для которого КП батальона, находящийся в каких-нибудь два километра, был уже тылом. И вроде не очень много он может со своим автоматом и парой гранат (против него и пулеметы, и артиллерия, и танки, и авиация), а все-таки именно он и его товарищи—решающаяся сила армии.
Часто говорят, имея в виду судьбу человека,--река жизни. На фронте ее течение становилось катастрофически стремительным, она властно увлекала за собой человека и несла его от одного кровавого водоворота к другому. Как мало оставалось у него возможностей для свободного выбора! Но и выбирая, он каждый раз ставит на карту свою жизнь или жизнь своих подчиненных. Цена выбора здесь всегда жизнь, хотя выбирать обычно приходится в кругу вещей как будто бы вполне прозаически обыденных—позицию для пулемета с укрытием получше и с обзором пошире, время атаки, где нужно по-пластунски, а где можно и перебежками…
Сашка не избалован жизнью: с малых лет приучен к нелегкому крестьянскому труду, привык к невзгодам, но и ему невмоготу—все разом навалилось на него на войне. И устал Сашка не от одной лишь постоянно подстерегающей смертельной опасности—не меньше оттого, что все время на фронте впроголодь, что во всем нехватка (с хлебом плохо навару никакого, нет курева, боеприпасов), что негде обогреться и просушиться, а о бане и мечтать невозможно. Но, несмотря на это, Сашка готов выполнить свой долг, что бы ни случилось с ним.
Сашка—человек не только с обостренным нравственным чувством, но и с твердыми убеждениями. И, прежде всего он человек размышляющий, проницательно судящий и о происходящем вблизи него и об общем положении дел. «На все, что тут (на фронте) делалось и делается, было у него свое суждение».
И то, что многое о жизни, о людях, о войне продумано Сашкой, и то, что поступает он не безотчетно и импульсивно, а взвешенно и с пониманием, и то, что чувствует он себя, как сказано в «Василии Теркине», «в ответе за Россию, за народ и за все на свете», не раз обнаруживается в повествовании.
Пытливый ум и простодушие, жизнестойкость и длительная доброта, скромность и чувство собственного достоинства—все это соединилось, сплавилось в цельном характере Сашки.
Сашка обладает огромным чувством ответственности за все. Даже за то, что отвечать не мог. Стыдно перед немцем за никудышную оборону, за ребят, которых не похоронили: он старался вести пленного так, чтобы не видел тот наших убитых и не захороненных еще бойцов, а когда все-таки натыкались они на них, стыдно было Сашке, словно он в чем-то виновен.
Тонкий и проникновенный психологический анализ, свойственный Кондратьеву, вскрывает, что и первое движение души у героя, и привычные мысли, и обдуманные поступки всегда направлены в одну сторону: сначала о других, потом о себе. Заметив, что у ротного никудышные валенки, Сашка решает добыть для него целые—снять с убитого немца. Затея опасная, он это отлично понимает: «Для себя ни за что бы не полез». Ранило Сашку; ему бы сразу в тыл, но он возвращается к себе в роту: хочет оставить ребятам свой ППШ. Сашка взял на себя вину лейтенанта Володьки, швырнувшего тарелкой в майора, который в госпитале непотребно отчитывал их, фронтовиков: с него, солдата, что взять, а лейтенанта особист прижал бы сразу.
Сашка берет в плен немца и отказывается его расстрелять («вот поджигателей этих стрелял бы Сашка безжалостно, если б попались, а как в безоружного?»). «Очень много видел Сашка смертей за это время—проживи до ста лет, столько не увидишь,--но цена человеческой жизни не умалилась от этого в его сознании». «Есть у него в душе заслон или преграда, переступить которую он не в силах». Сашке не по себе от почти неограниченной власти над другим человеком, он понял, какой страшной может стать эта власть над жизнью и смертью.
И еще одно о Сашке. Он спас жизнь Зине. Это его первая любовь. Он так ждет встречи! Но, поняв, что ее отношение к нему всего лишь жалость, да к тому же узнав, что есть у нее другой, Сашка, не попрощавшись, уходит из госпиталя, не причиняя Зине боли лишними разговорами. Он подумал не о себе, а о ней. Сумел понять ее, простить. Он бы по-другому и не мог. Ведь «неосудима Зина. Просто война…И нету у него зла на нее!..». И Сашка отдал предпочтение правильному выбору—выбору человеческой совести и человеческого милосердия.
«Ну, Сашок…Ты человек…»—скажет Сашке лейтенант Володька, когда по дороге услышит от него историю про пленного немца. «Люди же мы, а не фашисты»,--доскажет Сашка просто.
В бесчеловечной, кровавой войне Сашка остается Сашкой. Это для Кондратьева главное. Об этом и написана повесть: о страшной войне и сохраненной человечности.
Как и в этой повести, Распутин в своем романе «Живи и помни» показывает войну, но в качестве главного героя произведения он выбирает человека, который не выдержал испытания войной.
