1.2. Жорж Санд и И.С. Тургенев. Параллели взглядов на проблему женской эмансипации
Романы и публицистические сочинения Жорж Санд были восторженно восприняты в XIX веке самыми выдающимися писателями и критиками России. Эта популярность великой писательницы и ее влияние на русскую литературу особенно прослеживается в творчестве писателей «натуральной школы» и прежде всего И.С. Тургенева, что будет рассмотрено нами ниже.
Достоевский утверждал: «…Все то, что в явлении этого поэта составляло «новое слово», все, что было «всечеловеческого», - все это тотчас же в свое время отозвалось у нас, в нашей России, сильным и глубоким впечатлением».[24]
Тургенев определил в западноевропейской литературе два рода романов, названных им «сандовским» и «диккенсовским». Подобного рода классификация жанра красноречиво свидетельствовала о широкой популярности произведений Ж. Санд и высоком авторитете ее имени.
Мечты и идеалы французской писательницы были близки и дороги ее русским собратьям по перу. Писемский, назвав одну из глав своего романа «Люди сороковых годов» - «Жоржзандизм», засвидетельствовал распространение в русском обществе идей Жорж Санд, суть которых выражена им в следующем заключении: «Она представительница и проводница в художественных образах известного учения эмансипации женщин, …по которому, уж конечно, миру предстоит со временем преобразоваться».[25]
Натуральная школа преклонялась перед Ж. Санд прежде всего потому, что ее героини вступают в открытую и мужественную борьбу с буржуазным обществом, его моралью и установлениями во имя человеческих прав униженной этим обществом личности. Ее произведения стали интенсивно переводиться и одобрительно оцениваться в России с 1842 года, особенно журналом «Отечественные записки». Печатались произведения Ж. Санд: «Орас», «Андре», «Жанна», «Теверино», «Жак», «Товарищу круговых поездок по Франции» (с большим сокращением), «Грех господина Антуана» и другие.
Идеи Ж. Санд были созвучны многим писателям натуральной школы. Критика Белинского подготовила почву для прямой постановки актуальных эмансипаторских проблем (о необходимости полной перемены взгляда на предназначение женщины).
Следы влияния Ж. Санд заметны в повестях ее откровенных подражателей: «Неосторожное слово», «Безобразный муж» Н. Станицкого (А.Я. Панаевой), «Без рассвета» П. Кудрявцева, «Полинька Сакс», «Лола Монтес» А. Дружинина, «Родственники» И. Панаева. Сандовские мотивы выражались главным образом в отстаивании прав женщины выбирать себе суженого, разрывать ложные брачные путы. Герой в русской повести не коварный и циничный Реймон, он не изменит героине, это определенно родной брат Ральфа Брауна, верно опекающего Индиану Дельмар во всех ее злоключениях. Героиня А.Я. Панаевой произносит одну из излюбленных тирад Ж. Санд: «Нет, я поняла, что женщине нужно родиться с правами, чтобы свободно дышать в этом обществе, куда завело меня честолюбие мужа и моя ветреность! Мы, пришельцы, жалкую роль играем посреди них. Да и скажите мне, ослепленные женщины, чего желаете вы, что хотите вы найти там? Разве в балах и роскоши вы найдете себе счастие?.. Внешним блеском можно удовлетворить дикаря, а не мыслящего человека…»[26]
У Ж. Санд женщина всегда сильнее, благороднее мужчины. При всех несчастьях она одерживает над ним моральную победу. В 40-х годах сильно понизился престиж героев и сильно возвысилось самосознание героинь.
Натуральная школа настойчиво искала обыденных, будничных, подлинных коллизий и их разрешения. И здесь уже начинался отход от специфической жоржсандовской трактовки проблемы эмансипации.
Ж. Санд стремилась дополнить критику существующих порядков утопий, идеальными отношениями. Но так как в России уже слишком трезвым был реализм натуральной школы, то сладкие, идиллические, надуманные концовки романов Ж. Санд не принимались. Сколько ни старалась она убеждать, что человек, разуверившийся в обществе, может бежать из него и быть свободным, писательница сама часто проговаривалась – реальность торжествовала над утопией. Это чутко уловил Тургенев.
В начале 1850-х годов Тургенев оказывается на литературном распутье. Стремясь к «спокойным линиям» «объективного» творчества, т.е. к роману, но будучи не слишком уверен в своих силах, Тургенев ищет опоры в русской и западноевропейской литературах. Но Пушкин и Гоголь кажутся ему недосягаемыми образцами, а художественная практика известнейших на Западе писателей-современников (Бальзак, Гюго) явно не соответствует его эстетическим вкусам и склонностям. Размышляя о возможных путях развития русского романа, Тургенев отвергает также обстоятельный исторический роман Вальтера Скотта, как уже несовременный, отживший свой век и потому непригодный в русских условиях. Об историческом же романе Дюма, занимательном, но лишенном подлинной правды и глубины содержания, Тургенев отзывается с полным пренебрежением. В конце концов писатель останавливается на двух типах романа – сандовском и диккенсовском. «Эти романы, - пишет он, - у нас возможны и, кажется, примутся». Все эти мысли Тургенев высказывал в переписке с современниками (П.В. Анненковым, В.П. Боткиным, семейством Аксаковых) и главным образом в критической статье о романе Евгении Тур «Племянница», напечатанной в 1852 году.
