Так, например, один из участников банды Фомина, Чумаков, говорит о себе после того, как убил Капарина и намеревался убить Мелехова: «Такая уж у меня должность убивать людей…»[22] Эти слова заставляют Григория внимательно приглядываться к своему спутнику: «Смуглое, румяное и чистое лицо Чумакова было спокойно и даже весело. Белесые с золотистым отливом усы резко выделялись на загорелом лице, оттеняя темную окраску бровей и зачесанных назад волос. Он был по-настоящему красив и скромен на вид, этот заслуженный палач фоминовской банды…»[23]
Художник сталкивает, казалось бы, несовместимые понятия: внешняя красота , скромность и заслуженный палач – для того, чтобы показать за внешним уродливое и безобразное.
У Митьки Коршунова «желтело маслятся круглое с наглинкой глаза». Сам по себе желтый цвет вызывает у нас ассоциацию с чем-то наглым и похабным, а «круглые с наглинкой глаза» завершают описание человека, лишенного каких-либо нравственных качеств.
Сопоставляется у Шолохова красота Дарьи и ее внутренняя опустошенность, цинизм. «Красивые дуги бровей» - это не просто внешняя деталь, которую писатель повторяет раз за разом в различных обстоятельствах, они дают представление об одном из ее нравственных качеств: игривости, кокетстве.
«Искусство портретной живописи необычайно усложняется в многоплановом эпическом повествовании. Герои нередко исчезают на весьма продолжительный срок, вновь появляются. Они не должны, не могут забыться. Но писателю не надо всякий раз вновь описывать своих героев. Бывает достаточно упомянуть характерное, важное, чтобы читатель по одной или нескольким приметным деталям смог восстановить облик человека… Постоянно, повторяющееся, «мелеховское» в портрете Григория, Дуняшки, Мишатки, так же как и хромота Пантелея Прокофьевича или черные глаза Аксиньи, полноватый стан ее, красивые дуги бровей Дарьи, пухлая грудь Листницкого и т. д. – лишь один, хотя и весьма существенный, элемент портретной живописи в «Тихом Доне». Едва ли не большее внимание писателя привлекает и то неуловимое – меняющееся, те отметины, которые время и пережитое оставляют на облике человека».[24]
Так например описание главного героя Михаила Александровича строит на сочетании врожденного, характерного и нового, приобретенного им. Это служит средством передачи психологического раскрытия образа.
Григорий на войне, после первых боев, в которых ему довелось участвовать, испытывает тоску, мечется, не может забыть убитого им австрийца. Страдает от ненависти, которая охватывает оба противоборствующих лагеря. Он говорит брату: «Я, Петро, уморился душой. Я зараз будто недобитый какой... – голос у него жалующийся, надтреснутый, и борозда (её только что с чувством внутреннего страха заметил Петро) темнела, стекаясь наискось через лоб, незнакомая, пугающая какой-то переменой, отчужденностью...»[25]
Эта «борозда», которую со страхом увидел Петро, была внешним, видимым выражением того душевного надлома, который пережил Григорий в первые месяцы войны.
По мере развития событий описания Григория Мелехова становятся все более драматичными, он постепенно теряет свою красоту, и этим передается его душевные метания, нелады с самим собой. Все чаще при изображении героя звучат эпитеты: суровый, злой, жестокий. «Мешковатые складки под глазами», «огонек бессмысленной жестокости в глазах», «мертвенно-бледное лицо с невидящими открытыми глазами», «усталый прижму глаз», «преждевременная седина в висках» - все это новые черты, приобретенные Григорием.
Одно из последних его развернутых описаний дано после бегства из банды Фомина. Аксинья, всматриваясь в спящего Григория, видит не то, что ей хорошо знакомо, а что-то суровое, незнакомое: «Черные ресницы его, с сожженными солнцем кончиками, чуть вздрагивали, шевелилась верхняя губа, обнажая плотно сомкнутые белые зубы, Аксинья всмотрелась в него внимательнее и только сейчас заметила как изменился он за эти несколько месяцев разлуки. Что-то суровое, почти жестокое было в глубоких поперечных складках между бровями ее возлюбленного, в складках рта, в резко очерченных скулах... И она впервые подумала, как, должно быть, страшен он бывает в бою, на лошади, с обнаженной шашкой. Опустив глаза, она мельком взглянула на его большие узловатые руки и почему-то вздохнула...»[26] В нем почти не осталось от того прежнего, постоянно улыбающегося парнишки.
Нравственные изменения происходят одновременно с быстрым старением Мелехова, и все окружающие его люди говорят и думают об этом с горечью и болью. «Ох, и постарел же ты братушка! – сожалеюще сказала Дуняшка. – Серый какой-то стал, как бирюк...»[27] Замечает это и Аксинья: «Милый мой, Гришенька, сколько седых волос – то у тебя в голове...»[28] Видит это и Мишатка: «Мишатка испуганно взглянул на его и опустил глаза. Он узнал в этом бородатом и страшном на вид человеке отца...»[29]
Вот так меткими, точными средствами портретной характеристики Шолохов обрисовывает нравственное превращение человека.
