«Ели мы ужасно много. Утром нам подавали cafe complet. В час завтрак: мясо, рыба, какой-нибудь омлет, сыр фрукты и вино. В шесть часов обед из восьми блюд с длинными антрактами, в течение которых мы пили пиво и вино. В девятом часу чай. Перед полуночью Ариадна объявила, что она хочет есть, и требовала ветчины и яиц всмятку» (IX, 47).
Удивительным образом сочетаются в семье Николая Евграфовича беспринципность, наглость и ветреность жены с глубокой порядочностью и достоинством мужа, который из-за своих твердых жизненных принципов и внутренней ответственности перед своей совестью оказывается в положении зависимого человека, в положении жертвы, которой приходится страдать и чувствовать стыд за недостойное поведение своей жены.
Финал рассказа выполняет функцию капли, переполнившей терпение, или искры, достаточной для взрыва бочки с порохом. Он демонстрирует абсолютную «непробиваемость» натуры Ольги Дмитриевны, нечувствительность и эгоистичность внутреннего «я» этой женщины. Тем незавиднее положение ее мужа, ему остается только сочувствовать.
| Только кончая задуманное сочинение, мы уясняем себе, с чего нам следовало его начать. |
В данной работе мы попытались рассмотреть творчество А.П. Чехова с непривычной и малоизученной точки зрения – с позиции поэтики абсурда. Вторая задача, поставленная в работе, представляет собой попытку осмысления категории любви в художественной концепции писателя. Две, на первый взгляд, очень разные и далекие друг от друга темы оказываются при более внимательном рассмотрении непосредственно взаимосвязанными, более того, одна из них обусловливает наличие другой (то есть они находятся в своеобразных причинно-следственных отношениях).
Внутренняя неустроенность героя произведений Чехова, крайняя зависимость его от обстоятельств внешнего мира, противостоять которым он не в силах, неверие в себя, замкнутость, отчужденность от других, одиночество, скука – то есть те «признаки», которые рисуют нам психологический портрет человека, потерявшегося в чужом, непонятном, бессмысленном мире, объясняют пессимистический взгляд Чехова на разрешение темы любви.
Человек в неразумном и несовершенном мире, страдающий от отсутствия гармонии, веры в красоту и добро, не выдерживает испытания любовью. Он бежит от нее, от других, от самого себя, и это бегство загоняет его в еще более одинокий угол. В чем можно найти выход из этого почти тупикового положения? В. Франкл видит три «способа» сделать жизнь достойной называться Жизнью: 1) то, что мы даем миру (творческая работа); 2) то, что мы берем от мира (в смысле переживания ценностей); 3) позиция, которую мы занимаем по отношению к судьбе. Причем ценности отношения наиболее важны. К ним человеку приходится прибегать, когда он оказывается во власти обстоятельств, которые он не в состоянии изменить. При любых обстоятельствах человек свободен занять осмысленную позицию по отношению к ним. Как только мы добавляем ценности отношения к перечню возможных категорий ценностей, пишет Франкл, становится очевидным, что человеческое существование никогда не может оказаться бессмысленным по своей внутренней сути.
В поисках гармонии человеку помогает совесть. Это, по Франклу, смысловой орган, интуитивная способность находить единственный смысл, кроющийся в каждой ситуации, оценивать ее с точки зрения личностной значимости [51].
То есть доверие себе, своему внутреннему «я» – первый и главный шаг на пути к выходу из тупика.
Вера в себя для героев Чехова может быть обретена через веру в Бога. Чехов писал: «Человек или должен быть верующим или ищущим веры, иначе он пустой человек» (XVIII, 215). И еще: «Без веры человек жить не может» (Х, 463).
С.Н. Булгаков убежден, что «загадка о человеке в чеховской постановке может получить или религиозное разрешение или … никакого. В первом случае она прямо приводит к самому центральному догмату христианской религии, во втором к самому ужасающему и безнадежному пессимизму, оставляющему далеко позади разочарование Байрона» [52].
Несмотря на пессимизм и безнадежность чеховских произведений можно заметить уверенность автора в том, что всякая живая душа, всякое человеческое существо представляет самостоятельную, незаменимую, абсолютную ценность, которая не может и не должна рассматриваться исключительно как средство, но которая имеет право на милость, на человеческое внимание.
Будучи человеком тонкой, ранимой души А.П. Чехов очень мало распространялся по поводу такого глубоко личного вопроса как вера, отношение к религии. Лишь в своем творчестве намеками, полутонами, стараясь «не давить» на читателя, отражает он свои чувства.
Душевный покой Липы («В овраге»), несмотря на перенесенные потрясения жизни, подвижничество Архиерея («Архиерей») и его смерть с блаженной улыбкой на лице, порыв любви и сострадания, объединивший женщин и студента («Студент») во время рассказа о евангельском событии – это как раз то, к чему не могут прийти страдающие, рефлексирующие герои Чехова, да и он сам.
«Бог, вера, молитва, чистота сердца для Чехова неразрывно связаны только с детством или с детским состоянием души. Уходит детство – и все это исчезает под грубым воздействием жизненной обыденщины» [53]. Однако «детскость» в русской душе остается. «Этой душе присущ идеализм в высшей степени. Пусть западник не верит в чудо, сверхъестественное, но он не должен дерзать разрушать веру в русской душе, так как это идеализм, которому… предопределено спасти Европу» (Х, 450).