«Живи и помни», как никакое другое произведение Распутина, являет собою именно трагедию—во-первых, и именно путешествие вглубь человеческой души, до того уровня, где добро и зло еще не столь явно разделены, чтобы бороться между собою,--во-вторых.
Путь героев Распутина к гибели исторически закономерен, но тут уже другая литературная традиция, открытая М. Горьким, рассматривавшим мир не только с точки зрения решения нравственно-философских проблем, но, прежде всего с точки зрения перспектив социально-исторического развития. И это не только не снимает, но весьма часто включает трагическое начало в советский роман и повесть.
Распутин показывает в произведении редкую человечность Настены и обреченность Андрея. В этом изначальная трагедия—трагедия глобальной несовместимости, разрешить которую не может даже сила любви, ибо и любовь разбивается о предательство.
Андрей Гуськов не из стана классовых «врагов», он, как и все советские люди, был на фронте, воевал и лишь в конце войны дрогнул, потянуло домой – стал дезертиром. Работящий крестьянский мужик, который и на войне несколько лет подряд честно делал свое дело и даже заслужил уважение товарищей: они могли взять его в разведку, на трудное дело, то есть всецело доверяли ему, когда речь шла о жизни и смерти. Как осмелился он предать их и на каком основании решил, что они могут погибать, а он обязан выжить? Трусость, малодушие, хитрость, жестокость? Прежде всего—эгоизм, который В.А. Сухомлинский назвал «первопричиной рака души», а М.Горький—«родным отцом подлости». На все и на всех он обижен, и автор тщательно подчеркивает эти обиды Гуськова, заостряя на них читательское внимание.. И писатель мастерски, точно психологически ищет и находит ту червоточину индивидуализма, которая и обусловила закономерность окончательного «озверения» Гуськова.
С первых же страниц повести в нас возникает активно поддерживаемое писателем отвращение к Гуськову. Не зря же автор еще в первой главе представляет его как нечто страшное и даже неодушевленное, усугубляя это и грубостью Андрея, его себялюбием, откровенным потребительством: Настена нужна ему как добытчик—принести ружье, спички, соль.
Поначалу Андрей и не помышлял о дезертирстве, хотя бы потому, что прекрасно помнил «показательный расстрел, который ему довелось видеть весной сорок второго года»: расстреливали сорокалетнего «самострела» и совсем еще юного мальчишку, захотевшего сбегать в родную деревню, расположенную в пятидесяти верстах. Но мысль о собственном спасении жила в нем постоянно, все больше переходя в страх за свою жизнь: он уже молил судьбу о том, чтоб его ранило,--только бы выгадать время, не идти еще раз в бой, а там, глядишь, и война кончится. Не из этой ли мысли и родился затем роковой поступок? Когда его действительно ранило и он, почти три месяца провалявшись в госпитале и настроившись на поездку домой, понял, что поездке не бывать, не неумение срочно перестроиться, а именно боязнь, да еще «обида и злость на все то, что возвращало его обратно на войну», сыграли решающую роль. Эгоистичное желание выжить, только бы выжить самому стало испытательным, окончательно определившим отношение человека к таким понятиям, как честь, долг, достоинство, ответственность, товарищество. Его изначальная, родившаяся еще в день ухода на войну «обида на все, что оставалось на месте, от чего его отрывали и за что ему предстояло воевать», сейчас вспыхнуло с новой силой: обида на врачей, на деревню, на всех, кто в ней жил, на весь белый свет. И обида победила в нем. Вернее, он позволил ей одержать эту победу. Не «судьба его свернула в тупик, выхода из которого нет», а сам он указал судьбе маленькую лазейку, трещинку в своей душе, сквозь которую она и вывела Гуськова на бесповоротный путь, упирающийся в стену. Произошло то, о чем говорит Распутин; «Человек, хотя бы раз ступивший на дорожку предательства, проходит по ней до конца». Гуськов на эту дорожку ступил до факта предательства, он был уже подготовлен внутренне тем, что допускал возможность побега.
С этим встает вопрос, кто же виноват в падении Гуськова? Иными словами, каковы соотношения объективных обстоятельств и человеческой воли, какова мера ответственности человека за свою «судьбу»? Этот вопрос никогда не снимался в русской классической литературе, и чаша весов склонялась в сторону обстоятельств жизни. Решая нравственно-философские проблемы, большую скидку на общество делал Толстой, о значении воли человека много говорил Лермонтов, она стала одним из главных пунктов преткновения в творчестве Достоевского, но именно Горький провозгласил значение ответственности человека в новую историческую эпоху, когда задачей стало не только «объяснить мир», но и «изменить его». Традиционному «рок и воля» в повести уделено немало места. Это и понятно: война, как исключительное обстоятельство, поставила всех людей, и в том числе и Гуськова, перед тем «выбором», который должен был сделать каждый.