Стихотворение "Весенние воды" характерно для тютчевской поэтики. Но само по себе оно может принадлежать в равной мере и поэту-реалисту и поэту-романтику. О художественном методе Тютчева нельзя судить по какому-либо отдельному его стихотворению. Метод Тютчева-поэта выявляется в системе его лирики и поэтическом контексте.
То, что мы отметили как собственную, индивидуальную черту в стихотворении "Весенние воды" (его сильный динамизм), является свойством всех стихов Тютчева о природе. Лирика Тютчева вообще богата не столько красками, сколько движением. Стихи его, как правило, представляют собой не картины, а сцены…
Правда, свои первые стихи о природе Тютчев написал ещё в Германии. Там родилась его "Весенняя гроза". Вот так она выглядела в "немецком" варианте, впервые напечатанная в 1829 году в журнале "Галатея", который издавал в Москве Раич:
Люблю грозу в начале мая:
Как весело весенний гром
Из края до другого края
Грохочет в небе голубом!
И вот как эта первая строфа звучит уже в "русской" редакции, то есть переработанная поэтом после возвращения в Россию:
Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний первый гром,
Как бы резвяся и играя,
Грохочет в небе голубом.
Именно это стихотворение у нас ассоциируется с первыми раскатами грома весной.
В стихотворении "Вчера, в мечтах обвороженных…" Тютчев, изображая движение солнечного луча, стремится ухватить и словесно обозначить каждый его новый ход, каждый момент. Движение показывается как бы замедленно, и благодаря этому оно выявляется особенно чётко:
Вот тихоструйно, тиховейно,
Как ветерком занесено,
Дымно-легко, мглисто-лилейно,
Вдруг что-то порхнуло в окно.
Вот невидимкой пробежало
По темно-брезжущим коврам,
Вот, ухватясь за одеяло,
Взбираться стало по краям, -
Вот, словно лента, развеваясь,
Меж пологам развилось…
Слово в о т в этом стихотворении - прямое указание на новое состояние, новую фазу в движении. Тютчев вообще любит слова, которые обозначают, неустойчивость во времени, сигнализируют об изменениях. Помимо слова "вот", это слова "ещё", "когда", "теперь" и особенно любимое слово "вдруг": "Где бодрый серп гулял и падал колос, теперь уж пусто всё…"; "ещё минута, и во всей неизмеримости эфирной раздастся благовест всемирный победных солнечных лучей…", " вдруг солнца луч приветный войдёт украдкой к нам…"
А Лев Николаевич Толстой признавался, что каждой весной в его памяти возникают строфы тютчевской "Весны"
Как ни гнетёт рука судьбины,
Как ни томит людей обман,
Как ни броздят чело морщины,
И сердце как ни полно ран,
Каким бы строгим испытаньям
Вы не были подчинены, -
Что устоит перед дыханьем
И первой встречею весны!
А летом, когда мы видим сгустившиеся грозовые тучи и переводим взгляд на притихшие поля, нам опять-таки вспоминаются тютчевские стихи:
Зеленеющие нивы
Зеленеют под грозой
Стилистика Тютчева
То, что мы условно называли "долгим, удлиненным" словом, - характерная черта стилистики Ф. И. Тютчева. О её осознанности свидетельствует не только употребление естественных многосложных слов, но и "искусственно" многосложных. У Тютчева часто случаи "словосложения", употребления сложносоставных слов:
И всё для сердца и для глаз
Так было холоднобесцветно,
Так было грустно-безответно, -
Но чья-то песнь вдруг раздалась…
Усыпительно-безмолвны, как блестят в тиши
золотистые их волны, убелённые луной;
И спящий град, безлюдно-величавый,
Наполнена своей безмолвной славой…
И сквозь глянец их суровый
Вечер пасмурно багровый
Светит радужным лучом…
И в чистом пламенном эфире
душе так родственно-легко…
Тютчев не только использует в своём поэтическом языке длинные, величественные по звучанию слова, но часто сам творил их.
Все призраки возвышенного имеет не только поэтическая лексика, но и синтаксис Тютчева. По своим преобладающим формам этого синтаксис своеобразного внутреннего диалога, с его вопросами и ответами, с его обращениями к отсутствующему собеседнику, неожиданными поворотами и эмоциональными реакциями и взрывами:
Молчи, прошу, не смей меня будить.
Не их вина: пойми
Коль можешь, органа жизнь глухонемой!
Увы, души в нём не встревожишь
И голос матери самой!
Слёзы людские, о слёзы людские,
Льётесь вы ранней и поздней порой…
Льётесь безвестные, льётесь незримые,
Неистощимые, неисчислимые, -
Льётесь, как льются струи дождевые
В осень глухую, порою ночной.
Анафора, повторение одних и тех же слов в начале строки и в одной и той же строке увеличивают напряжение внутренней мысли, помогают постичь трагизм чувства поэта. У Тютчева не совсем обычный внутренний диалог - и соответственно необычен синтаксис его диалогических стихотворений. Это не столько разговоры с предполагаемым собеседником, сколько с самим собой. Это разговор - размышление. И это синтаксис размышляющей речи - в муках и постоянном борении размышляющей.