Мы считаем возможным сделать вывод, что Чехов искал выход и не исключал возможность такого выхода в обращении к Богу. Именно религиозное сознание давало возможность единения, создавало образ «общей идеи», делало жизнь осмысленной. Не абсолютизируя этого пути, приведем в заключение слова самого писателя: «Между «есть бог» и «нет бога» лежит целое громадное поле, которое проходит с большим трудом истинный мудрец. Русский же человек знает какую-нибудь одну из двух этих крайностей, середина же между ними ему неинтересна, и он обыкновенно не знает ничего или очень мало» (Х, 461), в то время как «нужно веровать в бога, а если веры нет, то не занимать ее место шумихой, а искать, искать, искать одиноко, один на один со своей совестью…» (XII, 423).
1. Рехо К. Наш современник Чехов: обзор работ японских литературоведов // Литературное обозрение. – 1983. – №10. – С. 27
2. Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. – 6-е изд., перераб. и доп. – М.: Политиздат, 1991. – С. 289
3. Невзглядова Е. С женщин у него иной спрос… // Аврора – 1985 - №1. – С. 136
4. Злобин Г.П. По ту сторону мечты: Страницы американской литературы ХХ века. – М.: Худож. лит., 1985. – С. 135
5. Дземидок Б. О комическом. М.: Прогресс, 1974. – С. 96
6. Любимова Т.Б. Комическое, его виды и жанры. – М.: Знание, 1990. – С. 15
7. Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде // Сумерки богов. – М.: Политиздат, 1989. – С. 256
8. Там же. – С. 291
9. Вахрушев В. Логика Абсурда, или Абсурд Логики // Новый мир. – 1992. – №7. – С. 233
10. Шестов Л. Творчество из ничего // Вырезка из сб-ка: Лев Шестов. Начала и концы. – Пг.: 1909. – С. 17
11. Вишневецкий В. Чего ждать и чего опасаться… // Новый мир. – 1992. – №7. – С. 221
12. Сохряков Ю.И. Чехов и «Театр абсурда» в истолковании Д.К. Оутс. // Русская литература в оценке современной зарубежной критики. – М.: Изд.-во Моск. ун-та, 1981. – С. 77
13. Там же. – С. 78
14. Там же. – С. 79
15. Там же. – С. 86
16. Катаев В.Б. Чехов в Англии семидесятых… // Русская литература в оценке современной зарубежной критики. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. – С. 251
17. Серебряный С. Чехов в зарубежном литературоведении // Вопросы литературы. – 1985. – №2. – С. 210 – 241
18. Из записных книжек Чехова. – М.: Дет. лит., 1964. – С. 48
19. Там же. – С. 51
20. Там же. – С. 36
21. Абдуллаева З. Вещь в мире Чехова // Декоративное искусство СССР. – 1985. – №4. – С. 43
22. Шкловский В.Б. Заметки о прозе русских классиков. – М.: Сов. писатель, 1953. – С. 281
23. Абдуллаева З. Вещь в мире Чехова // Декоративное искусство СССР. – 1985. – №4. – С. 45
24. Сухих И.Н. «Смерть героя» в мире Чехова // Чеховиана: Чехов в культуре ХХ века: Статьи, публикации, эссе. – М.: Наука, 1993. – С. 133
25. Там же. – С. 135
26. Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде // Сумерки богов, – М.: Политиздат, 1989. – С. 231
27. Иобидзе Т.Д. Время человеческого бытия и психологические особенности его переживания. Вестник диссертации на соискание ученой степени кандидата психологических наук. – Тбилиси, 1994.
28. Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде // Сумерки богов, – М.: Политиздат, 1989. – С. 230
29. Суконик А. О Чехове, Ляле-комсомолочке и вообще об оборотности судьбы-злодейки // Литературное обозрение. – 1990. – №9. – С. 44
30. Там же. – С. 44
31. Словарь русского языка: В 4-х т. Под ред. А.П. Евгеньевой. – М.: Русский язык, 1985 – 1988. Т. 1. А – Й. 1985. – С. 20
32. Пристли Дж. Д. Антон Чехов // Чеховские чтения в Ялте: Чехов и театр. – М.: Книга, 1976. – С. 184
33. Беккет С. Эндшпиль // Беккет С. Изгнанник: Пьесы и рассказы / Пер. с англ. и франц. – М.: Известия, 1989. – С. 19
34. Там же. – С. 22
35. Там же. – С. 23
36. Там же. – С. 111
37. Там же. – С. 120
38. Невзглядова Е. С женщин у него иной спрос… // Аврора. – 1985. – №1. – С. 126
39. Мережковский Д. Брат Человеческий // Дон. – 1988. – №9. – С. 159
40. Там же. – С. 162
41. Шестов Л. Апофеоз беспочвенности: Опыт адогматического мышления. – Л.: Изд.-во Ленингр. универ., 1991. – С. 66
42. Замятин Е. Лица // Замятин Е.И. Избранные произведения: В 2-х т. Т. 2. М. – 1990. – С. 54
43. Зайцев Б.К. Чехов. Литературная биография. – Нью-Йорк, 1954. – С. 93
44. Карпова В. Если мы теперь не вместе // Гудок. – 1993. 27 Окт. – С. 3