И вдруг в это «половодье чувств» вторгается чуждый мотив:
Страшный мир!
Он для сердца тесен!
В нем — твоих поцелуев бред...
III, 163
Сплошные согласные: на 6 гласных в одной строке 14 согласных, стянутых в диссонантные созвучия: с: стр, шн, ндл, рдц... Не последнюю роль играет и то, что в первом случае все четыре строки заканчиваются на гласный, в следующей строфе — на согласный. Интересные звуковые явления наблюдаются и в "Незнакомке". В первой части этого стихотворения (1—6-я строфы) - сплошная какофония, звуки самые разнообразные. Однако и здесь чувствуется некоторая закономерность. В парных строках третьей строфы дается только по два звука в сильной позиции: а—ы, и—ы. В этих же строках многослоговные слова («заламывая котелки», «испытанные остряки») утяжеляют чтение, и это хорошо отражает ту пошлую, тягостную обстановку, которая здесь описана.
Начиная с 7-й строфы(7-9) преобладают звуки а и е, создающие своеобразную музыку очарования: "И каждый вечер, в час назначенный... Дыша духами и туманами... И веют древними поверьями..." Затем, по мере того как образ Незнакомки все отдаляется, - начинается спад, в музыку стиха вступают новые звуки, снова появляется разнозвучность, создающая не плавную мелодию, а как бы голоса вразброд: и-а-у, е-и-е-у. И в последней строфе - усыпляющее у в заключительном стихе и рифме. Снова какофония, снова многозвучность. Это оправдано сюжетом и композицией баллады: лирический герой, на миг очарованный чудным видением, возвращается к исходному настроению.
Контрастность образов должна найти соответственно контрастное художественное оформление Нам представляется не случайной смена звукового оформления на стыке двух полярных картин в «Незнакомке»:
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!» кричат—
И каждый вечер, в час назначенный...
Инструментовка второй (в этом отрывке) строфы на шипящие, кроме, отмеченного уже интонирования на е и а, вносит мир новых звуков. Он входит с шелестом, шорохом, шепотом шелка и невольно все переключается на этот новый звук.
Не обязательно, разумеется, чтобы эта контрастирующая строфа строилась именно на шипящих (дальше мы приведем пример подобной оркестровки, но с противоположным логическим смыслом), но ясно, что в звуковом отношении она должна быть оформлена по-иному. Если бы предыдущая строфа строилась на шипящих, то следующая, коль она контрастна ей, требовала бы иного звучания. Дальше может и должен пойти спад звукового напряжения, но на стыке смыслового контраста необходим контраст во всем.
В поэзии Блока можно встретиться и со следующим довольно сложным и очень интересным явлением. Появление Незнакомки (Дамы из Космоса) — и не только в рассматриваемой балладе — сопровождается, как правило, шипящими, точнее—шуршащими звуками. Логически это можно объяснено тем, что она — или в черных шелках («шелками черными шумна»), или со шлейфом. Но создается и иной, полу-мистический эффект: иллюзия движения — шорох падающей звезды. Великолепно это передано в той же "Незнакомке»:
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный ..
Первая и третья строки, передающие появление Незнакомки и аллитерированные на шипящие, размываются строкой с преобладанием мягких звуков: ль, ль, ни, не. Создается эстетическое чудо ощущения разрыва между сном и действительностью. Незнакомка, явившаяся в шуме жизни приносит не только надежду на воплощение мечты, но и тревогу.
Вторжение дисгармоничности действительности разрушало символический образ, намеченный в духе ранней лирики Блока:
Из хрустального тумана,
Из невиданного сна
Чей-то образ, чей-то странный .. III, 11
Но тут же эта загадочность снимается замечанием, вставленным в многозначительные скобки:
(В кабинете ресторана
За бутылкою вина)
И сразу — резкий музыкальный контраст:
Визг цыганского напева
Налетел из дальних зал,
Дальних скрипок вопль туманный...
Это низведение символистской странности к странности пьяного видения подготовлено первыми же словами – «из хрустального тумана»: столкновение грубо-бытовой реальности с поэтическим образом превращает хрустальный туман в обыкновенное стекло пивной кружки. Именно такое явление мы и наблюдаем в стихотворении «Там дамы щеголяют модами..." - одном из вариантов «Незнакомки». Героиня стихотворения уже не «в туманном движется окне», а виднеется сквозь стекло пивной кружки:
Там дамы щеголяют модами,
Там всякий лицеист остер
Над скукой дач, над огородами,
Над пылью солнечных озер
Туда манит перстами алыми
И дачников волнует зря
Над запыленными вокзалами
Недостижимая заря
Там, где скучаю так мучительно,
Ко мне приходит иногда
Она — бесстыдно упоительна
И унизительно горда.
За толстыми пивными кружками,
За сном привычной суеты
Сквозит вуаль, покрытый мушками,
Глаза и мелкие черты
Чего же жду я, очарованный
Моей счастливою звездой,
И оглушенный и взволнованный
Вином, зарею и тобой?