Диалог Тютчева часто производит впечатление нелёгкого - и по содержанию, и по формальным, грамматическим признакам.
Былое - было ли когда?
Что ныне - будет ли всегда?…
Пройдёт оно, как всё прошло,
И капет в тёмное жерло
За годом год.
За годом год, за веком век…
Что ж негодует человек,
Сей злак земной!..
Он быстро, быстро вянет - так,
Но с новым летом новый злак
И лист иной…
Синтаксис подобных конструкций Тютчева представляет собой разговорно-утяжеленную форму, его фиксирует и поворот фразы, и резкий и значительный поворот мысли. Такие конструкции позволяют почти физически ощутить процесс поэтической речи и поэтического раздумья - трудного, высокого, страстного. Тютчев не боится речевой дисгармонии - он подчиняет её своим художественным целям. Он прибегает к интонационным перебивам и диссонансам, чтобы придать драматизм и стиховой фразе, и заключенной в ней мысли. Синтаксические конструкции и обороты у Тютчева могут быть и "утяжеленными" и "лёгкими", но они во всех случаях производят впечатление естественных. Ход авторской мысли и речи, её построение кажутся безыскусственным и точно "неподготовленным", случайным. Эта безыскусственность и кажущаяся неподготовленность речевого строя особенно бросаются в глаза в некоторых необычных началах:
И бунтует и клокочет,
Хлещет, свищет и ревёт…
Эти бедные селенья,
Эта скудная природа…
Нет, моего к тебе пристрастья
Я скрыть не в силах, мать - Земля…
Подобные начала, как заметил Ю. Тынянов, придают характер обрывочности, фрагментарности тютчевским стихам. В сущности, поэтическая речь Тютчева строится вся на внутренних кульминациях. Поэт говорит только о самом главном, минуя обязательные зачины, словесные "мостики" и связи.
Читая стихи Тютчева, мы вновь и вновь поражаемся неисчерпаемому богатству русского языка. Взыскательное отношение к стихотворному мастерству отличает Тютчева. Несмотря на то, что поэт "не писал, а лишь записывал свои стихи". Он не раз возвращался к записанному, отчеканивал то, что как бы невольно сорвалось с его пера, добиваясь предельной ясности и чёткости стиха. Благоговейному отношению к поэтическому слову учат нас стихи Тютчева. "Он не шутит с музой", - говорил Лев Николаевич Толстой.
Поэтический мир поэта
Нам близок Тютчев, вдохновенный созерцатель природы, нашедший свои, ему одному свойственные краски, чтобы запечатлеть её красоту. Нам дорог Тютчев, чуткий тайновидец человеческого сердца, сумевший передать тончайшие оттенки и глубокие противоречия душевных переживаний. О чём бы ни писал Ф. И. Тютчев: о природе, о любви, о красоте - каждая строка его проникнута тонким философским осмыслением бытия, во всём мы находим философский подтекст. Далёкий от политической жизни, Тютчев воплотил в своём творчестве мир своих глубоких и чистых человеческих переживаний, раскрыл в нём свою богатую натуру красивых людских чувств и мыслей.
Говоря о стиле Тютчева, нельзя не сказать о круге тех проблем, которые его волновали, о темах его поэзии, о романтической природе художественного видения Тютчева. Тютчев был романтиком, в частности в своих стихах о природе, не потому, что его природа лишена признаков реального и правдивого, но потому, что природа его интересовала не конкретно, не в деталях, а как единая, живая сущность. Она интересовала его главным в своих стихийных и космических проявлениях - в грозу, в порывах ветра, при ярком свете солнца, при лунном сиянии. Тютчев любит в природе не предметы и частности, а её стихи, и её тайны - он любит природу в самом возвышенном и загадочном лике.
Поэтический мир Тютчев высокий и в то же время трагичный, но он находится за пределами плоской трагедии. В этом и есть сложность личности поэта, его поэтического строя. О музе Тютчева нельзя сказать, что она "пессимистическая" или, наоборот "оптимистическая". Её определяющая черта - величие. Радость и печаль, доброе и злое, светлое и мрачное у Тютчева не существует раздельно, а слиты в возвышенном. Это внутреннее свойство поэтической мысли находит прямое отражение в языке, в явном пристрастии поэта к антонимическим языковым построениям.
В языке поэзии Тютчева уживаются семантически полярные; противоположные по своему словарному значению не столько сталкиваются, сколько сосуществуют: "со сладким ужасом"; "сладкий сумрак", "и обаянья нет ужасней". По тютчевски звучит:
Люблю сей божий гнев! Люблю сие незримо
Во всём разлитое, таинственное зло…
В том мире высокой поэзии Тютчева стираются многие привычные границы между понятиями - границы смысловые и эмоциональные. Противоположное становится почти однозначным. В стихотворении "О чём ты воешь, ветер ночной?" резко антонимичные понятия, с точки зрения обыденного рассудка, вполне уживаются между собой, составляя узел лирической композиции: