«Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!»
Желание полюбоваться прекраснейшими картинами природы: заходом и восходом солнца, желание неосуществимое, но оно понятно, так как человеку все человеческое присуще.
«Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!»
Желание, которое выглядит, довольно странно, нельзя умереть «сразу», одновременно вечером и утром. Фраза:
«Пляшущим шагом прошла по земле! - неба дочь!
С полным передником роз! - Ни ростка не наруша!»
усиливает трагический смысл. Здесь мы видим непоколебимость и стойкость поэтессы-героини, как она пляшущим шагом, смело прошла свой жизненный путь, рассмеялась всем бедам в лицо.
«Ястребиную ночь Бог не пошлет по мою лебединую душу!». Этот порыв является, пожалуй, надеждой, чем уверенностью, но это мало что меняет, так как это голос сознания поэтессы-героини, перекликающийся с фразой: «Знаю, умру на заре!».
«Отведя нецелованный крест», героиня отказывается от исповеди, ибо нет греха: «лебединая душа» невинна, непорочна, и ей не за что просить прощения. Последняя фраза рокового предзнаменования ставит заключительную точку, подводит черту: «Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!». Звучит уверенность поэта в своей верности искусству, здесь чувствуется ее нотка, ее неповторимый глубокий стих.
В мае 1922 г. Цветаева с дочерью решает уехать за границу. 11 мая они прощаются с родиной и 15 мая приезжают в Берлин, где Эренбург устраивает их в русский пансион. В Берлине происходит встреча Сергеем Эфроном, прибывшим из Праги, где он учился в университете. За два с половиной месяца Цветаева пишет более 20 стихотворений, непохожих на прежние, знаменующих новый этап творчества, лирика ее становится более усложненной, самоуглубленной. Среди них - «Есть час на те слова...», цикл «Земные приметы», «Берлину». Некоторые из них обращены к А.Г. Вишняку, владельцу русского издательства «Геликон» в Берлине, где вышла ее книга «Ремесло»
Благодаря дружественным отношениям России и Германии в ту пору, в Берлине жило не мало писателей - М. Горький, А. Толстой, приезжали В. Ходасевич, Н. Берберова.
Цветаева встретилась здесь с С. Есениным и подружилась с А. Белым, завязала эпистолярное знакомство с Б. Пастернаком, под сильным впечатлением его книги «Сестра моя - жизнь», написав стихотворение «Неподражимо лжет жизнь».
В августе Цветаева перебирается с Алей к мужу в Чехию, где правительство выплачивает русским эмигрантам пособие, за счет золотого запаса, вывезенного из России в Гражданскую войну. В поисках более дешевого жилья семья живет не столько в Праге, которую в отличие от не понравившегося ей слишком буржуазного Берлина, Цветаева полюбила, а в пригородах - деревнях Мокропсы, Новые дворы, Иловищи. Трудный нищенский быт, о котором сохранились образные воспоминания ее дочери, Ариадны Эфрон, искупала близость к природе, вдохновлявшая Марину Ивановну (циклы «Свилла», «Ручьи», «Облака» и др.). Дальние пешие прогулки, которые Цветаева, «рожденный ходок», совершала по горам и лесам Чехии с мужем, дочерью, знакомыми, дружба с А.А. Тесковой, писательницей и переводчицей помогали преодолеть повседневность, вдохновляли творчество. Несмотря на каждодневные заботы, Цветаева писала много, хотя публикация стихов и редкие вечера, на которые надо было самим продавать билеты, приносили мало денег Она много писала о любви, утверждая, что можно влюбиться в ребенка, старуху, дерево, дом, собаку, героя романа, собственную мечту, - так многолика любовь. Кратка и афористична констатация ее разрыва с любимым человеком:
... Ты, меня любивший фальшью
Истины - и правдой лжи,
Ты, меня любивший - дальше
Некуда! - За рубежи!
Ты, меня любивший дольше
Времени. - Десницы взмах! -
Ты меня не любишь больше:
Истина в пяти словах.
В лирике Цветаевой раскрыта не только психология любви - здесь страстные, щемящие стихи:
... А может, лучшая победа
Над временем и тяготеньем -
Пройти, чтоб не оставить следа,
Пройти, чтоб не оставить тени...
1 февраля 1925 года у Цветаевой родился сын Георгий, прозванный ею Мур, о котором давно мечталось, предсказывалось в ее стихах. Через месяц она начинает писать последнее в Чехии произведение -лирическую сатиру, поэму «Крысолов», завершенную в Париже в 1925 г. По ее замыслу, поэзия мстит, когда флейтист из Гаммельна уводит из города, вслед за крысами, утопленными в реке, и детей бюргеров, которые его обманули. После трех с лишним лет пребывания в Чехии семья Цветаевой перебирается осенью 1925 г. во Францию, где ей суждено прожить более 13 лет - в Париже, Вандее, Бельвю, пригородах Парижа - Медонне, Кламаре, Ванве, изредка выезжая в Лондон и Брюссель и ежегодно - летом на море. «Надо сказать, ее мало кто любил, - рассказывала об этих годах С.Н. Андронникова-Гальперн, - Цветаева была умна, очень умна, бесконечно. Фигура прекрасная, тоненькая, плечи широкие, лицо скорее красивое, но странно, она производила впечатление некрасивой, была какая-то бежевая. Говорила очень хорошо, жива, масса юмора, много смеялась. Умела отчеканить фразу... Эмигрантские круги ненавидели ее за независимость, неотрицательное отношение к революции и любовь к России. То, что она не отказывалась ни от России, ни от революции, бесило их. Если годы, проведенные в Чехии, Ариадна расценивала как «веселое нищенство», бедный неустроенный быт во Франции воспринимался тяжелее. Заработки С. Эфрона - случайны, в стране безработица. Колония русских эмигрантов в Париже в основном остается чуждой Марине Ивановне. Лишь два года дела ее идут успешно, но постепенно интерес к ее стихам слабеет, хотя издаются поэмы: «Крысолов» и «Лестница», а в 1928 году сборник «После России». «Эмиграция делает меня прозаиком», - признается она, но и проза идет плохо. Приходится экономить на еде, привычны вещи с чужого плеча, обувь с чужих ног. Аля учится в школе рисования. Берет уроки у художницы Натальи Гончаровой, о которой сохранилась статья Цветаевой, подрабатывает вязанием.
Ненаписанной осталась поэма о С. Есенине, чья смерть годом ранее тоже взволновала ее, сохранилось лишь четверостишье - эпитафия:
... И не жалость - мало жил,
И не горечь - мало дал, -
Много жил - кто в наши жил
Дни, все дал - кто песню дал.
В 1930 г. - еще одна скорбная дата - гибель Маяковского, к которому Цветаева относилась с уважением и восхищением, посвятила стихи, приветствовала во время приезда в Париж в 1928г., переводила его на французский язык. Кончину его она трактовала романтически, объясняя несчастной любовью, в цикле-реквиеме «Маяковскому» оплакивая его, но и отмечая в письмах силу его смерти и чистоту.
Знаменит ее цикл «Стихи к Пушкину» (1931), перед гением которого она преклонялась с младенческих лет, воспринимая его очень лично (книга «Мой Пушкин» 1937г.), посвящая ему с 1913 г. стихи, переведя в 1936 г. 18 его стихотворений на французский язык. Она чувствовала в нем созвучную ей внутреннюю мятежность, вызов каждой строки лицемерам прошлого и настоящего.
... Народоправству, свалившему трон,
Не упразднившему - тренья:
Не поручать палачам похорон
Жертв, цензорам - погребенья
Пушкиных...
Все настойчивее звучит мотив возвращения на родину, куда стремятся и повзрослевшая Аля, в 16 лет принявшая советское гражданство, и С. Эфрон. В стихах возникает
... Даль, отдалившая мне близь,
Даль, говорящая: «Вернись
Домой!»
Со всех - до горных звезд -
Меня снимающая мест!
В 1937 г. Ариадна, а за ней С. Эфрон уезжают в Москву. Тем самым предрешен и отъезд Цветаевой, хотя она и понимает невозможность возвращения «в дом, который срыт», Тесковой пишет: «Здесь я не нужна. Там я невозможна».
Негодование вызывает у нее нападение гитлеровцев на Чехословакию, вызвавшее антифашистский цикл «Стихи к Чехии».
Она предостерегает:
О мания!
О мумия величия!
Сгоришь Германия!
Безумие,
Безумие творишь!
12 июня 1939 г. Цветаева с сыном уезжает в СССР. Семья живет в подмосковном Болщеве, но в жизнь, казалось, налаженную, входит горе: 26 августа арестовывают ее дочь, несправедливо обрекая на лагерь и ссылку (она была полностью реабилитирована «за отсутствие состава преступления» лишь в 1955 году). В октябре следует арест С. Эфрона, расстрелянного в 1941г. и реабилитированного посмертно спустя годы.
Для Цветаевой наступила тяжелая пора: неизвестность о близких, стоянье с передачами в тюремных очередях, болезни Мура, скитания по чужим углам - комната в Голицыне, три разных пристанища в Москве. Ей пытаются помочь Пастернак, Тарасенков, предпринимается попытка в 1940 создать сборник избранных стихотворений, провалившаяся из-за отрицательной рецензии К Зелинского, ей в лицо хвалившего стихи. Зарабатывает на жизнь Марина Ивановна переводами с французского, немецкого и других языков. Работает трудно, медленно, как во всем добиваясь совершенства. Глыбы подстрочников мешают заниматься своим, собственным, но она не может не творить. Рождаются лирические шедевры «Двух - жарче меха! Рук - жарче пуха!..», «Ушел, не ем...», «Пора! Для этого огня...», обращенные к литературоведу Е.Б. Тагеру, и «Все повторяют первый стих...» - к поэту А.А. Тарковскому, посвятившему Цветаевой несколько стихотворений.
Как глубоко личное, выстраданное звучат ее переводы Ш. Бодлера («О ужас! Мы шарам катящимся подобны...», «Бесплодна и горька наука дальних странствий ...», «Смерть. Старый капитан! В дорогу! Ставь ветрило!», и др.) Таков же и один из самых последних ее переводов стихотворения Г.В. Вебера:
На трудных тропах бытия
Мой спутник молодость моя.
Бегут, как дети, по бокам
Ум с глупостью, в середке сам.
А впереди - крылатый взмах:
Любовь на золотых крылах.
А этот шелест за спиной -
То поступь Вечности за мной.
(«Тропы бытия» 1971 г).
В апреле 1941 г. Цветаеву принимают в групком литераторов при Гослитиздате, но силы её подорваны. «Для меня в жизни прежде всего работа и семья, всё остальное - от избытка сил», - делится она с Тагером. Теперь она считает: «Я своё написала, могла бы ещё, но свободно могу не».