Вздыхая древними поверьями,
Шелками черными шумна,
Под шлемом с траурными перьями
И ты вином оглушена?
Средь этой пошлости таинственной,
Скажи, что делать мне с тобой —
Недостижимой и единственной,
Как вечер дымно-голубой?
II, 187-188
Нет девичьего стана—есть только вуаль; за вуалью—не «берег очарованный» и не «очи синие бездонные», а «глаза и мелкие черты». Она «бесстыдно упоительна И унизительно горда». Красота опошлена. И все же героиня стихотворения остается «недостижимой и единственной»—она противопоставлена «пошлости таинственной», трактуется как ее жертва. Стихотворение «Там дамы щеголяют модами..» писалось одновременно с «Незнакомкой», но завершил его Блок через 5 лет.
Символика звуковых образов Блока развивалась под знаком непрестанного углубления смысловой сферы стихов. Таинственный мир звуков, непостижимых и роковых, с годами размыкал свой круг, приближаясь к живой жизни и людям, пока не слился с ними в одном нерасторжимом единстве, став частью неделимого целого «звук — живая жизнь».
В эволюции символики звука в образной структуре Блока отчетливо ощутимо движение от частного, конкретного, случайного к обобщенно-типологическому, всеохватывающему значению звуков, к стихии звукового напора и от нее — к всеобщей звуковой гармонии.
В стихотворении 1902 г. под заглавием «Religio» Блок писал:
Любил я нежные слова,
Искал таинственных соцветий...
В самом деле, именно цветовая символика и вообще зрительная образность — основная черта поэтической модели мира, созданной Блоком. Но Блок не только искал таинственных цветовых соответствий: он прислушивался и к таинственным звуковым соответствиям окружающего мира. В 1919 г. в предисловии к поэме «Возмездие» он говорит: «Я привык сопоставлять факты из всех областей жизни, доступных моему зрению в данное время, и уверен, что все они вместе создают единый музыкальный напор». Музыкальное ощущение явлений находит выражение у Блока как посредством повторяющихся образов, подобных лейтмотивам его лирических циклов и поэм, так и посредством тонкой проработки звуковой ткани и ритмического разнообразия его стиха. Ритм и звук в его поэзии очень часто несут совершенно определенную информацию, улавливаемую читателем синэстетически, на подсознательном уровне.
Поясним понятие синестетизма.
Слово "синестезия" происходит от греческого synaisthesis и означает смешанное ощущение (в противовес "анестезии" - отсутствию ощущений). Синестезия - это явление восприятия, когда при раздражении одного органа чувств наряду со специфическими для него ощущениями возникают и ощущения, соответствующие другому органу чувств, иными словами, сигналы, исходящие от различных органов чувств смешиваются, синтезируются. Человек не только слышит звуки, но и видит их, не только осязает предмет, но и чувствует его вкус.
Синестезией называют прежде всего межчувственные связи в психике, а также результаты их проявлений в конкретных областях - поэтические тропы межчувственного содержания; цветовые и пространственные образы, вызываемые музыкой; и даже взаимодействия между искусствами (зрительными и слуховыми) (по Б.М. Галееву).
В чем же суть понятия "межчувственная связь" (синестезия), ее функций в искусстве? Речь идет о взаимодействиях в полисенсорной системе чувственного отражения, возникающих по принципу ассоциации. Простейшие связи, как известно, - "ассоциации по смежности", а наиболее значимые для искусства это "ассоциации по сходству". Сходство может быть сходством по форме, структуре, гештальту(форме/виду) слухового и зрительного образов (например, на этом строится аналогия: мелодия-рисунок). Сходство может быть и по содержанию, и по эмоциональному воздействию (на этом основаны, например, синестетические аналогии "тембр-цвет", тональность-колорит"). Последний тип синестезий наиболее характерен искусству, и при признании связующего посредничества высших, "умных" эмоций, в формировании синестезий можно усмотреть участие мыслительных операция (пусть они и осуществляются чаще всего на подсознательном уровне). В связи с этим синестезию следует отнести к сложным специфическим формам невербального мышления, возникающим в виде "со-представления", "сочувствования", но отнюдь не "со-ощущения", как то трактуется согласно этимологии этого слова.
Таким образом, будучи специфической формой взаимодействия в целостной системе человеческой чувственности, синестезия есть проявление сущностных сил человека, но отнюдь не некий эпифеномен, и конечно же, не аномалия, а норма - хотя ввиду возможной "скрытости" своего происхождения в каждом конкретном случае она и недоступна для поверхностного научного изучения. Более того, синестезию можно охарактеризовать как концентрированную и симультанную актуализацию чувственного в широком спектре его проявлений: во-первых, "умноженная" сенсорность и, во-вторых, эмоции, осуществляющие как посредник это "умножение".