Долгое время творчество Жорж Санд было близко Тургеневу. Вследствие этого анализ проблем становления и жанрового своеобразия романного творчества Тургенева в иных случаях немыслим без обращения к художественной манере Жорж Санд, без сопоставления ее произведений, с указанной точки зрения, с некоторыми его романами и в особенности с первым из них – романом «Рудин».
Как известно, попытки такого рода уже предпринимались. Прежде всего следует упомянуть о работах Вл. Каренина (Стасовой-Комаровой), в которых роман «Рудин» бегло сопоставляется с романом «Орас» (1843). Исследовательница приходит к выводу, что образ Дмитрия Рудина представляет собой ни больше ни меньше как русскую вариацию жорж-сандовского фразера Ораса; что Наталья Ласунская, Волынцев и Лежнев, в свою очередь, если не «списаны», то во всяком случае очень похожи, соответственно, на персонажей Ж. Санд Марту, Поля Арсена и Теофиля. «Главное, - утверждает она, - не в этих отдельных сходствах действующих лиц, а в общем ходе рассказа и в отношении обоих авторов к своему герою: развенчание человека слова перед людьми простого сердца, горячего чувства, честного, хотя и скромного дела». «Это, - продолжает автор, - любимая тема Жорж Санд: противопоставление двух типов: типа, который Аполлон Григорьев называет типом хищным и типа смирного… т.е. людей, поглощенных своей личностью, умных, рефлектирующих, эгоистов или половинчатых, холодных или слабовольных, неспособных предаться одной идее, одному горячему чувству, людей ума, оказывающихся несостоятельными перед людьми воли и сердца. Эта идея проходит, что называется, красной нитью через все почти романы Жорж Санд, от «Индианы» и до «Вальведра» или прелестной «Марианны Шеврез»… и она же является господствующей в произведениях Тургенева, от «Свидания» в «Записках охотника» и «Аси» до «Клары Милич», не говоря уже о «Вешних водах» или «Якове Пасьенкове»…».[27]
Ключом к пониманию того, как подчас своеобразно и неожиданно использовались идейно-художественные традиции Жорж Санд в пору изначального формирования романа Тургенева, является уже упомянутая статья о «Племяннице». Но суждения о Ж. Санд вряд ли могут быть правильно поняты при изолированном анализе, вне их связи с целым рядом других высказываний писателя по тому же поводу. Поэтому прежде следует остановиться на характеристике некоторых главных моментов из истории восприятия Тургеневым личности и творчества Жорж Санд в разные годы его жизни.
Интерес Тургенева к идеям и образам Жорж Санд наметился, как и у большинства крупных деятелей русской литературы, его современников (Белинский, Салтыков-Щедрин, Герцен, Достоевский, Писемский, Гончаров и др.), в сороковые годы и сказался определенными последствиями в цикле очерков «Записки охотника».
В связи с этим часто цитировалось, например, письмо Тургенева к Полине Виардо (5 (17) января 1848 г.), в котором он восхищается «описанием осеннего дня» в романе «Франсуа Найденыш» (1847-1848). «У этой женщины, - писал Тургенев о Ж. Санд, - есть дар передавать самые тонкие, самые мимолетные впечатления твердо, ясно и понятно; она умеет рисовать даже благоухания, даже мельчайшие звуки».[28] Мастерство Жорж Санд в этой области, свойственный ей психологизм и проникновенный лиризм пейзажа находим живейший и родственный отклик у Тургенева, закрепляли в его воображении впечателния, порожденные русской природой, изображениями которой изобилуют «Записки охотника». В пору их создания несомненное влияние на Тургенева оказывало и народолюбие Жорж Санд, выражавшееся в мягкой, поэтически-женственной форме. В связи с этим один из исследователей отмечал в очерках «Хорь и Калиныч» и «Касьян с Красивой Мечи» определенную перекличку с изображениями крестьян в романе Жорж Санд «Мопра» (1837).
Впоследствии писатели как бы поменялись ролями. В 1872 году Ж. Санд напечатала свой очерк «Пьер Боннен», сопроводив его восторженным посвящением Тургеневу. Рассказывая о глубоком впечатлении, произведенном на нее «Записками охотника», с которыми она познакомилась довольно поздно по несовершенному переводу Шаррьера, Ж. Санд с особой теплотой охарактеризовала в этом посвящении свойственное Тургеневу «чувство трогательной доброжелательности», которым, по ее словам, «не обладали другие» русские «поэты и романисты… Вы – реалист, умеющий все видеть, поэт, чтобы все украсить, и великое сердце, чтобы всех пожалеть и все понять».[29] А еще через два года, прочтя повесть «Живые мощи», Ж. Санд, по словам П.В. Анненкова, писала Тургеневу: «Учитель, - все мы должны пройти вашу школу!»[30]