Конечно же, только с помощью описания героя создается его образ, этому помогает косвенная и несобственно – прямая речь.
«Посредством несобственно – прямой речи чаще всего выражаются мысли, чувства, протекающие в глубине сознания и часто им не осознанные, не выраженные в характерной индивидуально – речевой манере. Писатель как бы начинает говорить за героя, именно говорить, а не описывать, но так, что всегда ощущается подвижная, гибкая граница между повествователем и действующим лицом...»[30]
Так, например, Григорий, загнанный вместе с фоминской бандой на необитаемый, отрезанный половодьем островок, сидит на берегу, смотрит на воду. «Хорошо было смотреть на разметавшуюся у берегов бешено клокочущую быстрину, слушать разноголосый шум воды и ни о чем не думать, стараться не думать ни о чем, что причиняло страдания...»[31] Шолохов выражает чувство, настроение Григория, но не в прямом описании от автора или в прямой речи героя, а пользуясь косвенной или несобственно – прямой речью. Это позволяет ему соединить объективность описания с интимностью человеческого чувства.
После неторопливо умиротворенного «хорошо было смотреть...» звучит напряженное, доходящее до крика «и ни о чем не думать, стараться не думать ни о чем». Лексический и ритмический повтор приобретет необычайную психологическую выразительность. Григорий пытается утишить боль пережитого, словно уговаривает себя: «ну думать». Все изболелось в этом человеке, так много страдавшем, так жестоко ошибавшемся.
С помощью косвенной речи писателю удается передать моральное состояние героев.
Ильинична напутствует Григория перед отъездом на войну: «Ты Бога-то... Бога, сынок, не забывай! Слухом пользовались мы, что ты каких-то матросов порубил ... Господи! Да ты Гришенька, опамятуйся! У тебя ить вон, гля, какие дети растут, и у энтих, зарубленных тобой, тоже небось детки поостались... Ну как же так можно? В измальстве какой ты был ласковый да деланный, а зараз так и живешь со сдвинутыми бровями. У тебя уж, гляди-кось, сердце, как волчиное исделалось... Послухай матерю, Гришенька!»[32] Этими словами Шолохов фиксирует наше внимание на том, как изменился главный герой: «от ласкового да желанного» до «сердце, как волчиное исделалось».
М. А. Шолохов – еще и мастер диалога, монолога. Речь его персонажей отражает особенности из жизненного уклада, среды, характеров.
«На диалоге строятся незабываемые картины в «Тихом Доне». У Михаила Александровича диалог нельзя заменить, скажем, повествованием или описанием. У него нет того, чтоб он говорил за героев, даже очень близких ему, как-то вмешаться в их споры, от чего несвободны были многие художники. Здесь строгая объективность, установка на такое искусство, когда сами от себя говорящие образы становятся носителями идейного содержания».[33]
Характерен в этом отношении разговор Мелехова с большевиком Потляровым: «Ты говоришь - равнять, - обращается Григорий к собеседнику...- Этим темный народ большевики и приманили. Посыпали хороших слов и попер человек, как рыба на приваду! А куда равнение делось? Красную армию возьми; вот шли через хутор, взводный в хромовых сапогах, в «Ванек» в обмоточках. Комиссара видал, весь в кожу залез, и штаны и тужурка, а другому и на ботинки кожи не хватает. Да ведь это год ихней власти прошел, а укоренятся они – куда равенство денется?...
- Твои слова – «контра»! – холодно сказал Иван Алексеевич, но глаза на Григория не поднял...»[34] А не поднял, потому, что чувствовал в словах собеседника правду, но не принял чужого «метания», так как не свойственно оно Котлярову. Даже понимая правильность слов Григория, не будет мучится он и не изменит единожды принятого решения. Мелехов же с его тонкой душой понимает многое, от этого его сомнения, ощущение неправоты того и другого лагеря. И единственное, что мог сделать Иван Алексеевич пригрозить: «Ты такие думки при себе держи. А то хоть и знакомец и Петро ваш кумом доводится, а найду я против тебя средства... Поперек дороги нам не становись. Стопчем!»[35]
И топтал бы, а вот Мелехов, узнав об аресте Котлярова, бросился в погоню, чтобы от смерти, вырвать из плена. Из этого диалога видны два совершенно разных человека. Один охвачен ненавистью, переедет всех, кто встанет на его пути, другой – великодушный, всепрощающий.
Михаил Александрович Шолохов совершил художественное открытие в характеристике героев. Ученые назвали это открытие «хоровое начало».